Последние мысли

Убийца. Она была готова поверить, что существует еще что-то помимо Кайрос. То, что позволяет Вершителю выходить живым из битв, которые обречены на проигрыш. То, что позволяет служителю суда вспарывать глотки без сожаления — мужчинам, женщинам, детям, следуя своему извращенному чувству справедливости и понимания этого мира. У Вершителя голубые чистые глаза, иногда ей казалось, что, когда вражеский меч или стрела пробьют грудную клетку, последнее что она увидит — небо, цвета его глаз. Убивать своих соратников не впервые, таковы правила Алого Хора. Впервые делать это не для выживания, не для того, чтобы впечатлить — перестать бояться — Архонта Тайн, а для кого-то, кто не имел и шанса впечатлить в любой другой ситуации. «Им они все равно не пригодятся» — смех был лающим, хриплым, не вязавшимся с внешностью. Детали в её мире не сходятся, служитель Тунона не должен говорить такие вещи, затем внимательно осматривать павших врагов, чтобы выцепить у них что-то ценное. Потом они проводят много времени вместе, и она замечает больше несостыковок — манеры, когда Вершитель сидит у костра и ест, приготовленное заклинательницей, блюдо; взгляд безразличный, холодный, когда вся его суть выражает уважение и заинтересованность; эгоизм, когда соглашается с доводами и делает иначе, вопреки желанию просящего. Фурия смотрела на тех, с кем проходила этот путь и не могла понять видят ли они то же, что и она? Жестокий выродок. Женщина испуганно замерла на месте, пока Вершитель вырисовывал сигил льда. Это был суд, но для него скорее эксперимент над очередным начертанием. Лед тонкой коркой покрывал кожу несчастной, и она даже не могла закричать, лишь хватала ртом воздух. Когда подсудимая превратилась в изящную ледяную статую, ее глаза все еще в ужасе были распахнуты и смотрели на нее, ища спасения и защиты. Никто в Распутье не отреагировал на действия Вершителя — доказательства неопровержимы, суд свершен. Он же лишь недовольно кривится, замечая тонкую трещину, и что-то исправляет в записях, не отходя от сотворенного произведения искусства. Когда они уходят, то где-то на грани слышимости ощущается как крошится лед. Убивать своих соратников почти обыденность, ежедневный ритуал. Но она убивает их не ради своего спасения и не ради Архонта Тайн, теперь последнего нет нужды опасаться, ведь рядом с ней, плечом к плечу стоит тот, кто внушает животный ужас. Тот, кто сказал ей, что она станет его карающей дланью, когда он станет править Ярусами. И та, кого он назначил нести свою темную волю не могла промахнуться. Страх перед Вершителем граничил с верностью. Он помогал, слушал истории о сестрах и безжалостно смеялся над её ошибками, говоря, что для бойца её уровня они недопустимы. И все равно шел впереди, указывая дорогу к мести, ответам, поискам самой себя. Он мог убивать — магией и мечом, но каждый раз позволял ей сделать первый выстрел прежде, чем ринуться в бой. Начать танец. Почуять азарт боя до того, как меч Барика ударит о щит, с пальцев Вершителя сорвется смертоносное заклинание и голос Сирин заполнит пространство вокруг. Свист стрелы можно было услышать лишь в полной тишине, и только после того, как затихнет отзвук дрожащего оперения мир вокруг начинал движение по его команде… Фуга смотрела на Вершителя судеб Тунона, — очередная стычка с повстанцами закончилась недавно и от земли еще поднимался пар, остывала пролитая кровь, — тот повернул голову и улыбнулся, вздернул вопросительно бровь, но глаза оставались кристально чистыми. Она так и не решилась сказать то, о чем думала.