«Если дверь закрыта, вас там никто не ждёт».
Ричард Чейз
Ровно шесть лет назад на Кеннет-авеню некий мистер Ламет открыл бар. Бар очень даже скромный: отличающийся среди остальных баров не столь своей скромностью и простотой, сколь неуместностью на этой вековой улице. Так повелось, что издавна отцы передавали свои трактиры и постоялые дома сыновьям, а те, в свою очередь, своим: традиция пережила многое, но сохранилась до наших дней. На Кеннет-авеню таких баров было всего три, и они были акулами в своем деле, конкурентов без корней съедали за милую душу. И, нужно отметить, ходили в эти заведения только здешние, те, кто прожили в Миссуле не меньше трех поколений, и очень богатые туристы, коих было мало. Мистер Ламет был человеком простым, он был нездешним и тем более небогатым. Но он очень любил сидеть в барах и, потихоньку попивая холодное пиво, наслаждаться разговорами с неизвестными людьми. Те и послушают, и поддержат. А вот в барах Кеннет-авеню такого не приветствовали, чужаков не любили, мистера Ламета внесли в списки недоброжелателей. Вот и пришлось мужчине открыть свое заведение для всех желающих. Вначале дело шло очень плохо, и мистер Стэн Ламет подумывал закрыть бар. Одно хоть радовало — местные акулы его в счет не ставили. Но не прошло и полтора месяца, как в бар зачастили люди странной внешности: немолодой Ламет хоть и относился скептически к таким радикально-ярким личностям, все же обрадовался посетителям. Те не ломали мебель, посуду — вели себя довольно-таки, по мере градуса, прилично. Со временем посетителей стало так много, что мистеру Стэну пришлось выкупить соседнее помещение — поставить несколько бильярдных столов, и, по мере увеличения дохода, нанять персонал. Вот в этот период и начались настоящие проблемы, коих мистер Стэн и не знал — всего их было две, но говорить лучше о главной: главная проблема была связана с посетителями. Так повелось, что в бар, куда собирались неординарные личности, зачастили, так сказать, представители сексуальных меньшинств: хотя мистер Ламет видел их воочию впервые, то бишь в открытую — пойти помолиться и просить прощения у бога за человечество хотелось сильно. Но не прогонять же их — все-таки посетители. Проблема заключалась в том, что неординарные личности не были толерантными, как хозяин заведения, и всячески при встрече в баре начинали оскорблять эти самые меньшинства, а заканчивались это мордобоем, полицией и счетом за новую мебель. Вот тут-то и пришлось мистеру Стэну Ламету создать «расписание» для тех или иных групп, что весьма сильно помогло. Ваас припарковался на площадке Кеннет-авеню напротив забегаловки мисс Рунет. Добавив звук радиоприемника, он стал бить пальцами по рулю, представляя на его месте барабан, в такт музыке, подпевая на куплете, он посмотрел в зеркало заднего вида на себя. Проведя рукой по ирокезу, он, наклонившись, достал из бардачка бейсболку с плоским козырьком. Надев ее как можно аккуратнее, он вырубил музыку. — Тебе лучше быть там, педрила, — рассматривая себя в зеркале, сказал Ваас и вышел из машины. Харкнув на асфальт, Монтенегро полностью надел комбинезон и широким шагом направился в бар «Винтовая лестница» мистера Ламета. Зайдя в помещение, Ваас приблизился к барной стойке и сел у стены в самое непримечательное место. Народу в среду было мало, по графику бар был открыт для геев, так что основная масса дождалась следующего дня. — Что-нибудь налить? — поинтересовался бармен у Вааса, протирая стакан. — Да, мне джин с лаймом, — ответил он, пытаясь не светить лицом. Пока обладатель ирокеза ждал свой заказ, иногда оглядываясь по сторонам, на него обратил внимание один из посетителей, которому сегодняшний вечер никак не хотелось проводить в одиночестве. Докурив сигарету и потушив остаток в пепельницу, мужчина сел возле Монтенегро. — Скучаешь? — обратился он к нему, подпирая подбородок тыльной стороной ладони. — Нет! — отчеканил кареглазый, получая свой напиток в высоком стеклянном бокале с толстым дном, на треть заполненный кубиками льда и плавающей в нем долькой цитруса. — Эй, — мужчина подвинулся еще ближе, касаясь своими коленями бедра Вааса. — Съебался. Нахуй, — процедил сквозь зубы тот, доставая из стакана дольку лайма и, покосившись на незнакомца, закусывая его. — Какой ты строптивый, — цокнул блондинистый мужчина, кладя свою руку ему на колено. — С острым язычком. Монтенегро, тупо попялившись в пустоту, отпил несколькими глотками крепкий джин. Ощущая во рту зубодробящий холод, он повернулся к мужчине и сжал его руку до хруста, а чтобы тот не кричал, и рот в придачу. — Шшш, тихо, тихо, петушила, еще звук — и руке пиздец, ты меня, блядь, понял, а? — наклонившись к его уху, процедил сквозь зубы Ваас. От сильной боли у блондина из глаз брызнули слезы, и он, что-то мыча, покивал. — Вот и отлично, perra. Так вот, я человеческим, мать его, языком сказал тебе съебаться: что из этого непонятно? Мужчина стал мычать активнее, тем самым привлекая ненужное для обладателя ирокеза внимание. — Эй, голубики, не здесь, пожалуйста, — упрекающе попросил бармен, не поворачиваясь. Монтенегро усмехнулся, покосившись на него, давая палец на отсечение на то, что бармен не в восторге от места пребывания. — Как скажешь, — ответил он, смачно поцеловав в висок блондина, опуская тому руку. — Бля… — заскулил мужчина, прижав свою руку к груди и делая попытки встать. — Ты чертов псих! — Ветра попутного в горбатую спину, perra, — Ваас, сморщив лицо, повернулся обратно к барной стойке. Если бы не факт того, что блондинистый уебок поднял бы шум, Монтенегро с легкостью сломал бы тому руку — проклятое общество сковывало во всех смыслах этого слова. Убивать нельзя, бить нельзя, и еще хуева туча правил, которые ему пришлось заучивать, лежа с дырой в брюхе у доктора Э. — Приятель, повтори, — Ваас поднял стакан, где потихоньку таяли кубики льда. Единственное, чего это общество не запрещало — чертовски стоящее пойло. — Окей, — ответил бармен. Броди, убрав посуду и положив остатки ужина в холодильник, поплелся к ноутбуку. Взяв его, он направился в свою спальню, где, лежа в кровати, было удобнее работать. Взобравшись на свою постель, Джейсон, в предвкушении улыбаясь, открыл компьютер и, похрустев суставами, начал печатать. Сначала была мертвая тишина, потом на экране появилась серая рябь, несущая за собой тихое шипение, белый шум, хлопок — и цветная картинка. Меня забросило в чащу леса. Тяжелое дыхание оператора и постанывание паренька, лежащего на белой простыне. Мужчина с пустым взглядом фиксирует судороги ребенка, он время от времени поправляет камеру, наводя ее на свою жертву, одетого в чистую форму скаута. Он бережно гладит его по щеке, отводит в стороны воротник и прикладывает к белоснежной коже острие ножа. По телу оператора проходит волна возбуждения, он садится на живот своей жертве и с отразившимся от ножа блеском в глазах опускает холодное оружие. Снова — хлопок. Кадр сменяется: теперь оператор подводит камеру к уже отрубленной голове паренька, на лице которого отразилась гримаса ужаса и боли… — О чем задумался? — полицейский буравит Бамби тяжелым взглядом, пытаясь этим взглядом проделать дыру у того между глаз. — Да так, — Хьюз моргает и улыбается. — Вспомнил нашу первую встречу — как ты стонал, извивался, пока я засовывал в твою задницу рукоять своего ножа. Рамси передёрнуло, он сразу же поморщился, сжимая челюсти. — «Ах-ах, вытащи, вытащи его», — кажется, так ты кричал, — усмехнулся Бак, делая голос тоньше. — Заткнись! — не выдержав, крикнул Кит, сжимая подлокотник кресла. Эти воспоминания были самыми ненавистными шерифу, и бывший киллер знал это весьма хорошо. В тот день молодой, полный надежд, решимости Рамси был сломлен, растоптан, унижен настолько, что до сих пор смотреть в глаза своим бывшим сослуживцам для него было тяжело и невыносимо, а Бак вел себя так, как будто не он разрушил его жизнь. У Хьюза на лице расплылась ехидная улыбка. — Да если бы не ты, уебище, всего этого дерьма и в помине не было бы! Я знаю, чего ты от меня хочешь, знаю, а вот фигушки, сука. Выкуси! Сегодня я нагну тебя, — Кит разошелся не на шутку, он так сильно надрывался, что покраснел. — Я не стану прикрывать твою задницу от сумасшедшего фаната Умы Турман. Пусть приходит и засунет катану — или что у него там — тебе в очко, до гланд. — Закончил? — Да по… — Рамси ощутил тяжелый кулак на своей скуле. Его чуть ли не опрокинуло с креслом от силы удара. — Ты базар фильтруй, мальчик, ведь я могу разозлиться, — Бамби стряхнул руку. Шериф, схватившись за больное место, поднял полный ужаса взгляд на нависающего над ним Бака. — Нагнуть меня вздумал? Перечить мне? Я погляжу, в последний раз ты не весь урок усвоил. Ну-ка, папочка тебе все объяснит, — мужчина схватил шерифа за руку и потащил того к кровати. — Нет! Ты ведь обещал! — Рамси попытался освободить свою руку. — Ты мне тоже кучу всего пообещал. Но вот незадача: ты только что уже нарушил парочку из этого списка. Кровать скрипнула и прогнулась под весом мужчины, опрокинутого на нее. — Бамби, пожалуйста… я, я возьму свои слова обратно, — Шериф отполз на другой конец кровати. — Ты ведь знаешь, что этим меня только возбуждаешь, да? Бляшка ремня Хьюза была обычной. Но сам ремень был из настоящей кожи — он любил носить такие. И любил иногда пускать их вход. Бамби смотрел на свою жертву сверху вниз, безжалостно давая понять, что с ним будет, накручивая ремень на кисть руки. — Ах да, как твоя девушка относится к тому, что ты слегка будешь помятым завтра? Надеюсь, она не будет ревновать? Хьюз схватил Рамси за ногу и потянул на себя. — Сволочь! — Кит свободной ногой замахнулся прямо в живот мужчине, но тот успел перехватить и эту ногу.Сложив его конечности вместе, он с силой перевернул Кита на живот. Шериф в панике хватался за бордовую простынь, озирался по сторонам, ища то, чем можно было бы оглушить обидчика. — Даже не думай, мальчишка! — Бак вздернул затворную задержку своего пистолета, направляя дуло прямо в плечо мужчине. — Ты же помнишь, чем кончился прошлый раз? Кит замер, закусив губу, лежа на животе, опираясь на локтях, ожидая дальнейших действий Бамби. — А теперь давай, снимай свои штанишки и белье, покажи папочке свою бледную задницу. Кровать опять скрипнула. Кит приподнялся, вставая на колени, и обернулся через плечо. — Что такое, ширинка заела? — Сколько мне это терпеть? — Это будет повторяться, пока урок не будет усвоен, детка. — Ты на протяжении пятнадцати лет несешь бред о своем уроке. Почему я, чёрт возьми, почему?! — Почему ты? Хьюз особо не задавался этим вопросом, он просто иногда подмечал, что Кит особенный, да. С ним не надо было сдерживаться, он многое терпел и всегда возвращался. Он не ломался под его гнетом. Просыпаясь утром в его кровати, весь в синяках и кровоподтеках, он минуту сидел, пялясь в пустоту, а потом вставал, одевался и уходил. И возвращался по первому его зову, шипя и язвя. Да, Хьюз об этом особо не задумывался, он просто на уровне своих желаний, инстинктов пытался всегда, с того самого дня, его сломать. Это и была причина. Рамси было некуда деться, дернись он так, что Бамби это не понравится, сразу получит пулю, и тому будет приятней подмять его под себя, истекающего кровью. Он не мог такого допустить, ровно и то, что это могло поднять ненужный шум в участке и дома, где его дожидается невеста. Иногда он мечтал оказаться среди мертвых товарищей, наткнуться первым на эту злоебучую растяжку и быть похороненным с одной медалью на груди. Ведь тогда ему бы не пришлось выдавать местонахождение базы, ведь тогда ему бы не пришлось врать Гранту, не пришлось бы на всю жизнь быть должным Хьюзу лишь из-за того, что тот все-таки не убил Броди и всех остальных с базы. Не пришлось бы. Штаны с бельем упали к ногам Баки. — Хороший мальчик. А теперь давай — на четвереньки, — мужчина ткнул пистолет в спину шерифу. — Ты доволен? — Вполне, — Бак убрал оружие в тумбочку возле кровати. — Так, значит, два месяца прошло с нашей последней встречи? Первый удар прошелся по ягодицам Рамси вполсилы, заставляя его лишь содрогнуться и охнуть. — Нужно будет наверстать упущенное. Ваас допивал уже последний стакан, когда за барную стойку, запыхаясь, прибежал молодой парень. — Прости, прости, Тим. Ты меня просто выручил сегодня. — Ты опоздал, Энджил! Бармен скрестил руки и раздраженно уставился на парня. — Ну, не дуйся, в пятницу я отработаю за тебя. — Ладно, давай быстрее переодевайся, мне надо на вторую работу. Монтенегро крутанул бокал. Его цель наконец-таки пришла. Кит уже даже не кричал, он лишь выдыхал воздух при очередном ударе, мыча и хрипя, когда удар приходился по спине. Он лежал, повернул голову набок, сжимая подушку, после девятого удара ноги не выдержали и соскользнули: теперь он почти находился на полу, но Бамби не останавливался, хотя счет уже перешел за пятнадцать. Член Рамси предательски терся о простынь в таком положении, он получал от этого легкое удовольствие, а боль от ударов ремнем лишь подстрекала его состояние. Стон недолго заставил себя ждать, и с этим — последний удар. Хьюз тяжело дышал, он кинул на пол ремень и вернулся к столику за спиртным, по дороге расстегивая последние пуговицы своей рубашки. Возвратившись, уже успев с горла сделать несколько глотков, он поднял бутылку и медленно вылил содержимое на истерзанную часть тела шерифа. — Зря ты не выпил, когда я предложил. По помещению раздался истошный крик. Рамси зубами вцепился в подушку, зажмурившись до звездочек в глазах. Он оттопырил задницу, прогибаясь в пояснице. — Какая бесстыдная поза. — Сука-а-а-а, — крикнул уже в подушку мужчина. Бак спустил свои штаны с боксерами и, взявшись за бока Кита, притянул его к себе. Он плюнул на свой уже вставший член и немного его подрочил. — Расслабься. — Пошел нахуй! — гневно прохрипел шериф. — Как знаешь, — Бак, потершись о Рамси, начал в него ходить. — Нет, нет, ты порвешь меня! — Рамси попытался вырваться, но Хьюз держал крепко. — Если не хочешь этого, расслабь свое очко, — процедил сквозь зубы тот. — Блядь, больно! Вытащи свой кривой член из меня! — Кит ударил кулаком кровать, кинул за спину подушку, намереваясь попасть в бывшего киллера. Тот, в свою очередь, с размаху шлепнул его по месту, где больше всего прошелся ремень. И неким подобием рыка полностью вошел в него. Кит, возмущенно сопя, попытался привыкнуть и расслабиться, потянувшись к своему уже вялому члену. Но Бак и не думал давать ему передышку. Он сразу же начал двигаться. — Ты все такой же узкий. Неужели в холодные ночи не играешь с дилдо, вспоминая меня? — елейным тоном спросил мужчина, проникая еще и пальцем в анус Рамси и растягивая его. — Черта с два я буду это делать, м-м-м. — Приятно? — Нет! И так всегда: Бамби обычно не любил его растягивать, предпочитая проникать в сухую, причиняя боль. Случаи с прелюдией можно было сосчитать на пальцах, в такие моменты он либо был пьян, либо под дозой, но даже тогда он мало заботился о чувствах того, кого трахал. Хьюз полностью вышел и, потянув Кита за волосы на себя, затем обнимая его, вошел на полную длину, сразу же задевая простату. С губ шерифа сорвался стон, он машинально прогнулся в пояснице, кладя голову на плечо киллера, схватившись за его шею одной рукой, а другой надрачивая себе. Бамби опалял своим частым дыханием затылок мужчины. Он прошелся ладонями по его груди, в уме считая шрамы, оставленные им же — следы чудных дней. — Не сдерживай такие приятные звуки. Дай услышать твои стоны еще. И Кит стонал. Он ненавидел киллера, всей душой ненавидел, но связь, образовавшаяся между ними, была сильнее этой ненависти: хоть мужчина не осознавал этого, он таял от его прикосновений и жаждал их снова и снова. Кит лежал на разворошенной постели в позе звездочки, Бак же сидел, смотря на него выжидающе, выпуская сизый дым в потолок: — Ну, и откуда ты вынюхал информацию? — Ты вытрахал из меня все силы, дай передохнуть, — промямлил шериф. — Я погашу сигарету о твой член. Выкладывай. Свои угрозы бывший киллер выполнял с особым трепетом, шериф знал это не понаслышке, и лучше всего было делать то, что он просит. — Хорошо, хорошо! — он сел в позе лотоса, скривив лицо, ягодицы ныли, но ему было не впервой. — Я покопался в его деле. Ничего особенного, обычные поддельные документы, которые делают только в Бангкоке. Потом… ну, — Кит почесал затылок, — ... в узких кругах уже знают, что на наемников Хойта устроили охоту. — Эти узкие круги, — Бамби сделал кавычки, — еще что-нибудь знают? — Да. Уже галдят, что ты труп. — Здорово. — Что будешь делать? — Рамси приблизился к киллеру, беря из его рук сигарету и затягиваясь. — Ну, сейчас я получу очешуенный минет, а потом пусть приходит. Во всяком случае, убить меня будет непросто.