Scarlet court

      Голоса нелегко найти на одном месте. Каждый раз он отходит всё дальше от лагеря, обозревая места, от которых после Эдикта хоть что-то осталось, и как будто бы ждёт, что его найдут.       Наверно, есть в этом какая-то хитрость, но Вершитель её пока не разгадал.       “Тебе не помешало бы вверх смотреть. Некоторым помогает жить дольше.”       Голоса Нерата сидит на дереве и легкомысленно качает ногой. Оно треснуло посредине во время Эдикта Камня, и теперь одна из веток склоняется параллельно земле. Туда легко забраться, если только чуть-чуть прыгнуть и подтянуться на руках. Ярек это и делает. Дерево на него вредно, ненадёжно хрустит, а Голоса наигранно хлопает в ладоши, выдыхая навстречу облако пара со знакомым запахом свежей крови и подгоревшего сахара.       — Когда я был в гильдии, мы часто лазили по деревьям. С детьми моего возраста, конечно, — почему-то говорит Ярек, отгоняя очень глупую мысль, прежде чем она оформилась в осознанное желание.       Если тронуть зелёный огонь языком, будет больше горько, железно-солоно или сладко? Или вообще никак?       Невозможно думать серьёзно, когда лазаешь по деревьям, это непреложный факт.       — Дорогой Вершитель! Мы уверяем, с детьми чужого возраста ничуть не хуже получается, — маска Голосов съезжает чуть набок, пустые глазницы смотрят, как всегда, с нечитаемым выражением. Если присмотреться, кажется, что щурятся. Но это, конечно, колебания воздуха. Не иначе.       — Я выпол…       — Замолчи, — вдруг шипит Голоса. — Будь добр.       И сам оглушительно молчит, уставившись в расщелину, развернувшуюся внизу.       Бездне девятнадцать лет, о ней сложно говорить, но ещё более тяжко держать за зубами, благо что зубов нет. Голоса помнят, как она появилась.       Он был нежеланным лакомством — награда, не стоящая затраченных на неё усилий. Его голос, вплетаясь в общую какофонию, научил Нерата изысканно, совершенно, утончённо страдать. Если пустить его на волю, ход времени почти что причиняет физические раны, почти как страшный яд.       Любовь-любовь-любовь-любовь, собачья тоска по дому да горечь за то, что позволил сыну вырасти без отца.       Голосам Нерата нравится эта любовь, она на удивление постоянная, не как обычно, не как вспышка, как горячие угли. Здесь, в Ярусах, углей всё больше, больше-больше-больше.       Это потому что он экзарх — Нерат снова косится на Ярека, — вопрос лишь в том, когда сам дойдёт до этой нехитрой мысли и возьмёт от жизни всё, что захочет.       И тогда можно брать. Лучше позже, чем раньше? Лучше раньше, чем позже.       Голоса царапает медь пальцами, как если бы у него была мигрень и был смысл тереть виски пальцами, потом выпрямляется:       — Ты сделал то, что мы просили. Вот и славно, ничего иного от тебя и не ожидалось.       “Не думай так громко о награде, Вершитель, особенно когда приходишь один так далеко. У нас, прямо скажем, недостаточно карманов для богатого ассортимента предложений.”       — Я вернусь в лагерь ближе к вечеру, — резко выпаливает Ярек, пока его не успели перебить. — Полагаю, сейчас разговор... неуместен.       — Ты ведь знаешь, к чему всё ведёшь? Понимаешь, о чём думаешь?.. — Голоса звучит незнакомо, так, словно скрежещет зубами от плохо сдерживаемого гнева. - ...Мой сын, ты даже не…       Резко стучит себя по лбу рукой и добавляет, уже достаточно в себе:       — О. Да, возможно стоило рассказать раньше. Нам. Жаль.       Вершитель таращится на него круглыми глазами, беспомощно открывая и закрывая рот, а после спрыгивает с дерева и уходит прочь быстрым шагом.       “На самом деле, мы говорили.”       “Какая разница, зачем”.