Эти вещества в твоей голове, Говорят,что мы должны быть ближе.
Проснувшись, лежу на животе, не открывая глаз.Руки закинуты под голову и затекли до такой степени, что трудно ими пошевелить.С трудом промаргиваюсь, распознавая перед собой не особо разборчивую картинку.Опираюсь на локти, осматривая помещение вокруг.С помощью тусклого приглушенного света, доносящегося из двух бумажных торшеров с меня ростом и из подсветки над стеклянной барной стойкой, вижу просторную гостиную, совмещенную с кухней. Как оказалось, я уснула на довольно-таки громоздком диване, напротив которого стоит кофейный столик с кипой разных бумаг, документов и прочей чепухи, которая меня мало интересует.Единственное, что мне бы хотелось знать — где я есть.Судя по интерьеру, я попала в чьи-то особенно дорого обставленные хоромы. Становится даже как-то не по себе, когда я мельком решаюсь осмотреть свой внешний вид в огромное зеркало в пол в коридоре.Кое-как руками приглаживаю запутанные волосы, одергиваю юбку и резко оборачиваюсь на приближающиеся шаги.Спустя долю секунды, в мою голову начинают возвращаться обрывки сегодняшнего инцидента.Вспоминаю все, что происходило с самого утра и закончилось не меньше, чем пару часов назад.Чопорная мысль падает на мою голову увесистым камнем: я дома у Незборецкого, и это его шаги сейчас приближаются ко мне. Застываю на месте, когда белокурая голова с идеальными чертами лица появляется в проеме двери, ведущую в гостиную, из которой я вышла пару минут назад. Кирилл вальяжной, медленной походкой, засунув руки в карманы, двигается по направлению ко мне.В его глазах вспыхивают огоньки неприязни и ненависти ко мне.Ну конечно, меня пришлось привезти к себе домой, напоить чаем, а потом еще и ждать, когда же я соизволю проснуться и убраться из его хором! С другой стороны — его никто не просил этого делать! Черт, возьми, а ведь его и правда никто не просил! Что же получается, он сам вызвался помочь мне? Да быть не может! Пока я размышляла о произошедшем, парень почти вплотную приблизился ко мне,да так, что, кажется, еще один шаг, и он меня раздавит своим напором.Его надменный взгляд заставляет пробежаться по спине толпу мурашек, что не укрылось от его глаз. — Выспалась? Теперь можешь проваливать, — кротко бросает он, оставаясь стоять на месте, что вводит меня в некий ступор.Как я, по-твоему, уйду, если ты перегородил весь путь, идиот? Свои мысли я гуманно пытаюсь удержать, чтобы не высказать все прямо в его смазливое лицо.И снова эти до одури голубые глаза оставляют яркий след в моей памяти. — Тебя никто и не просил тащить меня сюда, я бы и сама справилась! — грубо, порывисто отталкиваю его от себя, делая шаг в сторону выхода, но моя рука оказывается в слишком цепких оковах пальцев Незборецкого.Наверняка останутся красные отметины.Благодаря его силе, я снова оказываюсь прижата к стене. — Моя месть зашла слишком далеко вчерашним вечером, — длинный указательный палец то и дело показывается у меня перед носом.Он стоит настолько близко, что я могу почувствовать его мятное дыхание, смешанное с привкусом едкого табака. — Я хотел отомстить — я отомстил.Я не виноват, что этот придурок решил затащить тебя в туалет, чтобы не только запугать.Что было после, ты рассказывать так и не собираешься, а я в свою очередь не собираюсь потакать твоим детским заскокам.Так что, скатертью дорога, милая, — последнее слово он будто выплюнул изо рта.Хватка моментально ослабла, и теперь я могу лицезреть только спину этого хамла, который уходит на верхний этаж с такой важностью, будто только что стал Нобелевским лауреатом.Индюк ты чертов, а не лауреат. — Больно ты мне сдался, Кирилл Незборецкий, — шиплю я, натягивая на себя вчерашние туфли.Замечаю, что дома у него довольно-таки необычно пахнет чем-то свежим или же, наоборот, пропахло им, пропахло его мятно-табачной отдушкой, которую он тянет за собой повсюду. Открываю тяжелую входную дверь, хлопая ею с такой силой, что стены дома начинают нещадно трястись.По нерасчищенным тропинкам, ведущим то к воротам, то к высокой железной калитке, пробираюсь к выходу.Тонкий слой снега умиротворяюще скрипит под ногами, но ничто в жизни не успокоит бурю эмоций сейчас у меня в голове и на душе.За эти две минуты я испытала все, что только можно: от приятной дрожи до жутчайшего отвращения к человеку, если его все еще можно назвать человеком, ах, да, я же совсем забыла, что он — самовлюбленный эгоистичный индюк! Чуть не поскальзываюсь на заледеневшей плитке, ухватываясь за рукоятку калитки.Наконец, открываю дверь и на этом же месте едва ли не сталкиваюсь с расфуфыренной блондинкой.Зеленоглазая, кажись, уже прожгла во мне дыру, пока мы с минуту разглядывали друг друга.И все же я узнала ее сразу, — это та, вчерашняя, которая весь вечер висла на шее у Кирилла.Сама не знаю, почему я ее так хорошо запомнила. — Надо же, Незборецкий уже нашел себе новую шлюшку, — хмыкает она, подходя ближе, чтобы пройти на территорию его особняка.Мои брови сходятся на переносице, отчего на лбу залегает неглубокая морщинка. — Ты это про себя? — не остаюсь в долгу я, прохожу мимо и задеваю ее плечом, да так, что она еле удерживается на своих каблуках.Нагло открываю дверь ее же такси, на котором она, по-видимому, прикатила сюда, и пока поправляю куртку на себе, эта дешевка все еще с открытым ртом наблюдает за мной.Стоп, а что это на мне за куртка? Быстро снимаю с себя дубленку, медленно перевожу взгляд на блондинку. — На, отдай своему Дон Жуану, — бросаю вещь прямо ей в руки. — Стой, а что ты здесь делала? Какого черта такие, как ты отсиживаются дома у моего парня? — возмущенная девушка, будто сейчас вцепится мне в глотку, на что я лишь непринужденно фыркаю и закрываю за собой дверь автомобиля, называя адрес водителю. Где же теперь Маша?***
— Черта с два! — выкрикиваю я, ступая на порог Машиного коттеджа. — Неужели я забыла его в проклятой куртке? — облапываю себя в поисках мобильника, но все мои попытки найти вещь — тщетны.Угораздило же меня пойти к нему домой, да еще и благополучно уснуть там на добрые три часа.Довольно шумно швыряю свои туфли куда-то к стене, сама отправляюсь на кухню, дабы выпить стакан воды и что-нибудь перекусить, а то не есть со вчерашнего утра, мягко говоря, не очень. На автомате открываю верхнюю полку, достаю граненный стакан, наполняя его водой.Залпом опустошаю емкость, возвращая ее на место.Устало выдыхаю и поворачиваюсь лицом к столовой, на секунду закидывая голову назад, но осознавая, что в комнате я не одна, поспешно открываю глаза, вжимаясь в кухонную столешницу.Передо мной сидит тот, кто вчера с таким ярым удовольствием лапал меня везде, где только можно.В моих глазах вспыхивает огонь ярости, сжимаю руки на углах тумбы до побеления костяшек, зубы стискиваю до скрипа, а губы превращаются в сплошную тонкую линию.Дыхание сбивается, а в горле застревает противный ком, который мешает мне что-либо сказать, но, наконец, я нахожу в себе силы и срываюсь с места, подходя к своему оппоненту почти вплотную. — Какого черта ты здесь делаешь? — выплевываю я так, будто через мои зубы просачивается яд.Молодой человек лишь поводит бровью, надменно усмехаясь. — Проваливай! — срываюсь на крик, толкая его за плечи.Ненароком замечаю, что после того, как на нас упала тяжеленная туалетная дверь, благодаря какому-то мужику, теперь у него красуется бордово-синий синяк на всю правую скулу.Хорошо его припечатало. — Ой, перестань орать, я тебя прошу, — длинными пальцами он проводит по волосам, наигранно щурясь. — И так вчера оглох из-за твоего визга. Мой рот раскрывается в немом «о», когда он встает, трепет меня по голове и прислоняет к уху свой мобильник.Я легонько встряхиваю головой, оправляясь от своих мыслей, и уверенной походкой шагаю на второй этаж в спальню Цинковой. Пробегая по лестнице, я рывком открываю деревянную коричневую дверь, врываясь в просторную спальню, где сейчас зашторены мансардные окна, а подруга видит десятый сон в маске, не пропускающей свет.В кровати будто взорвалась бомба, за баррикадами одеял ничего практически разглядеть невозможно, но увидев мужскую рубашку, точь-в-точь, как у Мирона вчера, я понимаю, что сегодняшняя ночь у нее прошла чересчур бурно.Удостоверяюсь в этом, когда сзади меня раздается скрип, а в дверях появляется тот самый высоченный брюнет — Мирон.Волосы все в таком же творческом беспорядке, на подбородке красуется красная царапина, а изумрудные глаза растерянно бегают по комнате.Усмехаюсь, заслоняя лицо ладонями, падаю в кресло, стоящее напротив кровати.Локти теперь располагаю по краям.Истерический смех то и дело срывается с губ, отчего Мирон, оперативно надевающий джинсы, косится на меня с подозрительной ухмылкой. — Передай ей, что я перезвоню, ладно? — он медленно застегивает рубашку одной рукой, другой пятерней проводит по каштановым волосам.Я кротко киваю, продолжая следить за ним. — Какого черта Разумовский тут забыл? — вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать. — Меня ждет.Ладно, все, я побежал, увидимся еще, малая, — он точно так же, как и Илья трепет меня по голове, выходя за дверь. Я перевожу взгляд на Машу.Оказывается, все это время она не спала вовсе, а только сейчас открыла свои синие глаза и уставилась на меня.Укрывшись одеялом, она переворачивается с живота на спину, кусая и без того пухлые губы и сжимая взъерошенную простынь. — Да, я переспала с ним, — отвечает она на мой немой вопрос, подвигаясь ближе. — А ты где была, подруга, я так за тебя волновалась, ты даже не представляешь! Где твой мобильник? — после горы ее вопросов я опускаю глаза в пол, поджимая под себя ноги.Разочарованно выдыхаю, укладывая голову подбородком на колени, опуская ресницы.В душе снова образуется какой-то неизвестный мне комок эмоций.Я будто разрываюсь на части.Одна гласит, что Незборецкий самолично добровольно ринулся меня спасать от съедения собаками, а вторая, что весь этот Ад подстроил он, дабы отомстить.Но по крайней мере меня гложет мысль, что мы с ним еще обязательно встретимся хотя бы, потому что мне нужно вернуть свой телефон. — Я была с Кириллом, — уж проще соврать ей, чем признаваться в том, что меня заставили обжиматься в туалете с другом ее новообретенного парня.Но отчасти я и не вру, я же и в правду весь день провела у своего ментального врага дома.Тем временем глаза Цинковой округляются до пяти копеек. — Я просто была у него дома, не придумывай там себе! — небрежно бросаю я, зарываясь пальцами в свои волосы. — Я все равно все узнаю, — она притворно щурит глаза и через секунду бросает в меня подушкой. Я тут же реагирую на ее «вызов», и в ответ бросаю в нее еще одной перьевой подушкой.Начинается мини-бойня, после чего какая-то из вещиц рвется, и весь пух оказывается у нас на головах, на кровати, да и вообще по всей комнате.Мы визжим, деремся, и в конце концов падаем на гору одеял и простыней все мокрые и раскрасневшиеся.Отдышка проходит через минуту, а Маша тут же начинает свою почти бессмысленную тираду. — Не смей шутить по поводу Мирона, — я прыскаю в кулак, продолжая отдышиваться. — Плевать на то, что он учится на параллельном потоке, но зато он красивый, богатый и умный, не то что некоторые… — я закатываю глаза, самодовольно фыркая. — Он сказал, что позвонит, а значит вернется.Мне стоит надеяться на дальнейшее развитие, поэтому… — Поэтому ты решила дать ему при первой встрече, — заливаюсь смехом, поднимаясь с кровати, и направляюсь к двери, дабы выйти на кухню. Сзади с спину прилетает еще один снаряд перьев, после чего мы с Марией отправляемся на первый этаж на поиски чего-нибудь съестного.За завтраком и разберусь со всем, что произошло за минувшие пару дней.Не может же быть правдой то, что хорошие девочки так просто, наивно и быстро могут влюбиться в плохих мальчиков, которым нужна только постель.Неужели, в моей душе начинают бороться непонятные чувства, из-за который потом умирает миллион нервных клеток, режим прощается с тобой, а здоровый цвет лица и вовсе убегает в горы? «Я не должна, я не должна!» — твердит подсознание.«Доверься мне,» — нарочито шепчет сердце.И кому мне верить, что мне чувствовать, как мне бороться с ними, с этими веществами?