Добро пожаловать в нигде

      Странное это чувство — идти по дому, где каждый встречный предмет может тебя убить, в компании чудовища Франкенштейна с альтернативной предысторией. Коридор всё не кончался; обои в полосочку сменились строгими деревянными панелями. Кое-где красовались аккуратно нарисованные маркером сатанинские символы. Это значит… что это значит, Роуэн додумать не успел: с мысли сбили зловещие шорохи из темноты.       Адам замер. Шепнув что-то своей кисти, он отправил её, шустро перебиравшую пальцами, на разведку. Роуэн почти спокойно проводил бегающую руку взглядом.       — Слушай, — только сейчас сообразил он, — этот дом ведь рассчитан удерживать только грешников, правильно? Ну так и каким чёртом здесь есть священник?       — О, отец Парадокс — это уникальное явление, — Адам слегка усмехнулся, но загадочным образом это вновь выглядело как застенчивая улыбка, — Грехов на нём больше, чем на многих из нас, однако он не успел при жизни лишиться сана; господин Беррингтон долго искал столь интересный экземпляр. Как раз на случай своей кончины. Он ведь хотел оставить нам шанс на искупление.       «Грешный священник, сохранивший право исповедовать других. Воистину парадокс», — подумал Роуэн. В этот миг из коридора, подпрыгивая на бегу, показалась рука. Она не бежала прямо, но металась из стороны в сторону, как если бы уворачивалась от невидимых стрел. Адам стремительно подхватил свою необычайно полезную конечность и тревожно глянул через плечо:       — Нужно спрятаться, срочно! Уфолог идёт.       — Чего?! — с такой интонацией обычно произносят «Конец Света», но никак не безобидное слово. Адам широко распахнул глаза с совершенно девичьими длинными ресницами:       — Наверное, его Балемон позвал… Потом объясню, сюда!       Он дёрнул дверь, но та не поддалась. Совершенно обычное явление отчего-то вызвало панический ужас, и Адам замер, тупо дёргая дверную ручку. Даже пригнулся в тщетной надежде просочиться сквозь порог. Это выглядело настолько по-человечески, что даже немного умиляло.       — Почему закрыто? — обморочным тоном шептал Адам. — Здесь всегда открыто, всегда! Я только недавно проверял…       Шорохи тем временем усиливались; к ним примешались неприятные скребущие звуки, какие бывают, когда что-то металлическое царапает пол.       — Надеюсь, у вас тут Пирамидоголового не водится? А, ты же не знаешь, кто это… Да отлипни уже от двери, она не откроется, даже если ты очень сильно попросишь! — Роуэн положил руку на плечо спутника, но в последний момент дёргать передумал — мало ли, где ещё на этом теле пролегают швы. Странно, но пресловутое тело ощущалось относительно тёплым. Живым. Интересно, как это вообще работает?       Так и не определившись окончательно со своей версией, Роуэн кинулся к двери с противоположной стороны, за которой что-то многозначительно капало. Рассудив, что вода уж всяко не такая страшная, как что-нибудь железное и острое, он вбежал в комнату и замер. Вполне предсказуемо, что это оказалась ванная. Но какая!       Если будуар курильщицы проектировал сумасшедший дизайнер, то здесь пробежал его нежно любимый брат — безумный архитектор. Именно он решил, что было бы очень здорово сделать ванную комнату размером с футбольное поле, не забыв натыкать в самых неожиданных местах четыре ванны. Унитаз, вопреки логике, один-единственный, гордо красовался на почти полуметровом пьедестале — трон, да и только. Нежно-голубая плитка с золотыми узорами книзу покрывалась чёрными и красными пятнами.       В размышления резко вторглось бледное женское лицо, свесившееся с потолка прямо перед его носом. Её рот был разрезан в лучших традициях Джокера. Все былые страхи собрались в одно; Роуэн тонко завизжал и спрятался за подоспевшего Адама.       — Ох, уважаемая госпожа Юми, не стоит так увлекаться! Вы могли бы напугать его до смерти, и тогда розыгрыш лишился бы всякого смысла. Видите ли, Балемон нарушает правила договора и угрожает невинной крови прежде чем были испробованы все возможности… Не позволите ли вы переждать беду в вашем секторе сей чудной комнаты?       Роуэн осторожно осмотрелся из-за чужого плеча. Только сейчас он заметил, что чёрные и красные пятна не наляпаны бессистемно: они покрывали весь пол, но нигде не перемешивались, деля комнату на равные части. Обнаружились ещё совсем уж неясного происхождения зелёные, ореолом покрывавшие пространство вокруг «белого трона». Словно норовя обеспечить «невинной крови» парочку инфарктов, «госпожа Юми» снова свесилась с потолка, и он сдавленно икнул, утыкаясь лбом в спину Адама:       — Что с тобой? Вроде раньше ты не так сильно пугался, — заметил тот, пытаясь посмотреть в глаза. Увы, не так-то просто заглянуть в лицо того, кто вцепился в тебя, как детёныш коалы в любимую маму.       — Травма детства, — простонал Роуэн, — всегда боялся японских привидений.       Адам слегка пошевелил лопатками:       — Вот как? Тогда лучше не смотри вверх.       — Почему это… Ааа! — по распространённому принципу «не думай о розовых слонах» Роуэн поднял голову и обнаружил, что госпожа Юми не одинока в своей любви к сидению вверх ногами. Ещё две женщины в белых кимоно играли в карты: те отчего-то не падали вниз, хотя клали их вопреки всем законам физики. У одной волосы полностью скрывали лицо, зато из затылка торчал огромный бычий глаз; вторая, пользуясь тем, что Юми отвлеклась, вытянула невероятно длинную и гибкую шею, подглядывая в её карты.       — Мамочки, — в обморок не падалось, а жаль: это явно было бы отличным выходом из ситуации. По щеке почти невинно, по сравнению с щупальцами Балемона, проскользнули по-змеиному извивающиеся чёрные волосы.       — Пусть остаётся, — прошелестела обладательница бычьего глаза, — мы ещё не закончили партию.       Спасаясь от вездесущих волос, Роуэн забился за пьедестал унитаза и устроился прямо на полу, обхватив руками колени. Адам осторожно склонился над нервно икающей жертвой «травмы детства»:       — Не бойся их. Они ничего тебе не сделают, правда, дамы?       — Если только напугаем немного, — тонко захихикала длинношеяя, — он так забавно кричит!       — Кстати, — впервые заговорила Юми: она говорила невнятно, и Роуэн с трудом различал слова. — Я бы на твоём месте не прижималась плечом к этой ванне. Мы тут не единственные хозяйки.       Словно иллюстрируя её слова, в ванной на мгновение показалась зубчатая спина. Странным образом морская змея — или что это? — подействовала успокаивающе. Это был ужас понятный и привычный, безо всяких там глаз из непредвиденных мест, гигантских ртов и белых кимоно.       — Тебе лучше отойти, — шепнул Адам, — они тоже участвуют в соревновании.       Уточнить, кто «они» Роуэн не успел: громкий всплеск, и его с ног до головы окатило ледяной водой. Водичка обладала всеми достоинствами, какие ожидались, вплоть до тонкого аромата тухлятины и почему-то — сырой рыбы.       — Ктулху, он и так достаточно чистый, его необязательно мыть! — в уши вновь ввинтилось противное хихиканье длинношеей. Скорее рефлекторно, чем из реального желания поспорить, Роуэн простонал:       — Но ведь Ктулху — это вообще литературный персонаж. Его как бы не существует! А если и есть, то в ванне он точно не поместится.       Нечто в ванне обиженно всколыхнуло воду, как бы говоря: тоже мне, эксперт нашёлся.       В общем, симпатичная сложилась обстановочка. Три японских привидения на потолке играют в карты, Ктулху грозит щупальцами незримому содержимому соседней ванны, а он, грустный студент, меланхолично наблюдает, смирившись с судьбой. И ещё Адам. Интересно, чего хотел добиться его создатель, когда проводил свой эксперимент? Если судить по имени, то, наверное, сотворить своего первого человека. Но зачем тогда собирать тело из кусков? Наверное, ему хотелось, чтобы творение было идеальным. Пожалуй, таким оно и вышло: даже обладая некоторыми своеобразными чертами вроде грубого шва, изредка показывающегося из-под ворота рубашки, Адам был… красивым. Пользуясь возможностью, Роуэн втихаря залюбовался. Вероятно, тут дело и в том, что на таком-то фоне прекрасным принцем покажется любой, кто не хочет тебя убить, но всё-таки. Смотреть на вполне человеческое лицо с мягкими, слегка женственными чертами точно приятнее, чем на этот чёртов бычий глаз — господи, зачем он только вспомнил о бычьем глазе…       Идиллическое любование прервало щупальце, просочившееся под дверь.       Сперва Роуэн подумал о Балемоне, но нет: этот отросток принадлежал другому существу. Красно-коричневый, словно вылепленный из сырого фарша, он приближался подобно гигантскому червяку. Острый шип на кончике скрёбся о пол, прочерчивая царапины на древней плитке. Дверь тряслась, словно на неё напирало что-то большое.       При виде «червяка» призраки пришли в странное волнение и, мигом свернув партию, кинулись врассыпную. Адам всплеснул руками:       — Леди, постойте, куда же вы? Разве нам не надлежит плечом к плечу встретить противника, дабы вразумить?       Госпожа Юми прошепелявила: «Знаете, у японских женщин тоже есть свои страхи!» — и одним ловким прыжком смылась в унитаз.       — Дело плохо, — Адам закусил пухлую губу. — Это Уфолог. Ему уже плевать на свободу, на мир снаружи. Так что, как ни прискорбен сей факт, он убьёт тебя, едва увидев.       — Чего он такой добрый-то? — на всякий случай Роуэн запрыгнул на постамент. Да, не это, ой не это подразумевают, когда говорят, что обнимались с унитазом…       — Он был человеком. Изучал паранормальные явления. Случайно попал сюда и так довёл всех, что и убивали его все разом. Даже я, признаться, приложил руку — уж очень неприятный был джентльмен. Так мы и узнали, что в доме не умирают насовсем: даже то, что от него осталось, воскресло и обратилось чудовищем, движимым неконтролируемой жаждой убийства. И это чудовище, если мы сейчас же не покинем сей приют уединённых размышлений, убьёт тебя самой страшной смертью. Он проверяет, во что превращаются те, кто погиб нестандартно, например, кого испелили или что-то вроде... Уж лучше Балемон или Харрот — тогда после смерти ты хотя бы останешься собой, даже в своём теле.       — Я бы предпочёл вообще не умирать, — простонал Роуэн. Интересно, что такое он начудил в предыдущей жизни, что уже второй раз за сегодня отбивается от вездесущих тентаклей?! Адам уставился на унитаз, в котором скрылась госпожа Юми, словно смутно надеялся тоже смыться через водопровод.       — Я не большой мастер в физике, но что-то подсказывает, что мы в эту дырку не пролезем, — из груди вырвался нервный смешок, — Даже если бы у меня ещё была при себе та банка с вазелином, всё равно пойдёт туговато.       — С вазелином? — как-то слишком уж задумчиво переспросил Адам. Видимо, не понимает, что у некоторых порой близость гибели открывает все чакры сортирного — как уместно-то — юмора.       — Ага. Прихватил на случай, если вдруг познакомлюсь с кем симпатичным по дороге… Отвали, ты не в моём вкусе! — последний вопль относился к отростку, царапнувшему ботинок и только чудом не воткнувшему острый шип в ногу.       Адам недоумённо похлопал длинными ресницами, и на мгновение Роуэн даже пожалел о своих словах: как при викторианской барышне пошутил про своё гейство, ей-богу… Рука, всё это время отсиживавшаяся на плече, подскочила и от души хлопнула хозяина по щеке, после чего указала на ванну, где мирно дремал Ктулху. Адам подбежал к бортику:       — Многоуважаемый первородный ужас и так далее, но не позволите ли вы нам воспользоваться вашим потайным ходом?       На взгляд Роуэна, в ответном бульканье не было ничего особенного, но постоянный обитатель дома явно понимал больше.       — Скорее! Ныряй сюда!       — А меня не сожрут? — с опаской покосился бедолага на колыхание непроглядно-мутной воды. Кто его знает, что там прячется? Может, черви-отростки подарят более милосердную гибель, чем сокрытое там, во мраке. Адам решительно сдвинул брови:       — Прыгай, говорю, я пойду следом! Не бойся, она мирная и слишком сонная, чтобы переломать тебе кости!       — В смысле она-ааа! — Ктулху, недовольный его промедлением — или всё-таки недовольная? — от души поддал по спине щупальцем. В итоге неведомое создание Роуэн так и не разглядел, сосредоточившись на том, чтобы не задохнуться. Тухлая вода лезла в горло и нос, давила на уши; и куда здесь, спрашивается, деваться? Что-то, увенчанное зазубренными шипами, меланхолично проплыло перед носом, и вдруг его схватили за шкирку, и вода вокруг яростно забурлила. Интересно, тут не водятся пираньи?..       Эта мысль была последней перед тем, как он всё-таки отключился при виде расплывшегося в воде красного пятна.       Затем было темно, и невидимые руки сдавливали горло. А потом… потом Роуэн вдруг понял, что вода сменилась воздухом, и мучительно закашлялся. Над головой шелестели серые листья, и на миг показалось, что вот оно — счастье: он выбрался из дома, и чудовища остались где-то там, на другой стороне.       — Извини, — ворвался в блаженные мысли голос Адама. — Я совсем забыл, что тебе постоянно нужно дышать.       — Да ничего страшного, главное, вспомнил вовремя, — простонал Роуэн и сел. Нет, они ещё внутри дома, в сооружении, смахивающем на остеклённую птичью клетку. Наверное, это зимний сад: такие частенько устраивали в старых особняках. Здесь было как-то поспокойнее, в основном потому, что статуи в фонтане, на краю которого они сидели, явно были неживыми. Заметив уже знакомого двуликого ангела, Роуэн задумчиво дотронулся до каменного лица:       — Тут повсюду такие штуки. Зачем они нужны?       — Кажется, они как-то связаны со сдерживающим заклинанием, запирающим нас внутри. К сожалению, господин Беррингтон не успел оставить точные инструкции… — стряхнув с плеча приблудную лягушку — стоп, живая лягушка в доме со всякой нечистью?! — Адам помог незадачливому студенту выбраться. На всякий случай Роуэн осмотрел себя, но никаких значительных повреждений, не считая пары-тройки ссадин, не обнаружил. Неужели столько крови могло быть от разбитого локтя?       — Отсюда недалеко до лестницы. Идём.       Роуэн на пару мгновений замешкался. Здесь, как и везде, не было окон, но сквозь мутное стекло проступали силуэты мира снаружи. Того самого привычного мира, где особняк разваливался на куски, на чердаке жили филины, а ему не грозило ничего страшнее пересдачи. А если разбить стекло? Оно не выглядит прочным…       На руку, схватившую камень, мягко легла узкая ладонь.       — Мы пытались, и не единожды. Увы, путь открывает чистое сердце; тот мир похож на твой, но это лишь иллюзия. Даже если бы удалось разбить стекло — чего не сумели и сильнейшие из нас — я не уверен, что это закончилось бы чем-то кроме уничтожения дома со всеми обитателями.       Наверное, это выглядело бы очень умилительно, если бы рука не пребывала в очередной раз отдельно от хозяина. Роуэн, вздохнув, отложил импровизированное оружие. В конце концов, Адаму лучше знать, как здесь всё работает.       Теперь они шли плечом к плечу — и молчали. Сказывалось, наверное, ощущение, что всякий раз, как у них начинается серьёзный разговор, на него приманивается какая-нибудь нечисть.       Если не считать живых доспехов, впрочем, всего-то спешивших на рыцарский турнир в трофейной комнате и в невинной крови в данной момент не заинтересованных, они не встретили никаких препятствий. Роуэн облегчённо вздохнул, увидев винтовую лестницу. Он положил руку на перила, но замер, заметив напряжённое раздумье в лице спутника.       — Ты чего?       — Я не помню эту лестницу.       По коже пробежали мурашки и скрылись так же быстро, как возникли. Роуэн потыкал балясину пальцем:       — Лестница как лестница. И нам ведь надо наверх, правильно? Идём!       Раз ступенька, два ступенька… Ничего не происходило, и, окончательно уверившись в безопасности маршрута, Роуэн рванулся вперёд. Где-то на середине пути конструкция мелко завибрировала. Ещё шаг; вибрация усилилась. Роуэн вцепился в перила: неужели падает?! А дерево на ощупь совсем даже не похоже на дерево, слегка шероховатое, с мелкими зазубринками… чешуя?!       С диким воплем он кинулся к площадке второго этажа. Вполне живое существо под ногами раскручивалось, из лестницы обращаясь в гигантскую коричнево-золотую змею. По счастью, змея не до конца проснулась, и Роуэн успел совершить головокружительный прыжок над бездной. Ладно, всего-то на высоте паре метров, но, учитывая змеиную пасть, готовую распахнуться прямо у тебя под ногами… Он уцепился за край подозрительно хрустнувшего ограждения. Быстрее, пока эта дрянь не развернулась окончательно! Господи, там же Адам — с ним же оно ничего не сделает?!       Отбежав на достаточное расстояние, чтобы змея не могла дотянуться, Роуэн осторожно выглянул из-за угла. Чудовищное создание снова стало самой заурядной лестницей, и Адам уже показался на её вершине.       — Нага всегда засыпает, если сказать пару особенных слов… Однако раньше она не умела так здорово маскироваться. Видимо, тренируется от скуки.       Остаток пути прошёл без происшествий, и вскоре Адам распахнул перед ним двери спальни. Спальни самой обычной, с неживыми картинами, огромной кроватью с изумрудно-зелёным балдахином и гигантским резным гардеробом. По счастью, зеркал здесь не было. Отлично. Не хватало ещё увидеть своё перепуганное до полусмерти отражение.       — Здесь можно передохнуть. Остальные не любят это место. Слишком спокойное.       Роуэн, которого колени уже не держали, сполз по стене и зажмурился, вслушиваясь, как колотится его собственное сердце. Интересно, в какую нечисть превращаешься, когда умираешь от сердечного приступа? Змеи, рыцари, Ктулху женского пола. И этот Уфолог — тот ещё фрукт со своим экспериментаторством… воспоминание об экспериментах натолкнуло на неожиданную мысль, и Роуэн спросил:       — Адам… А твой создатель? Тот профессор? Он тоже в доме?       — У меня встречный вопрос, — на удивление тихо проговорил тот, и дело явно было не в страхе быть обнаруженным, — то, что ты сказал в ванной, касательно парней. Понимаю, возможно, это бестактность с моей стороны, однако же я не могу унять любопытство: как ты можешь говорить о таких вещах столь легко?       — Эй, там, снаружи, двадцать первый век… а, ну да, ты же там давно не был. — сердцебиение постепенно успокаивалось, а разговор о привычных вещах заставлял померкнуть жуткие воспоминания. — В общем, если коротко, то парням можно встречаться с парнями. Максимум старики поворчат, но капитально — без проблем. До сих пор, конечно, бывает иногда разная фигня… но скорей как исключение, чем как правило.       — Жаль, что я не из твоего времени.       — В смысле? Погоди, ты тоже… — от удивления Роуэн даже не смог договорить и лишь неопределённо пошевелил пальцами. Адам нервно подёргал галстук:       — Мне не хотелось бы это обсуждать, с вашего позволения.       — Эй, мы же вроде на «ты».       Он выглядел так потеряно, что хотелось погладить, как грустного котёнка. С этой задачей неплохо справлялась в очередной раз перекочевавшая на макушку левая кисть. В прозрачных глазах затаилось что-то давнее, причиняющее боль до сих пор; Адам, силясь улыбнуться, протянул руку в пустоту:       — Отвечая на ваш первый вопрос: нет, моего создателя здесь нет, ибо он скончался от старости, так и не сумев перенести в другое тело собственное сознание. Что же до второго, мои последние отношения закончились, скажем так, не особенно светлой историей.       — Ты и твой создатель? — предположил Роуэн, рывком поднимаясь с пола. Адам медленно покачал головой.       — Уфф, от сердца отлегло. Это было бы совсем жутко — быть убитым тем, кого любил и кому доверял.       «Грустный котёнок» склонил голову так, что волосы скрыли лицо. Упавшая рука, не теряя времени, засеменила к Роуэну. В считанные секунды она забралась по джинсам и футболке наверх, после чего, подскочив, отвесила ощутимый щелчок в лоб: думай, мол, что говоришь, ты мне хозяина расстроил!       — Эй, — Роуэн осторожно дотронулся до вздрогнувшего плеча. Он же не плачет, нет? Причинить боль спасителю было бы так себе благодарностью.       — Когда-нибудь я расскажу тебе всё. Пожалуй, перед тем, как ты уйдёшь обратно в свой мир, — отрывисто прошептал Адам. Точно. Уйти. Минутный порыв обернулся словами:       — Слушай, если всё получится с исповедью — может, к чёрту этот ваш договор? Я бы хотел увести тебя отсюда. Показать то, что снаружи, и всё такое…       Уже к концу фразы Роуэн осознал, что пылкость, с которой она произнесена, явно выходит за границы понятия «дружеское расположение», и попытался исправить ситуацию:       — Ты ведь хочешь увидеть, как всё изменилось! Я бы точно хотел.       Силясь подбодрить, он похлопал по спине. Пальцы ощутили обрывки плотной ткани, а затем погрузились в горячую влагу. Один взгляд — и Роуэн подскочил, чудом не ударившись о низко повисший старомодный светильник:       — У тебя дыра в спине!       — Наверное, Уфолог всё-таки достал. Ничего, я потом зашью, — отозвался Адам таким тоном, словно речь шла о порванном пальто. Преодолевая накативший священный ужас за счёт мантры «Он не чувствует боли, он не чувствует боли», Роуэн стиснул зубы:       — Никаких «потом». Сейчас. У тебя нитки и иголка есть?       — Да, в нагрудном кармане, но…       — Никаких «но». Я помогу. Давай, садись — вроде на этой кровати много места. И разденься, что ли.       Когда-то, в золотом детстве, Роуэн учился оказывать первую помощь. На счастье, им попался очень вдохновенный педагог, обожавший смаковать описания мировых катастроф. Так что юные и зелёные научились не только непрямому массажу сердца и бинтованию разбитых коленок, но и зашиванию ран. Полузабытые знания пригодились теперь, когда он аккуратно подтягивал друг к другу края разрыва. Адам даже не вздрагивал, когда игла входила в кожу, и всё-таки Роуэн старался действовать осторожно, как если бы человек перед ним был стопроцентно живым, и неловкое движение могло бы повредить.       — Знаешь, ты первый, кто делает это для меня, — застенчиво пробормотал Адам.       — Забавно слышать это от полуголого парня, с которым находишься в пределах одной кровати, — брякнул Роуэн. Пострадавший судорожно закашлялся.       — Извини-извини! Тебе, наверное, не очень весело от таких шуток.       С минуту тишина нарушалась лишь едва уловимым, но оттого не менее мерзким звуком протыкаемой плоти. Шов получался неровный, но вполне уместный — примерно такой же проходил где-то в районе пояса. Интересно, из скольких же людей собрали это тело? И как оно, чёрт подери, функционирует?! Наконец, Роуэн сделал последний стежок и устало выдохнул:       — Вот. Теперь вроде не развалишься.       — Вообще-то, — с лёгкой заминкой пробормотал Адам. — Мне нравится твоё чувство юмора.       Проверяя результат своей работы, Роуэн провёл кончиками пальцев по свежему шву. Живому человеку такая рана причинила бы невероятную боль. Живому… Даже странно думать, что Адам — мертвец. Как-то непривычно, что мёртвые умеют ходить и говорить.       — Можно я тебя попрошу ещё кое о чём? — он говорил так тихо, что Роуэн наклонился ближе, чтобы расслышать. — Перед тем, как ты уйдёшь отсюда.       — Валяй.       — Обнимешь меня на прощание?       «На прощание», — эхом прошелестело в голове, когда Роуэн решил не откладывать на потом и обхватил Адама поперёк груди. Прижавшись щекой к свежезашитой ране, он закрыл глаза. Странно, никакого запаха гниения — только какие-то травы. Вроде бы лаванда. Духи?       — Так?       Действительно дышит — и едва ощутимо дрожит. Даже забавно, что этот паренёк с манерой речи английской старой девы защищает его — вроде бы такого современного и сильного. Что-то коснулось бедра, слегка погладило…       — Адам, твоя рука опять чудит.       — Ох, сколько раз я просил её так не делать! — Адам перехватил своевольную конечность в экстремальной близости от чужого паха. — Прошу извинить её дурные привычки. Я бы никогда при первом знакомстве, в смысле, я бы никогда, ну…       Спасаясь от неловкой сцены, Адам задом наперёд натянул свой сюртук и потянул за светильник — тот самый, едва не повстречавшийся с лицом Роуэна накануне. Местный тайный ход, скрывавшийся, как оказалось, в гардеробе, открылся бесшумно. За резными дверями пролегал каменистый коридор. Да, совсем не дорога в Нарнию.       — Эй, Адам!       Совершенно по-живому раскрасневшийся, он обернулся так стремительно, что затрещал шов, соединявший голову с шеей.       — Я обниму тебя столько раз, сколько захочешь. Договорились?       Адам смущённо зажмурился. Но всё-таки кивнул.