Последние мысли

С Вершителем было что-то не так. Это было скорее предчувствие, чем подтвержденный чем-то факт. Приятельские – дружеские? – отношения между ним и Фурией не были показателем того, что этому человеку нельзя доверять. К нему в целом относились с опасливым уважением. Он не подводил своего Архонта, не говорил что-то противоречивое в сторону Кайрос, его любили Опальные. Нельзя точно дать определение тому, что видишь. Словно под безграничной водной гладью скрывается жерло вулкана, которое вскипятит моря и высушит реки, если начнется извержение. Вершитель играл с огнем как другие играют с кошками, собаками или белыми декоративными крысами. Барик видел, как он чертит другой знак лишь однажды и никогда, даже в самых страшных кошмарах, он не желал видеть это еще раз. Застывшая маска ужаса, трещины на тонком льду… хруст, и бледное тело с синюшными конечностями падает на каменную кладку города. Это справедливость. Это еще один ночной кошмар. В лагере может произойти многое - разговоры, ссоры, страстные ночи. Последнее много реже, ведь чтобы хорошо провести время нужно найти с кем, а кто-то заслуживающий внимания попадался слишком редко. Последнее предложение доступного тела закончилось очередным приговором. Освобожденные благодарили спасителя, но скрасить досуг не решились. Лишенный потребности в сексе, и привыкший к сниженному вниманию социума, Барик мог слушать. И он слушал. Рассуждения о том, как горит человек отбивали аппетит. Вершитель говорил об этом совершенно обыденно, словно решал математическое уравнение – «укорочение левого начертания приведет к тому, что огонь не будет достаточной силы, жертва будет гореть на протяжении десяти минут, на шестой минуте – упадет, стараясь сбить пламя, на второй начнет кричать от боли. Думаю, это связано с тем, что поток энергии недостаточен в короткой линии и это приводит к снижению выброса, соответственно…». Рагу пришлось отложить. Оно пахло паленой человечьей плотью, этот запах раньше возникал лишь после стычек с врагами. Барик уважал Вершителя, считал другом. Наверное. В первую очередь это был командир. Командир, который действует в соответствии со своими решениями, делает то, что считает нужным и не спрашивает подчиненного о том, чего тот желает. Потом был друг, который держал руку, успокаивал, когда было невыносимо больно. Когда отдирали сросшийся с телом доспех, будто желая проверить не сойдет ли вместе с ним кожа. Барику это не было нужно, Вершитель считал иначе. …Алый Хор повержен. Горели палатки, кричали те, с кем решила поиграть Сирин. Замолкали раненные, когда их настигала Фурия. Земля была выжжена. Земля пахла печеной кровью. Если бы это было возможно, то его точно вывернуло бы недавним завтраком. Утро плавно переткало в день, а здесь разгорался закат – полыхал алым на фоне черного дыма. Под ногами Вершителя сверкало стекло. Под ногами Вершителя лежали тряпки и шлем Архонта Тайн. Мимо полз десятник, он все еще горел. Барик отстраненно подумал, что это из-за укорочения левого начертания, а еще центрального пересечения. Пламя вышло не только слабым, но и слишком небольшим по площади, из-за чего стало распространяться не сразу, продлевая муки жертвы. Видимо, Вершитель спешил. Запаха не было, как и звуков. Барик видел лишь то, как этот человек открывает рот, вертится, пытаясь сбить магическое пламя. Будто это возможно. Его существование прерывает вонзившийся в череп меч. Вершитель добро улыбается, вскидывает бровь и что-то спрашивает. - Да, ты прав, - на эти слова Вершитель отзывается мелодичным смехом, порождающим сомнение в том, на что он согласился. – Надо осмотреть здесь все. Вершитель рядом сейчас друг. Он забавно фыркает, зачесывает назад отросшую челку и кивает. Бьет несильно кулаком по плечу и улыбается. Рядом с ним вдруг возвращаются звуки и запахи, от дыма слезятся глаза, чешется кожа под доспехом. Барик хочет сказать ему кое-что важное. Но сейчас не время. Такое не скажешь другу.