Клубничное пирожное и персиковый торт.

      Слишком больно… Джуну слишком больно. Всё случилось мгновение назад. Когда Хао выдавил из себя жалкое «прости, гэгэ…» и ушел, прикрыв за собой дверь… А чего он хотел? Действительно. Напился. По пьяне раздел очередную красотку за углом бара, а тут нарисовался его любимый. Боже, сколько же боли читалось в этих стеклянных ярких глазах! Джун ощутил всю эту больно на себе и сорвавшись с места побежал за ним, ловя у входа в дом, дергает за руку и прижимает к стене. Извиняется, объясняется, крепко обнимает младшего, но реакции нет. Минхао просто стоит у стены и с поднятой головой жмурится, а по щеке течёт одинокая слеза, наполненная его болью и отчаянием. Не в силах терпеть он отстраняется и бросает холодное «Я уезжаю учиться в другую страну». Су уходит в квартиру и спешно собирает вещи, то и дело вытирая предательски стекающие по щекам слёзы. — Хао, подожди… — Джун берёт его за руку, но младший тут же одергивает ее и презренно смотрит на хёна. — Не прикасайся ко мне! — он возвращается к сборке и уже через пятнадцать минут стоит у порога квартиры, безразлично смотря на любимого… любимого ли? — Прости… — тихо шепчет Джун и утыкается лбом в стену, не смея поднять взгляд на младшего.       Тот лишь горько усмехается, когда внутри всё рвется на части и разбивается в дребезги о прочные стенки души, мечется в отчаянии, желая тепла и утешения, но этого не будет. сейчас Хао уедет, сядет на свой рейс и полетит обратно в Гонконг. Там он поприветствует родителей и новую невестку. Сходит на свидание. Мило улыбнется. А вечером пустота будет съедать его, поглощать изнутри, как наркотик от которого нет спасения. Он зависим от этого. От этой боли. Такой приятной и приторно-сладкой, которая растекается по телу пустотой, превращается в черного червя и начинает прогрызать грудную клетку, желая добраться до сердца и души. Она и сейчас делает тоже самое. Медленно, но верно это ничто поглотит Минхао, сжигая прошлые яркие картинки воспоминаний и оставляя сладкую горечь безысходности на дне души. Отбросив раздумья, Хао вышел из квартиры, нехотя спускаясь по лестнице, он продолжал думать о том, что его Джун не столь грешен, сколько бесчестен и ветрен во всей этой суматохе. Его Джун слишком распутный, порой неприлично развязный и наглый. Его Джун… Ах, если бы!.. Теперь это не его Джун. Хотя, он никогда и не был его. И Су знал это прекрасно, но продолжал слепо верить в чистые чувства и побуждения своего парня. Он снова смеётся. Грустно и иронично. Выходя на улицу, он ещё раз окидывает эту многоэтажку взглядом, на мгновение зацепив им маленькую фигуру на крыше. Этого было достаточно, чтобы узнать в ней Джуна и запаниковать. Парень стоял на краю и смотрел вниз, всё выглядело таким маленьким и доступным. Это пугало и завораживало одновременно. — Ты с ума сошел?! Чего творишь, придурок?! — но Хао не слышали. Тогда он рванул по лестничной клетке наверх и через считанные минуты оказался на крыше.       Тяжело дыша, он подошёл к хёну, когда тот спустился и встал перед ним, склонив голову. Быстро оглядел Су своего старшего и гневно посмотрел на него. Вэн робко поднял на него взгляд из-под челки, смотря на его рассерженное и испуганное лицо. Минхао тут же влепил ему звонкую пощёчину, заставляя того повернуть голову в сторону и склонить её. Но это не устраивало младшего. Этого недостаточно. — Вэн Джунхуэй! Ты наглый придурок и бесчестный мудак! Вообще понимаешь, что ты хотел только что сделать?! Тебе жить надоело?! Или здешние забавы не способны более удовлетворить твой нескончаемый интерес, застрявший в заднице?! Решил на том свете позабавиться и потешить себя?!.. — из его уст ещё долго лился нескончаемый поток вопросов, упрёков, восклицаний и ругательств, пока эмоции не вылились в слёзы, которые не остались незамеченными. — Хао?.. — Джун медленно подходит к младшему, вытирает его слёзы и берёт лицо в свои ладони, заставляя посмотреть на себя, — Всё в порядке, Хао? Прекрати рыдать, это не красит мужчину. — Да какая разница?! Ты не понимаешь! Я… я… — слова терялись, а постоянные всхлипы обрывали все попытки и дальше гневаться на своего хёна. — Не понимаю. И не пойму никогда. Но… — он мягко улыбается и обнимает своего тонсена за плечи, укладывая голову себе на плечо и успокаивающе поглаживая по кудрявой макушке, — ты можешь говорить мне всё. Всё абсолютно. Чтобы я знал. Чтобы мог быть рядом. Чтобы подушка больше не видела твоих слёз. И никто другой… — Джунни… — тело парня дрожит, когда тот всхлипывает и прижимается к нему, — Пошли домой… я расскажу тебе всё-всё и ты тоже расскажешь мне… только пошли домой…       Хён согласно кивает и уводит своё бедное существо обратно в квартиру. Хао снова расплачется во время очередного разговора, судорожно выпьет десятую чашку чая и уткнётся в родное плечо, находя в объятиях тепло и заботу. Джун крепко прижмёт хрупкое тело к груди и мягко погладит по кудрявой голове, оставляя теплый поцелуй в лоб и яркую улыбку.