Взаимное Безумие

      Гарри Поттер экстерном окончив школу, выучился на невыразимца и теперь работал в Отделе Тайн. Он грамотно воспользовался своим положением Героя после войны с Волдемортом: стал самым влиятельным магом после Министра в Магической Британии, принял Лордство Блэк, периодически бывал на Совете Лордов и присутствовал на слушаниях Визенгамота. Уверенно двигаясь по карьерной лестнице, дослужился до заместителя Главы Отдела. Теперь никто не смел корчиться в его сторону в презрении: «Маггловоспитанный полукровка». И везде с трепетом внимали его решениям и советам. Его уже вполне обоснованно боялись и опасались — не единожды Поттер жестоко ломал своих противников, как в интригах, так и в открытом столкновении. Не единожды видели, как от развернувшейся мощи его магии сшибало и прижимало к земле зарвавшихся, и рассыпались чары, артефакты, портились зелья. Не говоря уже о своевременных смертях тех, кто так или иначе вызвал его неудовольствие. Естественно, бездоказательно, но чтобы об этом стало понятно тем, кому нужно. От закомплексованного подростка не осталось и следа. Сложно дважды умерев от Авад одного и того же мага, остаться простым человеком. Первая смерть послужила толчком к развитию Существа. Оно ни во что не вмешивалось в жизни тогдашнего Поттера, просто следило за происходящим. Пока вторая Авада не освободила его, он слился с личностью Гарри, став им самим. Нет. Это не крестраж Волдеморта, нет. Это частичка с той стороны, из иного мира — мира мертвых. Ведь первый Певерелл — дитя самой Смерти, и его потомки — Ее потомки. Полукровки-смертные с рождения и после того как Смерть освободит их от бренной оболочки, восстающие Ее Жнецами в мире, где Она властвует. Но Гарри Поттер — вечное исключение из правил, вечный «Избранный», пробужденный и восставший в обычном мире Жнец в полной силе, пусть и оставшийся в смертном теле. Существо чуждое этому миру, людям, магам. Он сам не знал, почему сестра его покровительницы — Жизнь — не обратила на такое вопиющее нарушение своего внимания. Поттер после высвобождения себя стал холоднее, хитрее, сильнее магически и, благодаря своей Прародительнице, постиг многих знаний, большинство из которых были запрещены в Британии. Остатками человеческой личности Поттер, позднее развеявшейся как дым, заступился перед Вечной и маг-обществом за Северуса Снейпа. Тем самым вернул его в мир живых, очистил его имя, даровал свободу и признание его заслуг. Считая, что на этом он поставил жирную точку в благодарностях к зельевару, Жнец не ожидал, что первая встреча за много прошедших лет пробудит в нем дикое желание обладать бывшим УпСом. И что из груди будет рваться собственнический рык, когда к нему подошел заказчик за зельем. Пришлось срочно аппарировать от провокационно опасного для самоконтроля мага. Бывший человек недолго подумал и решил обратиться к своей божественной родственнице. Если он правильно себя понял, к Снейпу у него самые серьезные намерения, такого раньше не было ни с кем — до кровавого безумия не желать чтобы к объекту страсти кто-то даже просто подошел. И не обратил внимания на тонкую усмешку в устах своей Прародительницы, когда испрашивал у нее благословения на свои действия по отношению к этому смертному. Теперь Поттер в каждую встречу с зельеваром сдерживал свои порывы налететь, вжать стройную высокую фигуру к стене и… сделать своим во всех смыслах. Его замучили сны, где Северус, смешивая их магии, нежно гладит теплой ладонью по щеке и в глазах его нет прежнего презрения и ненависти, он смотрит с печальной нежностью и с каким-то таким чувством, родственным его чувству поселившемуся внутри после осознания своих неожиданных желаний. Жнец ревновал своего профессора ко всем, кто к нему подходил, разговаривал, улыбался. Ненавидел запах зельевара, оставленный на этих людях, и радовался, что Снейп ни с кем не заводил даже краткосрочных отношений. Он даже на него внимания особо не обращал, только сухо здоровался и тут же забывал. С каждым разом сдерживаться получалось все хуже и хуже, и Поттер, давно не робевший, решил сперва признаться объекту своей заинтересованности в своих чувствах. Однако бывший змеиный декан — ныне преуспевающий владелец собственной лаборатории — отсмеялся и послал его далеко и надолго, не забыв облить на прощение ядом и захлопнуть перед носом дверь. Жнец не огорчился: он просто решил добиться своего любыми способами. Выжидал, вынюхивал, выискивал все о своей строптивой отраве сердца (понравилось выражение о Снейпе одного автора) и однажды ему удалось застать зельевара врасплох и приволочь к себе «в гости». Дело оставалось за малым — уговорить его.

***

      Драгоценный мой, опасный мой, мне нужно тебя обыскать, пока ты не можешь мне помешать. Лаская, пройтись руками по твоему телу и стараться не потерять голову — ты в моей власти, твой запах, твое присутствие, твоя беспомощность дурманят голову. Ах-х, нет. Если я осмелюсь на нечто большее сейчас — придется долго доказывать тебе, что я не осел. А я хочу как можно быстрее завладеть тобою всем: телом, душой, разумом, сердцем. Что это у тебя тут? Стальные звезды за поясом, кинжалы на запястьях и щиколотках, и все отравленное. Артефакты на все случаи жизни, подвески, кольца с ядами… Серьга?! А тебе идет… И тоже с ядом. Какой ты предусмотрительный, душа моя. Черт! Никогда не умилялся, странное ощущение. Ох! Вшитые в тело ампулы с зельями: кроветворное, восстанавливающие, яды, антидоты… Безопасные оставить, ядовитые удалить. Тебя не отпускает война, любимый? А это что за цацки?.. Надо же! Не думал, что найду такую редкость — «Слезы Морганы» (артефакт в виде крохотных невесомых капелек — накопитель магии). Где ты нашел их? Чей-то дар? Я подарю тебе много больше редкостей и диковинок! Или они были в наследстве? Ладно, неважно. Так. Заклятье распознавания опасных веществ… Я знал, что ты параноик, но чтобы и в волосах, и на коже были яды и антидоты к веритасеруму… Хотя, это восхитительно, любимый. Опять умиляюсь. Ха-ха, счастье мое, ты наполняешь меня прекрасными и странными чувствами, я благодарен тебе — это такая редкость! Вроде, с наружным осмотром все нашел. Хм… В полости рта всего одна ампула? Последний довод? И это уберу: негоже, чтобы моя любовь отравилась, не познав счастья в жизни. Пошалить, что ли? Почистить, влить укрепляющее, заделать отверстие. Прости, прекрасный мой, я бы тебя порадовал, но тебе врать не смогу — меня отравить, сердце мое, очень-очень сложно. Надеть удерживающие магию кандалы… Все. Управился. Теперь можно спокойно полюбоваться тобой. Хорошо-о…

***

      Звезда моя в этой вечной ночи, как прекрасно видеть тебя, когда пожелаю, наслаждаться твоим чистым ароматом, ласкать взглядом каждую твою черточку. Прости за такой прием, но иначе тебя даже не заставить меня выслушать. Твои глаза сверкают, убивая меня взглядом весьма неласковыми способами. Я счастлив — я тону в твоем гневе, захлебываясь собственным восторгом. Какой ты затейник. Неудивительно, после службы-то у Волдеморта стать в этом докой. Будь моим, ядовитый мой, и ты получишь все мое и меня самого, навеки. Ты все же отказываешь мне? Мой удивительный, любой другой смертный давно бы согласился на все — лишь бы получить от меня хоть малость из того, что я предложил тебе. О-о-о, как глумливо кривятся твои злые губы, как яростно горят глаза. Ты не представляешь, как ты сейчас прекрасен, сердце мое! Хорошо, я уйду сейчас, чтобы вернуться завтра за ответом. Надо столько всего успеть сделать — подготовить тебе комнату, например, и чтобы ты видел, как я серьезен, я постараюсь, чтобы она тебе понравилась. Придется быть с тобой весьма осторожным — ты сегодня излишне напряжен, значит, завтра будешь почти на грани.

***

      Я был прав. Ты устал от постоянного напряжения и уснул, едва дойдя до кровати. Но все же ты не понял, что уже доверяешь мне — иначе не уснул бы в моем присутствии. Я рад. У меня есть шанс, что ты примешь меня, мой хрупкий недолговечный цветок. Жаль, что мы не сможем быть вместе вечность под крылом моей прекрасной Госпожи. Если бы в тебе присутствовала хоть пара гранов Ее крови, то после потери оболочки этого мира ты восстал бы Ее Жнецом. Как бы я этого хотел. Но я рад и тому, что вообще встретил тебя и не буду одинок всю твою здешнюю жизнь. А я постараюсь, чтобы она была как можно более долгой, обещаю… Мои губы до сих пор хранят тепло твоих… наш первый поцелуй. Я не смог сдержаться… Чувствую себя восторженной хаффлпафкой. Вечная, как стыдно-то! И странно сладко. Что же будет дальше? Ты так трогательно беззащитен во сне, душа моя. Хмурая складка на лбу не разгладилась, ты все еще сердит на своего бестолкового жениха. О! Прости меня, ты изранил кандалами свою нежную кожу. Северус, почему ты не сказал мне об этом? А, да. Ты мне не доверяешь, когда бодрствуешь. Сейчас излечу все эти раны, суровый мой. Знаешь, твоя кожа напоминает мне нежные крылья бабочек. Чуть тронь — и на пальцах останется белоснежная пыльца, а хрупкое крыло станет еще тоньше и его сможет сломать неосторожный порыв ветра. Я так боюсь навредить тебе. Твоя жизнь так хрупка, а тело смертного так слабо, что для меня ты — все тот же мотылек. Просто сожми в кулаке, и от мотылька останется только влажный смятый комок мертвой плоти. Но как же он прекрасен, когда жив! Так и ты, мой любимый смертный. Спи спокойно, счастье мое, я сохраню твой сон, лишь прижмусь благоговейно губами к запястью твоему. Я приду еще завтра, чтобы ты не забыл, зачем ты здесь. Прими решение быстрее, пока я могу держаться, иначе…