Дай слово

— Он следит за мной. Руки трясутся, будто в лихорадке, и он мечется с угла в угол. Серые стены сужаются, мигают перед глазами надрывно-часто и гаснут. Словно лампочка под потолком перегорела или непроглядная темень накрыла город. Кто-то тянет его сквозь тонкую щель в железный капкан. Две дуги вот-вот захлопнутся, и в хрусте костей растворится его последний вскрик. Скрипучий звук умирающего, чью жизнью не вернуть, не сложить по частям в одно целое. Когда наступает конец, ставят точку. Лиам без сил валится на кровать. — Тебе померещилось, — голос Мейсона в темноте звучит угрожающе громко. Данбар едва может различить блеск его глаз. — Мейсон, я не сумасшедший, — он срывается так резко, что в лицо пощечиной ударяет осенний ветер. Ещё со школы привык спать с открытым окном. Потому что свежий воздух успокаивает, прочищает голову. — Я видел его возле кампуса, в общежитии, в парке. Лиам ощущает его присутствие даже сейчас. И дело вовсе не в обонянии оборотня. Он представляет, как всего через мгновение занавеску подорвет ветер, закручивая синими волнами, и обнажит силуэт человека возле окна. Точнее оборотня, который так сильно жаждал стать человеком. — Зачем Тео переться на другой конец штата? — Мейсон скрещивает руки на груди, прижавшись лопатками к шкафу. Он будто ждёт доказательств или того момента, когда Лиам сорвется. Прямо как в школе — нападёт на кого-то и выбьет парочку зубов. Только вот Данбар больше не похож на того нестабильного подростка, которого все боялись, как огня. Теперь его боятся все оборотни в округе, а страхи и боль прошлого остались за тысячи километров отсюда, в Бейкон Хиллс. Лиаму почти восемнадцать, и Скотт больше не контролирует каждый его шаг. Приступы ярости душат его во сне, но причина закопана гораздо глубже, чем в сущности оборотня. Мейсон щелкает выключателем, и Лиам дергается, как от удара током. — Чтобы убить меня? — свет отражает страх на его лице. Он почти забыл, что значит бояться и чувствовать себя уязвимым. Но истина стара, как мир. Человека делают уязвимым его чувства. Те чувства, от которых он бежит, отгораживается, прячется. Но это часть тебя, которую не выкроить по живому ножом. Ты можешь лишиться самого себя. — Тео многое хотел бы с тобой сделать, — хлопнув его по плечу, Мейсон скрывается в ванной, — но со смертью это никак не связано. — Это ещё что значит? — Лиам выкрикивает почти что в спину и едва не сталкивается лбом с дверью. Мейсон отвинчивает кран, и шум воды глушит его смех.

* * *

Небо пестрит розовыми полосами заходящего солнца, и на трибунах стоит тишина. Тренировка закончилась больше часа назад, но Мейсону нужно было лично убедиться, что Данбар пошёл в общежитие. Не бродить пустыми коридорами. Не копаться в пыльных книгах, которые расшифровывают сны. Не выслеживать очередного призрака. Никакой это не призрак. Вполне живой и невредимый Тео Рейкен. С новой стрижкой и с зажатыми в ладони ключами от байка. — У него крыша поедет, ты понимаешь? — Мейсон пересчитывает шагами сидения на трибунах и жалит острым взглядом в левое подреберье. Там должно быть сердце, к которому он так усердно пытается достучаться вторую неделю подряд. Там должны жить человеческие чувства, которые способны изменить многое. В жизни Лиама особенно. Мейсон хотел бы для него самого лучшего. Пускай с Тео, лишь бы вернуть старого друга, у которого несмешные шутки и влечение к плохим парням. Всегда был только один парень, и за полтора года ничего не изменилось. — Лиам хотел нормальной жизни, а я никак не вписываюсь в рамки нормального, — Тео комкает в кармане пачку сигарет. Ещё одна вредная привычка плохого парня. — Я могу только наблюдать со стороны. — Позиция труса, — Мейсон укоризненно качает головой, проследив за его рукой. — Тебе нужно лучше прятаться. — Я постараюсь. Рейкен плюет на пожелтелую траву и уходит, засунув руки в карманы. На языке горчит то ли вкус сигарет, то ли тревожное предчувствие Мейсона. Хьюитт всего лишь лучший друг, который переживает за Лиама. Всего лишь близкий человек, который всегда был ближе, чем он. Пускай так и остаётся. Разрушая границы, ты рискуешь потерять всё. Однажды он уже потерял Лиама, и это намного больше, чем всё.

* * *

— Скажи мне, что ты тоже его видишь, — Лиам пятится назад, и кроссовки скользят по жухлой траве. Перед глазами цветными пятнами расплываются лица людей. Трибуны взрываются бурными криками: команда Лиама победила. Но у него вязкий ком в горле. Мокрая от пота футболка прилипает к спине, и он всё ещё видит его. Снова или в первый раз. Неважно, его всё равно назовут сумасшедшим. — Кого? — холодные пальцы Мейсона вцепляются в его локоть. — Тео, — Лиам не может согнуть пальцы и только судорожно трясет головой. — Вон там, на трибунах. Мейсон видит только пустой ряд и черную тень, исчезающую за трибунами. — Там никого нет, — отрезает холодно, будто и не замечает потемневшего лица Лиама. Он не может принимать решения за того, кто не рискнул выйти из тени. Промозглый ветер царапает плечи, и Мейсон долго смотрит в спину Данбару. Так будет лучше для него. Наверное.

* * *

Лиам третий раз подряд шнурует свои кроссовки, и у него ничего не выходит. Пальцы размякают, как желе, когда перед глазами загорается его лицо. Затянутое тоской, суровое, неживое. Будто они разошлись врагами, и Данбар допустил серьезную ошибку. Тео никогда не говорил о своих чувствах, и Лиам многого не знал. Но доверять Тео Рейкену было самой главной ошибкой. Доверять и испытывать что-то такое, о чем не ведает его тело и разум. Звучит пугающе странно, но внутри ощущается ужасно. Будто жерло вулкана разверзлось под левым подреберьем. — Ничего не меняется, — голос тихий, сухой, тянется тоненькой ниточкой в голове, как писк. — Что? — Лиам поднимает голову, рванув шнурок слишком резко. Пучок ниток оседает на пол. Он снова здесь, в реальности или в его голове. Раньше Данбар не видел его настолько близко, и он почти готов протянуть ладонь. Провести пальцем по щеке, чтобы ощутить тепло кожи. Чтобы утрамбовать в голове рой мыслей, каждая из которых вопила о его безумии на протяжении стольких дней. — Ты всё ещё играешь в лакросс, дружишь с Мейсоном и учишься контролировать свой гнев, — едкий огонек в глазах кажется знакомым, и голос почти не изменился. Хриплый немного от осеннего холода, пронзительный и ломкий. Смотрит ещё так задумчиво. Как препод с их кафедры истории, честное слово. — Зачем ты здесь? — Лиам ступает к нему шаг за шагом. — Зачем ты был здесь столько времени? — Я приглядывал за тобой, — губы сжимаются в скромной улыбке. Лиам больше не шумный подросток, у которого сердце тарабанит железным мотором. И Тео больше не злодей, который привык убивать без разбору. Он не был им уже тогда, когда впервые встретил Данбара. За полтора года могло измениться многое, кроме того, что они никуда не делись друг от друга. — Кто-то вроде заместителя альфы? — Лиам прислушивается к его сердцебиению. — Кто-то вроде оборотня-одиночки, который нашел проблему на свою задницу, — Тео подходит вплотную к нему и вдыхает острый запах злости. Что может злить больше, чем отсутствие в жизни самого главного? Оборотня, друга, парня — всего, что казалось важным. Лиам к Тео привык, и отрицать это будет огромной глупостью. Тео шел за ним каждый день, и это должно что-то значить. Он преследовал его, чтобы сделать своим навсегда.