Scarlet court

      Железо насыщено кровью до предела и брызжет ею, когда лезвия клинков соприкасаются. Лицо Бледена Марка почти не видно в полумраке леса, но даже так можно угадать его снисходительную полуулыбку. Почти одобрительную.       За пять с лишним лет Ярек выучил, что благосклонность Архонтов — не всегда благо.       Он сопит, ртом дышит, пытается слизнуть, втянуть, проглотить кровь, которая идёт из носа. В то же время — почти что танцует, отбивая удары, которые беспощадно сыплет на него безустанная тень. Чужой меч тяжелый и, пожалуй, довольно длинный, но основательно возмутиться этим фактом Вершитель не успевает.       Бледен Марк выбивает оружие из руки Ярека без особого труда и хватает за шиворот, приподнимая над землёй.       — Неплохо.       Архонт Теней, не обращая внимания на отчаянные, но безуспешные попытки лягнуть или хотя бы покусать, лупит по лицу и кидает Ярека на свежий труп Вершителя Леселя. Живой Вершитель изворачивается совсем по-кошачьи и хватает лежащий на земле лук, натягивает тетиву, стреляет — почти наугад. Стрела, соприкоснувшись с тенью, издаёт какой-то странный звук, но думать об этом некогда: следующий удар разбивает плечо лука. Ярек швыряет осколки Марку в ноги и под недовольное шипение достаёт из голенища сапога бывшего товарища нож. Ещё один — у себя, на поясе.       Сердце колотится, как бешеное, выбивает мантру: яхочувыжитьяхочувыжитьяхочувыжить, и в этом нет ни капли самонадеянного превосходства. Оно — для больших, просторных залов Столицы, где душно, прохладно, пахнет пряностями и потом. Тут только земля, кровь, хвоя и терпкий дым костра.       — Ты можешь лучше, но… Хм. На сегодня квота по мёртвым Вершителям явно перевыполнена. Пока хватит, малыш.       Вместо того, чтобы нанести очередной удар, Архонт Теней протягивает руку и помогает подняться.       Потом уходит на половину ночи. С утра кормит, как покойника или как бога — молоком, горьким мёдом и серым зерновым хлебом.       По возвращении домой Ярек ещё долго чувствует сладость на губах.

***

      На востоке Империи долгое время существовала традиция соколиной охоты. Один из Эдиктов Владыки почти полностью уничтожил этих птиц, и теперь подобное искусство можно узнать разве что на страницах старых манускриптов.       Ярек говорит:       — Занимательно, — и отхлёбывает чай из большой кружки.       — Что, прости? — Калио трогает его за плечо.       — Что — что? — Сазанен непонимающе дёргается.       Вершительница равновесия вздыхает и трёт пальцами лоб.       — Знаешь, никогда не могу понять, когда ты с книгами разговариваешь, а когда с людьми. Не сказать, чтобы это погоду делало.       — Ты знала, что в древности сокольники надевали птицам специальные клобучки на голову, чтобы не тревожить перед охотой? А что прошлый Архонт Войны обучал птичников в своих войсках, и это было весьма привилегированной должностью?       Помолчав, Ярек откладывает книгу и добавляет, поджав губы:       — Перекрёстные ссылки в исторической литературе нас погубят.       — Ты мог бы поспрашивать о Грейвене Аше других Вершителей, — Калио присаживается рядом, — если тебе интересно. Учитывая, какое задание тебе предстоит, сомневаюсь, что кто-то откажет.       Младший Вершитель кидает на неё загнанный взгляд исподлобья.       — Знаешь, мы с ними в чём-то похожи. С этими птицами. Все мы, я имею в виду. Тебя когда-нибудь называли “псом Тунона”? Наверное, нет, потому что ты женщина. Даже в уничижительном контексте в этом прозвище нет никакого смысла. У отношений человека с собакой совершенно другая природа.       Пока он говорит, Калио подливает в опустевшую наполовину чашку ещё немного — из чайника — и пододвигает к сложенным в замок на столе Ярековым рукам:       — Кажется, я понимаю, о чём ты. Не расстраивайся. Привыкнешь.       — В общем, — молодой Вершитель почти рефлекторно хватается за чашку, — чем меньше я буду знать заранее, тем лучше.       Он знает — Тунону не нужны ни металлические манжеты, ни ошейники, ни поводки, чтобы держать на привязи своих подручных. За него всё сделает культивированное годами смирение, хтонический страх да цепкие умы.