Рассвет над Байонной

      Дядя быстро исчез туда, откуда и появился, оставив после себя какой-то цветочный запах. Ингвар немного постоял, провожая его спину глазами, затем размашистым шагом вернулся туда, где оставил Альваро с этарами:       — Считаешь, что я неправ? — он навис над Альваро. Тот быстро опустил глаза вниз, пряча свои чувства за густыми ресницами, и даже не пытаясь дать ответ. Ингвар вздохнул: «Больно тебе, знаю… когда единственный близкий человек рядом остался, но и его как бы — и нет. Защитить некому». — Ладно, показывай дворец дальше. Больше не будет никакого знакомства с родственниками?       — Нет, Аринальдо — единственный… — Альваро, обогнув старшего мужа, прошел дальше, всё еще погруженный в свои мысли. Они дошли до конца галереи, которая уходила влево.       — Здесь расположены наши покои, — к младшему мужу вновь вернулся голос, но звучавший как-то вяло. — Прямо — твои, дальше — мои, — он махнул рукой в сторону дверей. — Ты правда хочешь посмотреть, где обитал Рикан? Там еще не убрали его вещи.       — Хочу, — уверенно заявил Ингвар, решив, что неплохо будет ознакомиться с тем, чем баловался де Альма, прежде чем это скроют от его глаз.       — Я хотел избавиться от его вещей раньше… — Альваро сделал едва заметный жест рукой, и его этар поспешил раскрыть перед ними тяжелую дверь, окованную снаружи железом. — Но не успел… об этом тоже было в моём письме.       Они вошли в просторную комнату, взметнув облако пыли, что зазолотилась в свете, проникающем через узкие окна. Там царил небольшой разгром, будто кто-то собирался в спешке, вываливая одежду из шкафов, расположенных в боковых стенах справа и слева. На низком потертом диване лежали несколько спад, залитых побуревшим от времени вином из опрокинутого глиняного кувшина. На узорчатых коврах с плотным ворсом валялось множество черепков от разбитой посуды. Рядом со входом стоял покосившийся холщовый мешок, наполненный серебряными и золотыми кубками, тарелками с драгоценной эмалью, маленькими ковчежцами с вплавленными в них камнями — рубинами, изумрудами.       — Он хотел забрать это с собой… — с грустью сам себе ответил Альваро, заметив интерес Ингвара, рассматривающего содержимое мешка.       — А где же спальня? Тут? — старший муж указал на вход, задрапированный тяжелыми бордовыми занавесями с золотым шитьём. Он устремился туда, оставив своих спутников позади.       Комната всеми своими окнами выходила на какую-то новую террасу, за которой виднелся сад. Туда вели резные двери, сейчас закрытые, а из-за прикрытых ставен в комнате царил полумрак. Ингвар распахнул их все, чтобы видеть…       Кровать показалась довольно скромной в размерах. Если бы Ингвар лег на ней, раскинув руки, то кончиками пальцев достал до края с обеих сторон. «А как же? Как же? — с беспокойством оглядел он совсем не подходящее для его фантазий ложе. — Как я тут положу по женщине с каждой стороны? Они же свалятся на пол!». Ингвар огляделся: пол устилали ковры и бурая шкура огромного медведя. По стенам развешены черепа оленей с ветвистыми рогами.       Альваро с этарами застыли бледными фигурами рядом со входом, сосредоточенно наблюдая за действиями Ингвара, который теперь деловито выдвигал ящики письменного стола, шарил в бумагах. Младший муж отвлекся, он не мог оторвать своего взгляда от ковра перед кроватью, воспоминания подкатывали к горлу рвотными позывами, и сейчас, когда, вроде, всё закончилось, его тело хранило память о каждом ударе. Тогда было — всё равно: световой день и ночь сливались в единый кошмар. И никто не мог его защитить: ни слуги, ни этары, ни жрецы. «Ересь» Рикана, начитавшегося идей Хуго Сатовиторского, настолько чётко встроилась в систему их верований, что они ничего не смогли ей противопоставить.       Здесь на ковре, он лежал связанный и избитый, вымаливая прощение непослушными губами. За всё. За то, что любое прикосновение к его телу влечёт за собой дрожь, за то, что не выполняет своих обязанностей, за то, что не испытывает желания, за то, что не может возбудиться и кончить… Рикан, поднимает его непослушное тело за плечи, усаживает на колени, но не освобождает руки из плена, и говорит: «Я прощаю тебя на этот раз, мой любимый Альваро, — в его голосе будто сквозит нежность, но соткан он из зловонной грязи, — ты же так нужен своему народу — он же спать не будет, пока ты не получишь удовольствия от чужой руки. Не нравится от моей? Я сейчас еще кого-нибудь позову! Не хочешь? Ах, меня любишь! Тогда старайся…». Рикан медленно присаживается напротив него, его ладони и пальцы скользят по члену Альваро, он больно терзает зубами его соски, зализывает открытые раны, с содранной кожей и сочащиеся сукровицей. Альваро закрывает глаза, чтобы не видеть перед собой ничего, с единственным желанием умереть и прекратить свои страдания.       Его тогда спасло только одно известие: Эдвин короновался в северной столице и теперь призвал герцога Байонны к вассальной клятве. Рикан на глазах у Альваро разорвал письмо короля и втоптал его в грязь: «Этот щенок указывает мне, что делать? Мне? Самому могущественному из герцогов! Моё герцогство, что его королевство. Захочу, сам себя короную. И, наконец, покончу с этим двуемужеством…» — последние слова относились к Альваро, который сидел у его ног на коленях, уткнувшись лицом в пол. Рикан уехал собирать сторонников. С трудом передвигавшийся Альваро собрал всех шестерых этаров. Он сам написал послание ко всем главам городов, и «всех иных частей герцогства Байонны, и народу, который населяет эту землю» приказывая беспрепятственно пропустить войско короля Эдвина по дороге в столицу и всячески способствовать его быстрому продвижению. Граф де Энсина имел все полномочия поступить так.       Ингвар подошел к высокому резному шкафу, сразу взялся за обе ручки в виде пасти львов и потянул на себя.       Поначалу он даже не понял, что за содержимое таится в этом месте: взгляд сразу приковала небольшая книга в черном переплёте, стоящая на каменной подставке, будто на алтаре. За ней — несколько отполированных статуэток в виде мужского члена, но разной высоты и толщины. Там же на полках лежали разного вида кожаные ремни, мотки верёвок, плети, еще какие-то железные приспособления непонятного назначения.       Он наугад вытащил на свет одну из плетей, повертел в руках, приблизил к глазам и только тогда заметил, что там, где кожаные «хвосты» собирались вместе, скопилась грязь. Он раздавил один ошмёток между пальцами и понял, что это загустевшая старая кровь. Плеть полетела на пол.       Ингвар повернул лицо к Альваро, ему показалось, что младший муж сейчас потеряет сознание — до того он был бледен. Будто слился цветом кожи с белоснежными одеждами этаров. Ингвар взял с собой только книгу, с грохотом хлопнул дверцами и глухо отдал приказ:       — Унести и всё сжечь! Уничтожить… переплавить…       — Чем желаете, ваше благородное высочество, принуждать своего младшего мужа к исполнению его обязанностей? — заговорил Примус.       — Вы считаете, что я его должен «принуждать»? — Ингвар даже рявкнул последнее слово. Вздрогнули все — и этары и Альваро.       — Нет, если младший муж с удовольствием выполняет свои обязанности по отношению к старшему, то не нужно, — спокойно ответил этар.       — Я думаю, мы договоримся, — Ингвар подмигнул Альваро и подошел вплотную к кровати. — Почему кровать такая маленькая?       — Мы заменим.       — А это что? — он вытянул железную цепь, крепившуюся к изголовью, и оканчивающуюся кандалами, отлитыми из золота. — Зачем?       Три пары глаз уставились на него. Этары смотрели с удивлением, а щеки Альваро вспыхнули огнём:       — Это — уже традиция, Ингвар. Скажите ему! — он нетерпеливо повернулся к этарам.       Примус подошел к нему ближе, но как-то неуверенно, с опаской, и осторожно начал:       — Если вы, старший муж по особым дням не восходите на ложе с младшим мужем и его не удовлетворяете, то это считается невыполнением младшим мужем своих супружеских обязанностей. То есть… как бы… он вам отказал.       — И что? — вскинулся на него Ингвар и сдвинул брови на переносице с устрашающим видом. «Какие к чёрту еще супружеские обязанности? — он нахмурил лоб, с трудом припоминая, — ну, он же говорил, по особым праздничным дням и всё такое… А в остальное время — гуляй с кем и где хочешь!». — Когда хочу тогда и ебу.       — Вы не поняли, удовлетворять нужно не себя, а его, — палец этара упёрся в грудь Альваро. — Если вы этого не делаете сами, то этим занимаются наши жрецы.       — И… каким же способом? — непонимающе спросил Ингвар. — Вы что же его… заместо меня? — И тут ему захотелось кому-нибудь хорошенько врезать и выбить весь этот «традиционализм» без остатка.       — Нет, только руками.       — А цепи зачем? Он что — сам себя не может?       — Ингвар, — подал голос Альваро, — эти цепи называются средством для усмирения младших мужей, я не имею права делать это сам. Традиция, — он виновато улыбнулся. — Я покажу!       Граф де Энсина подошел к кровати, лёг посередине, поднял руки вверх и дал заковать себя в кандалы. «Красиво смотрится. Проклятие! Когда же я доживу до этой церемонии подтверждения супружества? Уже месяц силы коплю, чёрт, скоро на Примуса полезу, и на него вставать начнёт». Ингвар невольно коснулся ладонью паха: вид скованного младшего мужа, такого трогательно-беспомощного, с разметавшимися по подушке волосами и похожего на женщину, очень даже возбуждал.       — Присаживайтесь рядом, герцог! — предложил Примус.       — Спасибо, я постою… — ответил Ингвар, все еще оглаживая себя.       Альваро согнул ноги в коленях и развел их в стороны, закрыл глаза, проявляя покорность. Примус сел рядом положил руки ему на бедра и как бы зафиксировал их положение.       — А если не получится? — спросил старший муж не без сарказма и сложил руки на груди. Ему очень не нравилось, то что ему показали.       — Жрецы будут очень стараться.       — Это неприятно и унизительно, Ингвар, — Альваро открыл глаза и свел ноги вместе, — надеюсь вы этого не допустите. Но это часть нашей веры, ее тайная часть, которая касается отношений между старшим и младшим мужем. Вам еще подробно обо всём расскажут: зачем это нужно и в чём смысл. Нам еще придется подтвердить наш брак в храме, и это будет не совсем так, как было в столице.       Ингвар чуть не проговорился, что знает о том, что брак повторно нужно подтверждать: он же узнал об этом из письма Альваро, которое потом уничтожил на глазах младшего мужа якобы «не прочитав». Он изобразил на лице крайнюю степень удивления:       — Муж мой! Неужели первого раза оказалось недостаточно?       — Достаточно, — Альваро смотрел на него, не отрываясь. — Но брак между старшим и младшим мужем подтверждается не только обещаниями любви и верности, как это происходит между мужем и женой. Помните, я вам рассказывал? Что такой брак — священный союз, поскольку не приносит потомства, как обычный. Хотя и мужчина, и женщина могут быть бесплодны. А, значит существует нечто, способное порождать эти плоды. Это — взаимное удовлетворение, эмоции, испытываемые во время соития… По нашей вере, эти невидимые, но очень хорошо осязаемые силы, достигая богов, подпитывают их, а те — посылают обратно свои дары в виде такой же благодатной силы. Так мы общаемся с нашими богами.       — Я понял, — кивнул головой Ингвар, стараясь разобраться в этой «южной заебени» насчет движения сил. — То есть, я должен еще раз поиметь тебя в зад, но уже прилюдно и на алтаре?       Альваро скривился, будто наелся чего-то кислого. Посмотрел на этаров:       — Может, отложим? Он еще совсем не готов. А то — получится как с бывшим.       — Нет, — дружно покачали головами этары, — вам, граф, придется его подготовить, обряд нужно провести в ближайшие дни, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу. Иначе ваш союз не будет работать в полной гармонии.       — Позвольте поинтересоваться, а что было не так с бывшим? — с любопытством спросил Ингвар, его охватила излишняя подозрительность: что-то они все недоговаривали.       — Он не смог, — поспешил дать ответ Альваро.       — Да? И почему не «встало» у Рикана? — продолжил допрос Ингвар.       — В том-то и загадка, — Альваро пошевелил руками, показывая своим видом, что цепи пора бы снять. — Я был тогда ещё любим и желанен. Может, волнение сказалось. Он как раз из-за этого в первый раз сорвался…