***
Семью часами ранее
Поскольку нам всем было интересно, какого Маша жива, и что в принципе происходит, мы все уселись в довольно-таки вместимую машину Макса и направились в отделение полиции на Крондтштатской. Теперь статья «сто пятая» УК РФ переименовалась в «сто пятьдесят девятую», из убийства в мошенничество. Как оказалось Цинкова вовсе не была убита, все было подстроено. На фотографиях — бутафория, а в силу тогдашней моей психической неуравновешенности, я и приняла все это в за правду. Мы долго восстанавливали последовательность событий, но со временем все встало на свои места. Вот почему Маша совсем не была похожа на мою лучшую подругу, вот почему она мне разрешила жить с ней, ведь так же в разы удобнее сливать информацию Кристине, чтоб ее. И я даже не подозревала, что рассказывая ей о своих проблемах в отношениях с Киром, я подвергаю его и себя опасности. Притворяться мертвой ей надо было затем, чтобы было удобнее следить за нашими передвижениями, ведь никто и не догадывался, что это может быть неправдой. Так же только в фильмах бывает, да? Оказалось, что нет. Мы с Кириллом и Мироном уселись на заднее сидение автомобиля. В салоне стояла мертвая тишина, и разрывал ее только звук шумящего мотора. Сердце колотилось, как бешенное, норовя проломить грудную клетку и выпрыгнуть мне в руки. Из-за жуткого волнения, охватившего меня, срочно нужно было успокоиться, дабы внезапный приступ гипервентиляции и панической атаки не застали меня врасплох. Аккуратно перебирая пальцами, я ухватилась за напряженную ладонь Кирилла, сидящего рядом. Он же, бросив на меня безразличный холодный взгляд, вернулся к созерцанию видов за окном. Всем сейчас было не до нежности, и я это понимала, но почему-то сердце больно укололо, заставив меня, замкнуться в себе и убрать руки на место. В голове совсем не укладывалась череда событий. Почему? Зачем? Как? Мы ехали в центр, дабы разобраться со всей этой канителью. Хотелось обычной, нормальной жизни, где у всех все хорошо, либо по стандарту. Но вместо этого, я могла каждый день просыпаться с мыслью о том, что кого-то могут либо пристрелить, либо вообще, того хуже, убить. Я боялась за всех, но особенно за Кирилла. За такой короткий промежуток времени я успела привязаться к нему так сильно, что уже не представляла своей жизни без этого человека. Я любила его. Я хотела быть с ним всегда и везде, что бы ни случилось. И сейчас мои внутренности болезненно сжимались при осознании того, что таким незначительным жестом и колючим взглядом он меня не то, чтобы отверг, но задел за какие-то душевные ниточки, которые, по сути, лучше не трогать никогда. Я плохо переношу ссоры, не люблю это тяжелое ощущение на душе и постоянно, тянущийся, как патока, воздух, из-за того, что нутро скручивается в жгут и дышать нормально априори не позволительно. Задумавшись, я совсем не заметила, как мутные дороги и лес сменились городскими видами отдаленных домов и шумный проспектов. С момента отъезда никто не проронил ни слова, оставляя все свои переживания и мысли при себе. Глубоко вдохнув сухой воздух, я хотела было вздремнуть, пока ехать оставалось около часа по московским пробкам, но не тут-то было. Кирилл, рядом со мной, нахмурился, поджал губы в сплошную линию, вытащив из кармана безразмерного худи, холодную ладонь, протянув ее мне, оплетая пальцами мою кисть. Судорожно замерев, я подняла осторожный взгляд на его непроницаемое красивое лицо, следом аккуратно прижавшись к тяжело вздымающейся груди, выслушивая четкие удары его сердца. Значит, все в порядке. Хотя бы на короткий промежуток времени. Проснувшись буквально через час, голова гудела, а изнутри ее набили будто лежалой мокрой ватой. Ощущение противное и неприятное, хотелось пить и таблетку, но вместо этого в нос ударил неприятный запах сырости из-за открытой двери машины рядом с полицейским участком. В машине кроме Макса никого не было, поэтому, сев ровно и продвинувшись к середине между водительским и пассажирским креслом, я наблюдала вместе с Максимом разворачивающуюся картину на улице. Доносившиеся отголоски были едва разборчивы, поэтому я лишь тщетно пыталась усмирить сбившееся дыхание и колотящееся сердце, дабы вслушаться в слова. Через лобовое стекло отчетливо было видно, как Кирилл яростно жестикулировал руками перед испуганной Цинковой, которую за плечо удерживал полицейский, а Мирон то и дело пытался усмирить разбушевавшегося друга. — Что случилось? — проговариваю я хриплым, из-за дремы, голосом. Макс едва заметно дергается, поворачивая голову ко мне, но не отрывая взгляда от сабантуя. — Где Наташа? — За водой пошла, — проигнорировав мой первый вопрос, Макс снова развернулся, закидывая сигарету в зубы и затягиваясь. — Ну и подруги у тебя, — многозначительно заключил он, покидая салон. Выпрыгнув вслед за ним в открытую заднюю дверь, я направилась к Кириллу, ор которого был слышен, кажется, даже в помещении. –… С головой совсем не в порядке? Тебе до этого в твой пустой череп не приходило, что это, блять, не игрушки? — рычал он. — Незборецкий, боже мой, успокойся, ради Бога! Тебе все объяснят. За такие деньги мой отец, как два пальца об асфальт, вытащит меня отсюда. Штраф в две сотни и полтинник на руку начальству — дело закрыто! Ты действительно думаешь, что я не предусмотрела ничего до того, как взяться за эту канитель? — Что происходит? — пикнула я, чем вызвала резкий взгляд парня, который чуть ли не метал молнии. — Пусть вам все объяснит адвокат, нас заждались. До свидания, молодые люди! — низкий баритон полицейского резанул по ушам. Маша лишь бросила на меня мимолетный безразличный взгляд и скрылась в дверях отделения. — Ты даже не представляешь, сколько пиздеца бы случилось, если бы ее не спалили, — заключил Незборецкий, потирая уставшее лицо ладонями, одновременно обращаясь ко мне. Нервно сглотнув, я, взяв парня за руку, направилась вместе с ним по мраморным ступеням внутрь огромного здания, где нас уже ожидал тот, кто в этом разбирается, целясь рассказать нам, в чем заключалась сделка между моей подругой и заказчиком.