***
Когда Шерлок появляется в Скотланд Ярде в следующий раз, ему никто не предлагает уйти. Вместо этого Лестрейд нерешительно заглядывает в комнату для совещаний, будто сомневаясь, что ему это позволено, и спрашивает Шерлока про дела, что тот разложил на столе. Его предложение помочь полно раскаяния. Звук чужого голоса, проникающий Шерлоку в голову, застает его врасплох, оставляя в легком потрясении, и он не может решить, уцепиться за него или оттолкнуть подальше. Когда он не смотрит Лестрейду в глаза, это выглядит как признание. Но он протягивает ему полицейский отчет, и тоном, означающим не спрашивай, объясняет, что искать, и Лестрейд смотрит на него, смотрит и смотрит. И не спрашивает. Работать вместе с кем-то и незнакомо, и знакомо, и от этого Шерлок ощущает легкие покалывания на коже, похожие на статическое электричество. Но время после обеда идет быстрее, чем в обычные дни, и Шерлок не просит Лестрейда уйти. Вместе им удается нащупать ниточку, связывающую серию убийств: скромный человек, скрывающийся где-то на периферии каждого дела, не всегда упоминающийся в полицейских отчетах, затаившийся между строк, и вдруг – вот оно, имя, похороненное в стенограмме какого-то опроса. Доказательства, собранные, но не связанные между собой плохо организованными офицерами, у которых слишком много трупов и недостаточно времени, начинают вставать на свои места. Ближе к ночи кольцо сужается. Скоро оно станет удавкой для подозреваемого. Лестрейд смеется и заказывает им пиццу. У него адреналиновый приход от победы, достигнутой не более чем путем проверок и перепроверок, подтверждений и переподтверждений, что позволили сложить картину воедино. И ему не нужно было догонять и мчаться, выглядывать из-за угла и снова прятаться, когда звучит выстрел, задерживать дыхание в темноте – делать то, по чему Шерлок скучает сильнее всего. Ему просто нужен ответ, завершение и уверенность: больше этого не произойдет. Впервые за долгое время, Шерлок задумывается о слове справедливость и о том, что оно означает. Что оно значит для жертв, которые давно мертвы; что оно значит для покинутых ими семей и друзей, оставшихся жить в ожидании ответов, которые ничего и никого не смогут вернуть назад. Он думает о том, что это слово значит для него. Джон, скорее всего, на другом конце города, в своем пригородном доме убирает со стола после ужина, читает своей дочери книжку на ночь и укладывает ее спать, усаживается на диване вместе с убийцей и находит по телевизору что-нибудь смотрибельное. Шерлок спрашивает себя, что справедливость для него значила бы для них. Он крутит головой и потягивается, сводя лопатки, пока не начинает чувствовать боль где-то неестественно глубоко внутри, задаваясь вопросом, был ли последним тот ее выстрел. Мобильный Шерлока лежит на углу большого стола, в аккуратном отдалении от бумаг и файлов, которые могут его закрыть. Он делает вид, что не смотрит на экран краешком глаза, но телефон не звонит.***
Он справляется. Он отлично умеет справляться. Он прекрасно умеет справляться с одиночеством, просто теперь он более одинок, чем раньше. Разные степени одного и того же. В конце концов, проходит время. Он проводит эксперименты с духами миссис Хадсон и прочитывает все ее книги. Хранит заказанную еду в ее холодильнике. Спит на ее диване. Упорно не обращает внимания на короб со сложенными коробками, задвинутый в угол на кухне. Он покупает в Сейнсбери сконы и не ест их. С ним все нормально, потому что ничего другого быть не может.***
Когда ее квартира начинает пахнуть затхлостью и заброшенностью, Шерлок подписывает документы на покупку дома с глициниями. Он делает глубокий вдох и заклеивает конверт, глядя, как дневной свет в гостиной сменяется дымкой сумерек, переходящей в ночную темноту. Телефон в его кармане тверд, недвижим и молчалив, непреклонно и убедительно. Однажды, когда он был молод и глуп, случился момент, когда он внезапно понял, что может умереть. В то время телефоны были стационарными, и он все еще помнит ощущение пластика, прижатого к щеке. Он помнит голос Майкрофта, раздававшийся где-то рядом с его волосами, который то исчезал, то снова слышался, и думал, выживет ли он или нет. Думал, хочет ли он вообще выжить. В прошлый раз Шерлок повел себя так же глупо, но он сражался, и сражался отчаянно. Он тянулся, задыхался и боролся изо всех сил, Боже, прошу тебя. Он почувствовал во рту похожий на уксус вкус смерти и проглотил ее, вырвав самого себя из мглы, к биению сердца, к дыханию, к выживанию: прошу тебя, Боже, ради него. В прошлый раз он думал, что у него была причина вернуться. Они позволили Джону ехать с ним в карете скорой. Они разрешили ему поехать, как будто, только посмотрев на Джона, они узнали, что он ему не чужой, а кто-то важный, кто-то жизненно необходимый. Кто-то, кому нужно, чтобы Шерлок жил. Жизнь отличается от выживания, думает Шерлок, а дом вокруг него пуст. Он рассеянно потирает рукой грудь, оставляет на столе конверт, чтобы отправить его утром, и спускается вниз.***
Я никогда не забываю, каково это – скучать по тебе. ШХ Через два месяца со дня похорон миссис Хадсон Шерлок отключает свой мобильный.***
- Решил сбежать, Шерлок? Шерлок останавливается в дверях, ругая себя за то, что удивлен. Между тем, Майкрофт поднимает бровь, с любопытством глядя на него и постукивает по ладони краем толстого белого конверта. Того самого, что Шерлок этим утром бросил в почтовый ящик по пути в Новый Скотланд Ярд. Конверт, в котором находится его согласие на отъезд. Наконец, позволить всем с этим закончить. - Двигаться дальше, - поправляет Шерлок. Ему хотелось ответить дерзко, а получилось скорее обреченно. Чтобы скрыть гримасу на лице, он поворачивает в кухню и решает просто игнорировать Майкрофта до тех пор, пока тот не уйдет. Включив чайник, он демонстративно берет с полки только одну чашку. Майкрофт почти целую минуту ждет, что Шерлок спросит его, зачем он пришел, и начинает переступать с ноги на ногу. Ему явно не терпится высказаться. – Возможно, тебе будет интересно узнать, - в конце концов, громко сообщает он, - что ты не единственный, кто в последнее время искал себе жилье. - Я полагаю, тысячи людей ищут жилье, - рассеянно отвечает Шерлок, доставая банку с растворимым кофе. – И думаю, что мне было бы намного проще его купить, если бы ты перестал воровать мои письма. - Ну да, но среди всех этих тысяч есть только один доктор Джон Уотсон. Никто не произносил этого имени уже несколько недель, но Шерлок все равно чувствует, что попался, будто Майкрофт имеет возможность читать все и каждую из сокровенных мыслей, которые он пытается не думать. – Возможно, тебе сложно будет в это поверить, - отвечает он с некоторой излишней суровостью, - но вообще-то, я не слежу за тем, что делают доктор Уотсон и его семья. - Напротив, я верю, - парирует Майкрофт и входит в кухню, помахивая в воздухе конвертом. – Потому что, если ты бы знал, что Джон Уотсон недавно снял двухкомнатную квартиру и съехал туда из дома, где проживал со своей семьей, не думаю, что ты был бы заинтересован в переезде в Сассекс. Съехал. Он не должен был так поступать, Джон не должен был это делать. Шесть недель назад Джон ушел из 221Б и из жизни Шерлока. Он ушел домой, к семье, которую любил, о которой заботился, которую хотел. А Шерлок отправил его туда, позволил ему уйти. Он простил ему этот выбор. Джон должен быть счастлив, пребывать в гармонии, любить и быть любимым, и не должен был передумать и выбрать ничего. Повисает долгая пауза, пока Шерлок пытается осознать происходящее. - Джон позвонил мне несколько недель назад, - более мягко принимается объяснять Майкрофт. В его голосе нет и следа от его вкрадчивой ухмылки. – Он настоятельно просил меня ничего тебе не говорить, но обстоятельства изменились, - он протягивает вперед руку с конвертом, в котором лежит договор на покупку дома. – Шерлок, я думаю, что перед тем, как ты примешь решение, тебе нужно знать всю информацию, которая может быть существенна. - Он позвонил тебе, - повторяет Шерлок, не сводя глаз с конверта. Он не протягивает руку, чтобы взять. Его телефон все еще выключен и покоится в кармане тяжелым грузом. Майкрофт молчит, будто раздумывая, что сказать дальше. Майкрофту никогда не требуются усилия, чтобы что-то сказать, думает Шерлок, и целый перечень того, что могло пойти не так с момента, когда он в последний раз видел Джона, заполняет собой молчание: споры, признания и все то, что они вытащили на свет – ожидавший своего часа поток давно похороненных проблем, и все они вели к нему, ко лжи, которую Шерлок раскрыл, к секрету, который Шерлок рассказал и к пуле, которую Шерлок принял в грудь. Он смотрит, не отрываясь, на конверт в руке у Майкрофта, на его согласие оставить все это позади, и задается вопросом, что еще он может сделать, чтобы исправить тот урон, что нанес тем своим звонком, когда впустил Джона внутрь, привел наверх, позволил эгоистичной надежде разрастаться у него в груди: Шерлок, ты не должен быть один. А потом Майкрофт говорит: - Он попросил развода. Мир вокруг останавливается.***
Ты бы мог от них уйти, если бы захотел. Выбор всегда был в том, быть ли тебе с ними или без них.***
Мне нужно увидеть тебя. Я люблю тебя. Если бы я знал.***
- Ты не должен позволять ему это сделать, - Шерлок задыхается, а конверт сминается под его пальцами. Он даже не помнит, как забрал его. – Это не... ребенок… нет. - Дело не в позволении, - Майкрофт протягивает Шерлоку чашку с кофе, в котором уже есть молоко и сахар, а Шерлок не помнит, как он все это туда добавил. Много молока, как обычно делала миссис Хадсон. – Он недвусмысленно дал понять, что сделает это и без моей помощи. Я оказывал ему услугу, а не давал разрешение. Шерлок качает головой. Он не думал и не ожидал… он приложил столько усилий, чтобы у Джона была семья, а теперь Джон переезжает в квартиру, один, и он попросил Майкрофта не рассказывать об этом Шерлоку, скрыть это от Шерлока, и Шерлок чувствует, как внутри растет и растет беспокойство, пожирая его органы и поселяя вместо них страх и дурное предчувствие. – Она скроется. Они обе исчезнут. Она скроется, ребенок исчезнет, и ничего этого не случилось бы, если бы Шерлок сохранил дистанцию. Джон продолжал бы жить в любви, владея и сохраняя – дом в пригороде и семью, которые хотел настолько сильно, что не задавался никакими вопросами. А Шерлок нарушил молчание и уничтожил иллюзию о груди без шрама, здесь, на кухне, субботним утром выставив себя мучеником, призраком и еще многим другим, чем так сильно старался не быть. Потребность исправить остра, неотложна и интимна в своей узнаваемости. Сгладить трещины, паутиной побежавшие по жизни Джона, отменить разрушения, причиненные похожим на аварийную посадку телефонным звонком, который он совершил, дрожа и пытаясь отыскать нечто, что уже потерял, потому что миссис Хадсон была слишком неподвижной и слишком тихой и больше не улыбалась в соседней комнате, а еще она заставила его пообещать. И после всего, что было и не было сказано, Джон, видимо, знал, что Шерлок попытается. Поэтому Джон и попросил Майкрофта не говорить ему. - Она была готова, - продолжает Майкрофт негромко, и беспокойство в животе у Шерлока углубляется, мрачнеет и раскалывается под грузом возможных последствий. – И в итоге оказалось, что нам нужно одно и то же: чтобы она продолжала жить там, где Джон может продолжать видеться с ребенком. Естественно, пока они находятся под усиленным наблюдением, но я ожидаю, что она будет соблюдать условия сделки, которую заключила. - Люди не безупречны, даже твои. Она все равно может сбежать. - Может, - соглашается Майкрофт. Он вынимает смятый конверт из ладони Шерлока и кладет его на стол. – Это риск, на который пошел Джон Уотсон. Подумай об этом перед тем, как соберешься отправить, Шерлок. В следующий раз я не буду это останавливать.***
(- Я не могу, - сказал тогда Майкрофт, не особо сильно извиняясь и со значением глядя на повязку на груди Шерлока.– На данный момент у нас нет возможностей для переговоров. - Об этом никто не знает, - взялся спорить Шерлок, его волнение прорывалось через сонливость от лекарств. Он понимал, что отчаянно просит, и ему было без разницы, если это означало, что Майкрофт что-то выиграл или что он сам проиграл. – Ей это нужно. Это нужно Джону. Джон… ребенок… ты должен ее защитить. Ото всех. - Это так не делается, Шерлок. Она не свидетельница, она преступница. Единственная защита, которую я официально могу ей предложить от имени Королевства - тюремная камера.) Формальности. Программы защиты свидетелей. В один из дней Джон пошел с ребенком на прогулку и, вместо того, чтобы вернуться домой, направился в офис Майкрофта и дождался, когда за ним последует жена. Ребенка убрали из поля зрения еще до ее появления, и основной посыл был очевиден: нужно что-то отдать, чтобы что-то получить. У жизни под чужим именем есть цена, и настало время расплачиваться. Договоренности были достигнуты. Обмен информацией произошел. И вот теперь – новое имя, новая личность, новое прошлое и новое будущее, и наряду со всем этим – документы на развод и на опеку над ребенком, так же, как при любом распадающемся браке, будто они были такими же, как и все остальные.***
Майкрофт уходит. А Шерлок пьет свой кофе, и пьет, и пьет, и пьет. Делает себе еще кофе и выпивает его тоже. Когда его трясет настолько сильно, что он более не может сидеть, он поднимается и начинает бродить по квартире. Заходит в ванную и рассматривает себя в зеркале. Тонкая фигура в отражении колеблется в резком ярком свете, рассматривая собственный подбородок. Он останавливается у окна и дедуцирует, куда направляются прохожие: первое свидание, визит к врачу, деловая встреча. Каждый ожидает плохих новостей. Он поднимается наверх и замирает, касаясь пальцами ручки двери в комнату Джона. Его старой комнаты. Комнаты, что раньше была комнатой Джона. Он бывал там раньше. Синие клетчатые шторы, плетеные ковры и пыль на прикроватной тумбочке. Он не открывает дверь. Спустившись на первый этаж, он наливает себе стакан воды из-под крана и садится на цветастый диван. Ощущения ее квартиры больше нет. В затхлом воздухе больше не витает ожидание, и на ее безделушках собирается пыль, будто даже обои на стенах знают, что она не вернется. Он пьет воду и ждет, когда пройдет дрожь от бегущего по венам кофеина. Он больше не должен пить кофе. - Скажи мне, что делать, - обращается он к тишине. – Я не… я не знаю, как поступить. Комната не отвечает, но фотография, на которой они втроем, вместе – счастливые и смеющиеся – все еще стоит на каминной полке. Это все так же единственное фото в гостиной: остатки странной ностальгии того, кто привык жить под знаком последствий. Упорная надежда того, кто продолжает любить, несмотря ни на что, а может, и вопреки всему. Шерлок ставит стакан на стол. Он поднимается наверх и надевает пальто и шарф. Он достает мобильный и включает его. - Где он? ШХ***
Джон появляется в дверях – серебристые волосы, ноги в носках, старый заношенный кардиган, который был старым и заношенным еще тогда, когда Джон жил на Бейкер Стрит. Мешки у него под глазами больше, чем обычно, усугубленные тусклым светом прихожей. Джон смотрит на Шерлока так, будто ждал его, и Шерлок чувствует, что во рту у него пересохло. У Джона на безымянном пальце левой руки – зияющая пустота. Молчание затягивается, Шерлоку неудобно, и он начинает покачиваться на носках взад-вперед. – Майкрофт мне сказал, - начинает он, пытаясь скрыть свою тревогу под застенчивой улыбкой. Но Джон не улыбается в ответ, и робкая надежда в груди Шерлока рушится под темным и иссохшим взглядом Джона. Ожидал его – вероятно. Но видеть его не рад. Конечно. Все-таки он не хотел, чтобы Шерлок знал. - Ладно, наверное, тебе лучше войти, - наконец произносит Джон, приоткрывая дверь еще немного, и уходит в глубину квартиры, оставляя Шерлока в прихожей. – Чаю? Квартира Джона – всего лишь продавленный диван, малюсенький телевизор, пара тумбочек и задвинутая в угол электроплитка. Вокруг пахнет свежей краской и старым сигаретным дымом, и внутрь проникает очень мало света. Шагнув внутрь, Шерлок останавливается и поплотнее запахивается в пальто, оцепеневший и неловкий. – Нет, я… Больше не пью чай. – Нет, спасибо. - Значит, тогда кофе, - Джон уже включил чайник. Он неуверенно хозяйничает в маленьком кухонном гарнитуре, будто все никак не запомнит, где что лежит – две чашки, растворимый кофе, молоко. – Сахара нет, - извиняясь, говорит он. – Тогда, может, побольше молока? Это невыносимо – и квартира, и его вежливость, и то, что они оба делают вид, будто Джон не уходил из своей семьи потому, что Шерлок предположил, что он мог бы, или что он не пытался скрыть это от Шерлока, чтобы тот не смог это исправить. – Джон, - начинает он негромко и неуверенно, но остановить себя он не в состоянии. – Что ты делаешь? Джон молчит целую минуту. А когда отвечает, голос его напряжен от усилий говорить непринужденно. – Делаю кофе. Сейчас все будет готово. Почему бы тебе не присесть? Он указывает на маленький стол с синей пластиковой столешницей и на потрескавшиеся пластмассовые стулья, и Шерлок понимает, что на самом деле это не совсем предложение. Не снимая пальто, он усаживается на один из стульев, глядя как Джон помешивает молоко в чашках. Смотрит, как плечи Джона движутся вверх и вниз, поднимаются и опускаются, аккуратно в одинаковые интервалы времени – мельчайший признак того, что Джон не настолько спокоен, как выглядит. Шерлок считает пульс и чувствует, как его собственная тревога становится не такой острой. Вдох, два, три. Выдох, два, три. Размеренное дыхание. Дыхание вместе. В конце концов, до Джона доходит, что он не может бесконечно стоять и размешивать молоко. Он приносит чашки, одну двигает вперед и садится напротив. Вместо того, чтобы смотреть на Шерлока, он опускает взгляд на неровную поверхность кофе в своей чашке. В желтоватом кухонном освещении он выглядит так, будто ему тысяча лет. - Джон, - осторожно начинает Шерлок, после того, как понимает, что Джон не собирается ничего говорить. Слова застревают у Шерлока в горле, болезненно неловко, их нужно сказать измученному и угрюмому Джону: очередное оправдание, очередное извинение. (Ничего нового). – Я не… Я не хотел, чтобы так случилось. Нужно было оставить все так, как было. Он прячет нервозность за краем кружки. Много молока – плохая замена сахару, не заглушает горечь кофе. Джон не поднимает взгляд, но после долгой паузы он вздыхает и качает головой. – Честно говоря, дела были не настолько хороши, - говорит он. – Вот в чем все дело. Знаешь, я просто понял, что на самом деле я не был счастлив, и ты был прав. – На его губах появляется безрадостная улыбка. – Кстати говоря, я это ненавижу. Ты всегда прав. Шерлок не знает, что на это сказать, поэтому не говорит ничего, и, в конце концов, Джон продолжает. – Я мог бы уйти, как ты и говорил, но я этого не делал. Не знаю, почему. Просто свыкся со всем, потому что так все сложилось. А потом этого вдруг стало недостаточно. Недостаточно – огнестрельная рана у Шерлока в груди, два года молчания, и этого недостаточно. Шерлок давал, давал и давал, а в результате, он дал Джону не то, что нужно. Шерлок трясет головой, чтобы развеять зародившуюся внутри волну неуместной жалости к самому себе. – Твоя дочь, - он не смог заставить себя назвать ее по имени. – Риск… - Это мой риск, - обрывает его Джон и, наконец, смотрит Шерлоку в глаза, и в его взгляде под смертельной усталостью – железная решимость. – И больше ничей. Он имеет в виду не твой, и в этот раз Шерлок первым отводит взгляд. Джон вздыхает снова и наклоняется вперед, ставя локти на край стола. – Слушай, Шерлок, - говорит он. – Адди – она красивая, умная, она полна жизни и заслуживает лучшее детство, чем то, что было у меня, понимаешь? Дети умнее, чем кажутся, они понимают, когда что-то не так, и это… я не... я не мог растить ее, чтобы она спрашивала, отчего я несчастен. И знаешь, я подумал, что ничего лучше не станет. Ничего не изменится, если я не изменю это сам. Мысль о Джоне, который несчастен в той иллюзии жизни, которую создал для него Шерлок, будто крючком цепляет Шерлока под ребра, и тянет, и крутит, пытаясь достичь его сердца. Он дергает плечами, чтобы все вернуть на место. – Ты все равно можешь ее потерять. - Такой риск был всегда, - признает он, крепко сжимая кружку в ладонях. – Я по ночам видел кошмары на эту тему, что я проснусь, а ее не будет, что она исчезнет прямо посередине кормления. Я мог потерять Адди в любой момент, и я… Я… - Он с трудом сглатывает, и когда он снова смотрит на Шерлока, этот взгляд сродни удару. – Я уже так много потерял. Я подумал, что должен понять, чего хочу, пока окончательно не потерял на это шанс. Где-то в квартире слишком громко тикают часы. Понять. То есть, он не знает, чего хочет. То есть, ему нужно над этим думать, найти это, решить, что это – чего у него нет. То есть, чем и кем бы это ни было, это точно не мужчина, сидящий сейчас напротив, который даже и знать не хотел, что он решил передумать, тот, кто сейчас обжигает язык, глотая кофе и тихо разрушаясь. Шерлок вместо ответа изучает пустое место на безымянном пальце левой руки Джона и напоминает самому себе, что это далеко не первый случай, когда Джон решил, что ему не нужен тот, кого, по его словам, он любил. - Просто я думаю, что мне нужно время, - продолжает говорить Джон тем своим тоном, когда он считает, что поступает разумно (он и поступает разумно). Он сдвигается чуть глубже на своем стуле, будто пытается заглянуть Шерлоку в глаза, которые тот опустил, разглядывая поверхность стола. – Я думал, что… все последние случаи. Когда потерял тебя. Женился, простил ее, когда появился ребенок. Все это случилось со мной, но ничего из этого я не выбирал. Ты понимаешь? Все же выбор был сделан, думает Шерлок. Он выбрал простить, забыть и никогда об этом не говорить. Остаться. Удалить номер Шерлока, а не звонить ему. Переехать в эту убитую квартиру, а не в свою комнату наверху. А сейчас Джон делает еще один выбор, и он опять не выбирает Шерлока. Но со стороны Шерлока несправедливо так думать, потому что именно он, Шерлок, прыгнул с крыши, и именно он много лет назад не дал Джону возможности, когда Джон мог бы выбрать его, тогда, когда это было важно, и если после этого Джон Шерлока не выбрал, что ж теперь говорить… Это ведь он сам виноват, не так ли? - Я понимаю, - осторожно соглашается Шерлок. Он ставит чашку на стол. Синий пластик. Отвратительный. Ему хочется оторвать его. Он хочет его сломать. Где-то тикают часы, отмеряя уходящие навсегда секунды. – Правда? – спрашивает Джон. Шерлок пожимает плечами. – Джон, ты заслуживаешь того, чтобы выбирать самому, - отвечает он, и Джон кивает. Перед тем, как уйти, Шерлок ополаскивает свою чашку и оставляет ее в раковине.***
Вернувшись домой, он первым делом идет в ее гостиную и кладет лицом вниз фото на ее каминной полке. Когда исключаешь невозможное, оставшееся и есть правда.