И захлебнутся они в своей лжи

Я не знаю, когда Мередит рехнулась окончательно и бесповоротно. Это только с магами так бывает – вот он еще человек, а вот – уже одержимый. Со всеми остальными происходит то же самое, только чуть дольше и чуть тише. Так вот, я не знаю, когда Мередит рехнулась окончательно. Но произошло это точно задолго до моего приезда в Киркволл и начала моего расследования. К моему глубочайшему удивлению – и облегчению, на самом-то деле – рыцарь-командор поручила мне нудное и душное расследование загадки Киркволла. Я не люблю искать потерянные вещи, но тогда мне это пришлось по душе: большей частью своих первых двух недель я сидела в библиотеке Круга магов в компании усмиренных и заплесневелых свитков, продираясь сквозь вычурности речи магистров прошлого и непроходимую неграмотность их писарей. В какой-то момент мне стало все это даже нравиться – близкое знакомство с историей Тевинтера позволило мне наслаждаться мыслями о моей причастности, а тишина и сносные харчи – с тем, кто я такая. Наверное, мне стоило бы аккуратнее вести записи и быть более настойчивой в их отсылке Искателям, но тогда я об этом всем не знала. Впрочем, даже сделай я все с большим рвением, вряд ли Кассандра вспомнила о моих находках – и уж тем более удосужилась их прочитать. Хотя – это же Кассандра! Если бы она была умнее, то не пришлось бы Тревельяну (или все же Лелианне?) посылать меня к ней на роковую – для нее, конечно – встречу. Инквизитор не простил Кассандру за все, во что она его втянула. Не простил, что ему, а не ей, пришлось носиться с Корифеем, за то, что пришлось оставить в Тени Хоук, за все вранье Искателей, за… Тут перечислять можно долго. Но более всего мне интересно, что бы он с ней сделал, узнай, что есть на свете человек (и этот человек - я), который, скажи он слово вовремя, мог бы позволить избежать всех этих жертв? Что бы сказал на это Тетрас? Карвер? Наверное, было бы интересно спросить еще и кого-нибудь из совсем уж случайных жертв, что потом так и остались телами на улице, но это изысканная пытка. Забавно, правда? Быть может, это покажется слишком злым, это запоздалое глумление над потерянными душами моих несостоявшихся соратников, но я считаю, что имею на это право. Не потому что я чудовище, которое во имя чьих-то добрых целей лишало жизни невинных – делала это я для себя, а невинных стоило бы поискать в том длинном списке моих жертв. Нет, дело в том, что они не захотели пускать меня в число избранных, которых Ее Императорское Величество История помнит поименно. Я их понимаю. И не могу не улыбаться над этой их привычкой к чистоте. Вычеркнув меня из списка имен, они обращались к моим услугам. А потом предпочли забыть обо мне, предложив почетную пенсию и возможность жить в Вал Руайо, ни в чем себе особо не отказывая. Спасибо, тебе, Тревельян, что не забываешь своих старых незнакомцев. Знаешь, что Дориан все еще присылает мне мелкие подарки и книги и частенько упоминает тебя. Мне все равно до слухов, что ходили о вас, я знаю, что в моем случае это дань моей доброй славе в Империи. Приятно понимать, что если меня не любят, то хотя бы уважительно опасаются. Думаю, ты, Инквизитор, понимаешь меня лучше многих, сидя в своем кресле подле Виктории и имея удивительную власть, о которой, впрочем, не принято говорить. Я это частенько вижу из окна своего дома – Вал Руайо маленький, по сути, город. Все города маленькие. Из окна Мередит была видна комната Эльтины – ну, вы понимаете, о чем я. Маленькая, всеми забытая девочка, выросшая рыцарем-командором. Выросшая под теплыми руками Верховной жрицы, выпестованная Эльтиной, и все безумие Мередит – оно тоже было выпестовано Эльтиной. Ради чего? А вот этого я не знаю. Это было что-то их личное, что-то, мне, в силу моей ущербности, недоступное. Что—то из снов, что мне никогда не снились, что-то из потаенной радости, которая никогда не заставляла мое сердце биться быстрее. Это было их личное, разделенное на двоих безумие. Их разделенная на двоих вера в их личного Создателя, в фату невесты и Андрасте. И даже если бы я тогда нашла Корифея и притащила его в Киркволл пред светлые очи Мередит, не думаю, что она бы это заметила. Но об этом всем я тогда не знала и считала, что занимаюсь еще одной охотой на отступников. Дело с загадкой потихоньку двигалось, план города был составлен и передан Орсино, тут же углядевшего в чертах руну или что-то подобное. Это привело Мередит в трепет ужаса. Сама мысль, что магия кроется в городских стенах, вызывала у нее новый виток какой-то суетной тревоги, направленной на защиту от этой древней силы. Я не смогла тогда разглядеть первые признаки ее умственной немощи, поскольку мысли о магии в стенах меня не пугали. Меня начинала злить позиция Эльтины, которая, казалось, наслаждалась своим страданием якобы зажатой в тисках жертвы обстоятельств. И однажды я поняла, что мне нужно срочно или сломать стул, на котором я в тот момент сидела, или высказать Эльтине, что я о ней думаю. Так я познакомилась с Себастьяном Велем. Эльтина видеть меня не хотела, и я с досады разбила нос какой-то послушнице, которая все твердила, что Владычица церкви сейчас не в самой этой церкви. Я, конечно, извинилась перед довольно милой девушкой, для которой такое вмешательство в ее внутренний мир было слишком болезненным, но без особого рвения. Редко кто принимал мое положение, а расписываться о причинах перед всеми пострадавшими у меня не было ни времени, ни желания. И тогда появился он – белоснежный, словно праздничный торт на столе Императрицы Селины, голубоглазый, как Маферат на фривольных картинках, и приторно-доброжелательный, как торговец, задержавший на месяц полностью оплаченный заказчиком товар. Себастьян что-то вначале хотел сказать мне, но потом промолчал. Я извинилась и перед ним и сказала о цели своего прихода. - Церковь не допустила бы такого, - ответил мне Себастьян. - Ты и есть церковь – и допускаешь, - ответила я. - Это гордыня, - коротко отозвался Себастьян. Я не ответила и ушла. Этот ручной мальчик Эльтины был слишком хорош для того, чтобы бить его головой о медные ручки дверей в подсобное помещение. Кстати, потом он извинился. На развалинах своей Церкви, правда, но извинился. Приятно, что даже тогда я немного разбиралась в людях. Младший из Велей оказался самым разумным – и самым гордым. Разумным – чтобы поддержать Инквизицию, и гордым настолько, что общался он с этой братией через меня. Порой я думаю, а не лучше ли было остаться в Старкхевене? Хотя нет, однажды бы я все же разбила его голову о медную ручку подсобного помещения. - Но если ты ищешь того, кто может тебе рассказать о заложенных ходах, то иди в Висельник и разыщи Варрика Тетраса, - сказал тогда он мне. Я его совету не последовала – а жаль. Так бы я познакомилась с этим оболтусом Тетрасом раньше и лучше бы представляла, кому Кассандра пересказывала потом моим отчеты. Нет, я пошла в Круг, копаться в записях дальше. Однако, меня почти сразу отвлекли. - Монна, мне передали, что вы хотели посетить Владычицу церкви, - Мередит выросла на пороге библиотеки, как статуя Андрасте. - Да, - ответила я. - И вы нарушили порядок в Церкви, - уже грозно уточнила Мередит. - Да, - согласилась я. - Вы понимаете, что это значит? – весомо спросила рыцарь-командор. - Для меня это значит, что кто-то меня разозлил, - честно высказала свою точку зрения я. - Вы осквернили чистоту святого места, - пояснила Мередит. - Пол уже вымыли, - я действительно вначале не поняла, о чем она говорит. – Или… - Отныне вы можете выходить из Казематов только в сопровождении, - припечатала меня командор. – Карвер Хоук будет вас сопровождать в свободное от службы время. Потом дверь хлопнула, я осталась сидеть с открытым ртом, вначале даже не почувствовав, как меня охватило желание пойти следом и выдавить чьи-то по-детски невинные глаза. Свои записи я тогда порвала на мелкие кусочки. Хорошо, что Каллен согласился на бой. Я продержалась на удивление долго, хотя вы понимаете, что я лучше сражаюсь против магов, которые полагаются на свои недоступные другим способности, нежели против ходячих стальных крепостей, которые на поверку оказываются храмовниками. - Какое упорство в достижении мастерства, - Каллен, будучи, как всегда, глубоко в себе, ничего так и не понял. – Карвер, может, сэра де Вулвур составит компанию в посещении Клоаки? Название места меня не впечатлило. Карвера не впечатлило предложения Каллена. Но выбора у нас обоих не было. Мы кивнули и поспешили убраться с глаз долой. По пути к цели нашей миссии мы не спешили. - Рыцарь-капитан сказал, что ты жила в Тевинтере, - Карвера, казалось, это бесконечно обижало. - Да, - ответила я. - Магам, там, верно, хорошо живется, - продолжил свою мысль мой спутник. Я не стала уточнять, что после моего отъезда у них резко прибавилось удобства. - Занимаешься исследованиями? – Карверу жизненно необходимо было до меня докопаться. - Да, - ответила я. - Наверно, библиотеки в Тевинтере полны таких интересных книг об истории и магии, - юноша следил за мной. Я взяла нож и всадила его в попавшийся под руку ящик. - Не знаю, - отозвалась после этого я. - А ты начинаешь мне нравиться, - уважительно отозвался Карвер. В ответ я всадила нож в тот же ящик на два пальца левее. - А ты мне – нет, - выдохнув, ответила я. На этом до Карвера дошло, что он несколько рискует своей шкурой. Остаток пути мы прошли в благостной тишине. Быть может, знай я больше о его сестре, я бы не злилась так на его попытки завести беседу. Бедный Карвер! Он боготворил ее, ненавидел ее и скучал по ней. И, увы, к моменту ее смерти он смог разобраться только с частями «боготворил» и «ненавидел». Им так и не довелось наговориться вдоволь. Порой, когда я выбираюсь в свет, то на приемах у императрицы встречаю его дочь. Она еще совсем юна, но уже миловидна и в ней нет хоуковского безрассудства. Каждый раз я приглашаю ее к себе, в свою одинокую и темную обитель, и рассказываю о том, как я познакомилась с ее отцом и о том, как тот любил говорить о своей сестре. Потом я всегда получаю письмо с благодарностью. Не думаю, что Наместнику Киркволла, бывшему храмовнику Карверу Хоуку так уж нужно иметь хорошие отношения с агентом Инквизиции, когда он сам в достаточно близком знакомстве со всеми лично. Извини, Карвер, что не смогла тогда выслушать тебя.