My pretty sleeper

— Ну что такое! — смеётся Джош, стоя посреди супермаркета с двумя упаковками молока в руках. Рядом с ним — недоумевающий Брен, уже такой же холостяк, как и художник, сейчас у них всё хорошо, их прошлое больше никого не беспокоит. Ури оказался единственным, кого Дан смог простить, с кем смог общаться после случившегося, ведь именно он после всего добивался Джошуа, не оставил его, стоя каждый день под его дверью и заваливая кучей СМС-ок, чувствуя себя виноватым, хотя особой вины Брендона там и не было. Он тогда наоборот пытался помочь парню, но его молодой человек этому только препятствовал, так что он не мог разорваться на два фронта, и оба это прекрасно понимают. — А что? Марк, конечно, человек довольно непредсказуемый, но я сомневаюсь, что вместе с пивом он будет глушить хлопушки* с молоком. — А я буду! — фыркает Дан, бросая пачки в тележку как подтверждение своих слов и поправляет съехавшие с левой руки бинты. Вот оно — последнее напоминание его прошлого. Перетянутое тугими бинтами, через которое изредка просачиваются едва заметные капельки крови, оно до сих пор неприятно саднит кисти, чуть выше кистей, чуть ниже изгиба локтя. Его рука перемотана почти полностью, но каждый раз его кто-то спасал, оказывался рядом. Сначала Дан жутко злился из-за этого, но потом был благодарен тем людям, которые заставили его жить дальше. — Ну, тогда идём за хлопушками, малышка, — Брендон, похлопав желтоволосого по плечу, идёт вперёд, чтобы найти отдел со всей этой химией и не запутаться в отделах для предрождественской суеты. — А то ты их так часто ешь, что, сдаётся мне, до завтра их может не стать. — Да ты даже со мной не живёшь, откуда тебе знать-то! — он негодует, но, повинуясь, следует за Ури. Став рядом с ним, парень начинает искать свои любимые хлопья и, найдя их на нижней полке, наклоняется за ними. — Слушай, — обращается он, не поднимаясь, — а тебе брать? А то будет как в прошлый раз, — он ждёт пару секунд, но ответа не следует, хоть Брен так и стоит рядом. — Ну хрен ли ты молчишь, чё застрял? Он хватает пачку своих любимых хлопушек и, бросив её в тележку, выпрямляется, чтобы посмотреть на то, из-за чего же темноволосый застопорился. Этот объект, точно так же застыв на полпути, стоит в начале стеллажей с воздушными хлопьями и прочими готовыми завтраками, в метрах десяти от них, держа в руках корзину с какими-то фруктами и завороженно пялясь на парней. Проходит пару секунд, и осознание как бешеное ударяет в голову.        …если бы у незнакомца были бы глазёнки карего цвета, то его взгляд был бы довольно-таки очаровательным и мягким.              …лица, такого непоколебимого, но оттого не менее милого и по-ребячески наивного, и, ах, такого очаровательного при улыбке.                    …тёплые угловатые руки, очаровательные пухлые губы и непослушные взлохмаченные волосы. К юноше осознание приходит немножечко раньше — он бросает всё, что держит в руках и, забыв прежние обиды и свои нынешние раны, несётся к желтоволосому так быстро, как только может, до конца не веря своим глазам. А когда это всё осознаёт и Джош, он ничего не может сделать, кроме как зажать рот ладонью и вскоре, раскинув руки для объятий, поймать в них молодого человека. Он буквально прыгает на художника, цепляется за него руками и ногами, боясь, видимо, проснуться и понять, что это всё лишь сон и снова потерять парня. Но это не сон. Мальчик зацеловывает его лицо, чувствуя на губах привкус солёных слёз, он не оставляет ни один участок кожи нетронутым, наплевав на окружающих и их мнение. И именно этот человек, которого сейчас он так яро лелеет, не дослушав его, так бесцеремонно душил юношу; именно этот человек велел не вспоминать о нём больше; именно этот человек даже не хотел интересоваться тем, выжил ли он или нет. Но именно этот человек был рядом, подарил столько незабываемых моментов и стал больше, чем другом, так что всё прошедшее просто стирается из памяти, заставляя целовать губы Дана так отчаянно сейчас. Скоро он начнёт сползать с рук Джошуа, так что старшему придётся отпустить его и, вцепившись как сумасшедший, прислониться губами к замотанной кисти мальчика. Перевязанные руки брюнета он увидел ещё с самого начала, и сердце невольно кольнуло, когда он представил, сколько боли получил юноша, но сам же оказался не лучше. — Не делай так больше, — он прижимается лицом к его рукам. — Никогда, Тай. — Сам то… Два слабака, — младший лукаво улыбается, наблюдая за действиями желтоволосого и спешит мягко освободить свои конечности. — Ну всё, Джош, мне больно, хватит. — Так ты всё помнишь? — Да, но это длинная история, Джоши, пойдём лучше домой. — Пойдём, пойдём домой, несмышлёныш. — О, так это навсегда теперь? — он смеётся. Смеётся так, как не позволяло сонное заточение ранее. — Разумеется. Как и ты у меня. — Разумеется.