У меня замирает сердце, Когда ты смотришь на меня. Лишь одно прикосновение И, детка, я верю, Всё это реально! Так не упусти свой шанс И не оборачивайся назад, Никогда не оборачивайся назад!
Если бы у Китнисс спросили, кем для неё является Гейл, она бы ответила: другом, спасшим от беды. Гейл хороший, и Китнисс, зная это, всегда ему доверяет, хотя и оглядывается на печальный опыт. С Хоторном-старшим спокойно и уютно, она чувствует себя намного живее, на время забывая о случившимся. Кажется, это взаимно. Главное, что Китнисс для себя открыла, так это то, что парень всегда готов подставить плечо, поддержать, подтолкнуть, уберечь и выручить. Если Гейл подтрунивает, это не со зла, а по-дружески и по-домашнему. Если он смеётся над её неуклюжестью, вовсе не оскорбляет её. Поэтому ей легко с ним — она его понимает. Если бы у Китнисс спросили, кем для неё является Пит, она бы долго сомневалась и до конца не была бы честна: недругом, непонятным чужаком, странным незнакомцем, сталкером и двуличным мальчишкой, в которого она — конечно, только возможно и не более! — впервые влюбилась. Эти чувства кажутся ей совсем скоропалительными, необдуманными, неправильными. Было бы намного лучше и правильнее, влюбись она в привычного и близкого Гейла. Но этого не случилось, а, значит, придётся с этим смириться, в конце-концов, чувства пройдут — они же первые и не такие уж яркие. Китнисс идёт вдоль тропинки, приближаясь к поляне и собирая сухой хворост для костра. Она неспешно размышляет о случившемся, поведении Пита и собственной реакции. О сообщениях, приходящих ей на телефон, от него. О том, что со следующего года они будут учится в одном классе и, она с ужасом осознаёт, что будет видеться с ним намного чаще, чем раньше. Более того, у них будут общие одноклассники, совместные занятия, лабораторные, экскурсии и поездки. Ей, правда, не хочется всего этого. Если бы она видела его реже, возможно, всё встало б на свои места, они друг о друге забыли, а теперь… как забудешь? Если бы он не казался ей спокойным, тихим, романтичным, застенчивым, добрым мальчиком… Китнисс вздрагивает, когда под ногами трещит хворост. Не под её ногами. И молится, лишь бы это не были лапы какого-нибудь гризли, который вдруг решил подойти поближе к людям. Она медленно оборачивается на звук и снова вздрагивает, ощущая, как колени начинают дрожать, а сердце слишком быстро биться. Нехороший знак, если быть честной, и Китнисс это прекрасно понимает, судорожно сглатывая. В стороне, в шагах пятнадцати-двадцати от неё, за кустом стоит парень. Не Рори, не Гейл, и даже не Пит. Если бы это были они, у Китнисс сердце в пятки бы не ушло. Девочка решается сделать шаг в сторону, как ни в чём не бывало, и поднять ещё одну сухую ветку. Вдруг этот парень тоже здесь с друзьями или семьёй, у них тоже пикник… Вдруг… разное бывает, и да, Китнисс странная, поэтому даже обычный незнакомый парень, собирающий хворост неподалёку, ей кажется потенциальной опасностью. Особенно, когда они совсем одни на этой чёртовой поляне. Бежать и показывать страх нельзя. Хищников одурманивает поведение жертвы. Нельзя быть жертвой. Парень подходит, Китнисс, превратившаяся в слух и собирающая сухие ветки с земли, всё прекрасно понимает. Он идёт к ней. Прямо к ней. И её пальцы начинают трястись. От него несёт спиртным и табаком. Китнисс медленно задыхается, чувствуя накатывающую волнами тошноту. Ей бы спрятаться, укрыться в объятиях отца или матери, чтобы никто и никогда к ней не посмел подойти. — Эй, детка, привет! — он стоит в двух шагах, Китнисс видит его кроссовки, но взгляд поднять на владельца не решается, а зря. — Тебе помочь? Тяжело, наверно. И, правда, тяжело, только не хворост держать в руках, а себя. — Не нужно, я сама справлюсь. Китнисс выдавливает из себя слова, почти не слыша собственного голоса за стуком сердца. — Да не скромничай, давай мне, — он берёт в руки хворост и пытается вырвать из её мёртвой хватки. Всё её тело кричит: «Беги!». И она бы побежала, но за спиной голос Мелларка звучит, как спасительный звон: — Проблемы? Парень убирает руки, и Китнисс пошатывается, делает несколько шагов назад, никуда не глядя, кроме шнурков парня, стоящего напротив. — А ты кто такой? — голос незнакомца становится грубее, девочка внутренне сжимается. — Я ещё раз спрашиваю — проблемы? — Мелларк прячет Китнисс за свою спину, а она смотрит на его плечо, резко вдыхая запах его волос в лёгкие. — Никаких проблем, — он поднимает руки и отходит, недовольно бурча себе что-то под нос. Когда они остаются наедине, Пит резко разворачивается и чуть ли не рявкает на неё: — Ты дура или как? Китнисс мотает головой. От Пита пахнет мылом, ромашкой и мёдом. Если бы у Китнисс сейчас спросили, кто для неё Пит, она бы, не задумываясь, ответила: человек, который смог бы для неё стать спасением.***
Злость затуманивает разум. Пита, кажется, подменили. Он готов вцепиться в плечи Китнисс, поднять, встряхнуть со всей силы, чтобы эти палки высыпались из её рук, а потом… а потом… ох, он бы ей всё высказал. — Какого чёрта ты с ним болтала, идиотка? — собственный голос отдаётся в ушах. — Как у тебя ума хватило припереться сюда одной, а? Ты совсем отбитая? А если бы меня рядом не оказалось? А если бы?.. Его трясёт. А Китнисс стоит и смотрит на него, не мигая, прямо так, аж внутри что-то переворачивается. И глаза блестят — гляди, заревёт. — Ты дура, Эвердин. Значит, ты меня боишься, а его нет? — он не умеет вовремя останавливаться и, кажется, всё, что накипело за долгое время её игнорирования, выливается из него. — Ты меня избегаешь, а разных пьяных ублюдков-дегенератов по округе ловишь, что ли? У тебя, блять, хобби такое? Но Пит замолкает. На поляне цветёт ковёр медуницы и дикие пчёлы суетятся, собирая пыльцу. Мелларк взмахивает рукой и со всей силы бьёт по длинной траве, пчела недовольно жужжит и в одно мгновение вонзает в его руку жало. Парень тихо вскрикивает. — Твою ж мать! — жало торчит из кожи, а укус быстро опухает. — Не нужно было этого делать, — спокойно говорит Китнисс и, наконец, расстаётся со своим драгоценным хворостом, бросая его на землю. — Давай, я помогу. Китнисс протягивает руку, но Пит кривится: — Сам могу. Лучше бы сама себе помогла. Вон, трясёшься вся. Но девочка сжимает ладонь парня в своей и, с силой удерживая её, прикасается губами к укусу. Зажимая между зубов жало, Китнисс выдёргивает его, а потом сплёвывает. Нажимает на укус пальцами, проверяя, остался ли кончик внутри. Питу, конечно, больно, но почему-то по его спине пробегает полчище мурашек и, кажется, волосы на затылке поднимаются. Нет, ему не было страшно, но незнакомое, до этого момента, чувство пронзает его. Да, оно не похоже ни на что. И Пит удивлённо, даже, скорее, ошарашенно смотрит на Китнисс. Если это не то загадочное электричество, как в романах, которые они проходили по школьной программе, то Пит даже не знает, что и думать. — Т-ты ч-чего? — Пит заикается и от этого его щёки ещё сильнее алеют. Да, чёрт, он испытывает стеснение. Китнисс отпускает его руку и отворачивается. — Ничего. Она поднимает хворост и делает шаг, чтобы уйти, но Пит останавливает её: — Я тебя провожу. Китнисс останавливается, оборачивается и смотрит на него прямо. Её щёки тоже заливает румянец. — Если хочешь. Пит кивает, и они идут рядом.