Рассвет над Байонной

      — … сначала найди книгу, которую я читал перед нападением. Она валяется где-то там на полу за столом. — Ингвар принялся давать свои указания.       Примус встал со своего места, взял в руки лампаду и, оставив Ингвара в полутьме, добросовестно начал разглядывать пол. Он вернулся обратно уже с сочинением Хуго и, видно, прекрасно знал, что именно там изложено:       — Милорд, вы подтверждаете это учение? — этар протянул свою находку герцогу, но тот сделал упреждающий жест.       — Пока полностью не ознакомлюсь, идеи Хуго Сатовиторского будут находиться под запретом, — Ингвар указал пальцем на один из книжных шкафов. — Положи туда. Я буду знать, где в следующий раз искать. Вы сможете пока управиться в своих обрядах без этой книги?       — Да, милорд, — спокойно ответил Примус, да так, что невозможно было понять: грустит он или радуется.       — Тогда вернёмся к нашим делам: смени всех трех этаров графа де Энсина на более сообразительных, кто не будет тупо исполнять приказы прошлого герцога, и кто не был до этого связан с насилием над графом Альваро.       На лице Примуса отразилось сомнение:       — Подтвердит ли ваше решение граф де Энсина? Это же «его этары».       — Не сомневайся, с утра, как проснётся, так и подтвердит, чёрт! — Ингвар коснулся пальцем своего носа: из одной ноздри опять начала сочиться кровь. Он размазал ее по скуле. Этар протянул невесть откуда взявшийся платок и помог затолкать один конец, свернутый в тугую турунду, в нос. Ингвар гнусаво продолжил излагать новый приказ:       — Теперь пища и напитки, поданные мне или графу, будут проверяться. Всеми тремя этарами. Чтобы не было отравлений.       — Милорд, их готовят только проверенные слуги! У нас никогда не было…       — Герцога Байонны тоже никогда не били по голове. Всё бывает в первый раз… И кто же у нас такой недогадливый? — Ингвар внезапно разглядел в дверном проёме своего младшего мужа. Альваро стоял со скрещенными на груди руками, вытягивая вперед шею, такой же белый от волнения, как и надетый на нём халат, но не решался зайти. — Кто посмел вас разбудить, граф?       — Я слушаю мой замок, и всё слышу! И шаркающие шаги лекаря хорошо различаю, — Альваро стиснул косяк двери пальцами, и его голос теперь стал еле слышен. — Мне нельзя сюда входить. Ингвар!       — Можно. Тебе везде можно ходить!       Альваро с осторожностью приблизился и теперь смог полностью рассмотреть то плачевное состояние, в котором находился старший муж. Из его горла вырвался всхлип, он быстро зажал рот ладонями, сдерживая рыдания, сотрясавшие его плечи.       — Что, сильно испугался? — участливо, но не без издевки, спросил Ингвар. — За меня или за себя? Подойди ближе!       Альваро кивнул, сделал шаг вперёд и опустился перед ним на колени, обнял поперёк туловища, прижавшись щекой к животу:       — За нас…       «Ого! Уже появились «мы!» — Ингвар ласково погладил младшего мужа по голове:       — И что же больше всего напугало тебя Альваро: мой внешний вид или то, что в случае моей смерти, все эти милые люди — жрецы культа Коатля, сожрут тебя с потрохами, поскольку никому не нужен бог с телом, покрытым уродливыми шрамами?       Альваро в подтверждении его слов еще теснее прижался:       — Не будь настолько жестоким!       — Я не жесток, а правдив и прямолинеен!       — Пожалуйста! — Альваро жалобно задышал ему прямо в пупок. — Я признаю, что у меня есть только ты. И я испугался… я не хочу тебя потерять!       Ингвар хмыкнул:       — Ещё соври, что ты влюбился в меня с первого взгляда. А теперь ещё задницей передо мной вертишь, вовсе не затем, чтобы меня соблазнить и испытать на крепость чувств, а, чтобы был повод обвинить в насильственном домогательстве. Я же все замечаю, Альваро! Понимаю, что тебе трудно справляться с самим собой. И обиды у тебя на всех богов, что тебя не защитили, размером с Байонну…       — Неправда! — почти выкрикнул Альваро и поднял голову: он был явно уязвлён, а глаза его — наполнены слезами.       — Да? Неужели еще и простираются на земли Эдвина?       — Ты надо мной смеёшься! — в голосе графа прозвучал горький упрёк.       — Нет. Я хочу тебе поверить, но не могу. Покажи мне, насколько я тебе дорог.       — Как?       — Поцелуй меня. Сам. Как женщину. Прояви ласку, но сам.       «А я пока бревном полежу, у меня сейчас как раз только на это и сил хватит!»       — Отсосать? — с какой-то нескрываемой надеждой спросил Альваро.       Ингвар ругнулся про себя на слабость ума своего младшего мужа:       — Ты таким способом все дела, что ставят тебя в тупик, решаешь? Даже государственные?       — Нет… — Альваро смутился, перебирая какие-то варианты в уме. — Значит, как женщину…– на его лице отразилась полная гамма чувств: от неприятия, смущения, гнева, равнодушия, интереса, решимости и даже торжества. Он поднялся и навис над Ингваром, рассматривая его, как-то по-новому. Не отрывая взгляда, перекинул ногу, согнутую в колене, через его тело, усаживаясь сверху ему на бедра, положил ладони на грудь.       — Решайся! — прошептал Ингвар, побуждая младшего мужа к дальнейшим действиям и подсказывая. — Я тебе очень дорог…       Альваро коснулся его щёк кончиками пальцев, осторожно убрал в сторону окровавленный платок, сначала нерешительно, потом более уверенно, склоняясь всё ниже, захватил легким поцелуем нижнюю губу, чуть отстранился на миг, повторил еще настойчивее, вложив страсть. Последующий поцелуй, неотрывный и горячий, накрыл рот Ингвара, вызывая ответные эмоции внутри тела. Он еле сдержал себя, чтобы не ответить и не положить руки на бедра Альваро, задирая вверх скользящую ткань одежд, не обхватить за упругие полукружия ягодиц, прижимая их еще теснее к разгоравшемуся пламени в паху. Но младший муж не останавливался: ласкал его язык своим, посасывая, требуя ответа, лишал возможности дышать, полностью завладевая ртом.       Головная боль вернулась остро и совершенно неожиданно. Ингвар быстро ответил на поцелуй и мягко отстранил от себя Альваро:       — Дай отдышаться! — Он прикрыл глаза, вслушиваясь в боль. Она уже не была такой резкой, разливалась, но не оставляла, вызывая стон. Альваро поцеловал его в лоб, потом в висок, прижался губами к шее под ухом:       — Чем я могу тебе помочь, Ингвар? Опять позвать лекаря?       — Потом, — пальцы Ингвара вплелись в растрепавшиеся волосы младшего мужа, уверенно поглаживая затылок. Он мог даже поклясться, что Альваро заурчал от удовольствия, становясь все более расслабленным и податливым второй ладони Ингвара, добравшейся таки до его обнаженного бедра. — Ты мне подскажи, зачем меня уложили в постель? Да так надёжно.       — Разве граф де Энсина вам ничего не рассказал? — подал голос Примус, сидевший рядом в кресле, и о котором оба мужа как-то подзабыли, занявшись устроением собственных личных дел.       Альваро вздрогнул, чуть приподнял голову, поворачивая ее к заговорившему этару:       — Мы уже упоминали об обряде, и я полагал, что вы сами введёте герцога в курс дела.       — Это вы о том действии, когда не встал у Рикана? — догадался Ингвар.       — Да, мой старший муж, — Альваро опять вернул голову на прежнее место, подставляясь под ласку Ингвара, — в течение трех дней после принесения клятв нам нужно будет подтвердить наш брак… наш союз в храме, на алтаре.       — Но там же жестко! Спиной-то лежать, — у Ингвара уже не нашлось иных слов, чтобы определить абсурдность ситуации, в которую он попал. Теперь ему оставалось только смеяться над самим собой. Особенно радовало слово «публично», как бы невзначай всплывшее в памяти и дважды произнесённое разными людьми — Эдвином и Альваро.       — Подстелят…       — Простынку или лепестками цветов сверху посыплют? А давай попросим маслом полить? Вжик и сразу с алтаря снесет на пол!       — И это единственное, что тебя сейчас беспокоит, Ингвар? — слишком официальным тоном осведомился Альваро.       — А что еще? Меня ставят перед фактом, хоть поглумлюсь напоследок! — два громких вздоха, синхронно вырвавшихся у Альваро и Примуса, были красноречивее дальнейших слов: там, где кончается разум, начинаются южные «поебени», последние побеждают, и только выставление себя полным идиотом спасает остатки разума, лишая «южных» чистой победы. — Рассказывайте теперь, что мне нужно делать.       — Я уже говорил, — начал Альваро, — что это священнодействие связано исключительно с верой нашего народа в силу союза между двумя мужьями, которые управляют Байонной…       — То, что нам с тобой придётся… ммм… заняться любовью на алтаре — это я уже понял, — перебил его Ингвар. — Тебя там тоже будут цепями приковывать, чтобы ты не сбежал?       — Нет! — возмутился Альваро. — Ничего такого не будет!       — А в чём подвох? Чего вы тут все так волнуетесь? Ну, ладно, Альваро, я могу тебя понять — у тебя своя вера, но в остальном? Ты во мне сомневаешься? — задавая вопросы, Ингвар усиленно пытался разобраться, какого размера лопату ему взять, чтобы всё «вот это дурно пахнущее» разгрести.       — Позвольте мне ответить, — опять вмешался Примус. — Народу нужна зрелищность: качество, красота, страстность, которыми сопровождается обычное соитие между двумя мужчинами.       Граф де Энсина поднял голову и с изумлением воззрился на этара, приоткрыв рот. Герцог Байонны удовлетворённо сглотнул, обнаружив для себя, что «сакральная лабудень» поразила только часть местного населения, а с вменяемой частью можно спокойно договориться.       — Я говорю так, — спохватившись поправился Примус, — чтобы было понятно герцогу. Но мои слова были бы понятны и предыдущим нашим правителям, граф Альваро. Мы сейчас не в храме, не перед лицом бога Коатля, поэтому обсуждаем проведение церемонии, чтобы всё прошло гладко, а не как в прошлый раз. Вчера народ принял ваши клятвы, но вы не должны разочаровать его в последующем.       — Он прав, Альваро, — поддержал Ингвар, — мы и так с тобой сейчас своим внешним видом не соответствуем утонченному вкусу вашего бога любви: я еле передвигаюсь со своей разбитой мордой, да и ты — весь в шрамах. Внешней эстетики почти ноль. Если люди нас такими «красивыми» не поддержат, то кто мы будем для них? Я — военачальник иноземной армии, а ты — слабый и забитый отпрыск правившей династии. Убрать нас не составит труда. А потом выбрать двух других мужей, которые и смотреться будут лучше и трахаться прилюдно с удовольствием. Так, вот только реветь сейчас не надо! — призвал Ингвар, увидев, как исказилось лицо его младшего мужа и на его глаза навернулись слёзы. — Ты мне нужен, — он встряхнул его за плечи, — как и я нужен сейчас тебе! Ну неужели, ты сомневаешься, что мы справимся?       Альваро вздохнул, но поддался на его призыв, приподнялся и оперся на руки, опять навис над Ингваром:       — Справимся! — жестко ответил, с решимостью соглашаясь со старшим мужем.       — Ты сильный, смелый и нежный. Это так. Это говорю тебе я, твой старший муж, и плевать, что скажут другие. Понял?       — Да, — выдохнул он в губы Ингвара, вновь поцеловав его. — Есть только мы: ты и я. Спасибо! Только будь всегда рядом.       Ингвар прижал Альваро к себе и повернулся к этару:       — А ты — пиши мой закон! И оповести всех своих жрецов. Если я сдохну, жените моего младшего мужа на короле Эдвине.       Лицо Примуса вытянулось от изумления.       — Вы думаете, я — безбашенный? — продолжил Ингвар — Нет, внутри я сладкий птенчик. А Эдвин… сначала одну половину дворца казнит в отместку за мою смерть, потом — вторую, за то, что моей смертью испортили ему настроение. И храм ваш до фундамента сроет, вместе с алтарём, чтобы младшего мужа негде было трахать. Я же не шучу! Вам меня любить, уважать, беречь и жалеть нужно! А во всём остальном, думаю, мы договоримся.