***
Меня запихнули в камеру. Я огляделась: мрачные каменные своды, сквозь кладку стен просачивалась влага, холодный пол, двери с решеткой, закрытые снаружи на засов с замком, узенькое окошко под самым потолком, через которое с трудом пробивался слабый лучик света, помещение едва освещалось одинм горящим факелом. —Ох, язык мой - враг мог! Чего я взялась просвещать этот темный народ? Ведь еще помню из школьной программы, что «рожденный ползать, летать не может»!—я тяжело вздохнула,— А теперь я «сижу за решеткой в темнице сырой»… —припомнила я строки Александра Сергеевича,—Так, надо найти хоть какие-то плюсы! Тут… Тут… Просторно, тихо, никого нет, влажность хорошая… —я достала телефон, пытаясь как-то отвлечься,—Ой! А тут интернет лучше ловит! Мне начинает нравится это место! Сделаю-ка себяшку: Наташа в тюрьме. Будет, как в передаче «Неприятности за границей». Только темновато тут… А, нет, резкость настраивается, все хорошо. Вдруг, что-то зашуршало в углу. —Неужели здесь мыши?—взвизгнула я, даже не представляя, что ждет меня дальше.***
Генрих зашел в хамам. —Санта Мария, наконец-то можно передохнуть. Слава Богу, что здесь никого нет!—облегченно вздохнул принц. Он выбрал себе уютное местечко, достойное своей королевской особы. Легким движением руки принц освободил себя от одежды, состоящей из скатерти и шторы, положил на подоконник слегка погнутую корону, выпустив на волю свои шелковистые светлые волосы и блаженно залез в теплую ванну, наполненную водой, в которую добавили ароматические соли, пену, лепестки роз. Повсюду горели свечи, создавая романтический полумрак, благовония наполняли баню приятными ароматами душистых трав и цветов. Генрих испытывал неземное блаженство.***
В это время окошечко приоткрылось, и в помещение проникли три веселые озорницы. Одна из них утащила скатерть, обмотав ее вокруг себя, другая примерила штору, а самая смелая надела на себя корону. Они схватили кусок мыла и стали намыливать себя, передразнивая Генриха. Вдруг, красавицы насторожились. Кто-то еще вошел в хамам. Они тихонечко подкрались и напали на непрошеного гостя. Они щекотали Атике, срывали с нее одежду, напяливая на себя. Одна куском мыла намыливала ей голову, а другая сорвала с ее шеи ожерелье. Они подхватили девушку, бросили ее в мыльную воду и с радостным визгом выскочили наружу. Атике успела заметить среди нападавших свою мать, после чего потеряла сознание.***
Генрих решил, что пора уже выходить, однако не смог найти свою одежду. Обшарив все помещение, принц с разочарованием понял, что ему совершенно нечем прикрыть свою наготу, за исключением двух серебряных подносов, которые он креативно приспособил спереди и сзади на манер черепашки, и позвякивая ими на ходу, выбрался наружу. Как он пробирался по коридорам - отдельная песня. В общем, Генрих проскользнул в ближайшую комнату, что попалась ему на пути. Генрих озирался, ища, чем бы прикрыть свой позор, но тут в покои вошла Валиде. Встреча была неожиданной. Кесем замерла на месте. Принц от испуга выронил свои доспехи, которые жалобно стукнулись о пол и с грохотом покатились. Между ними брякнулась Валиде. — Санта Мария, как же вы все мне надоели! — подумал Генрих, поспешно натягивая то, что попалось ему под руку. Благо, что в комнате Валиде недостатка одежды не было.***
Юноша, наконец, подошел к султанше, поднял ее на руки и аккуратно положил на кровать. Сам сел рядом и стал приводить Кесем в чувства. В конце концов, принцу надоело давать ей всякие нюхательные травки и натирать маслами рученьки, поэтому он взял графин с водой и вылел его на Кесем. Радикальный способ Генриха помог, и султанша тут же пришла в себя, начала кашлять, затем протерла рукой глаза и посмотрела на довольное лицо парня: — Что это? — закричала Кесем, — Ты зачем на меня вино вылил? Я теперь вся липкая! Юсуф! В темницу! Как теперь... А-а, как мерзко, еще и этот противный запах, уф... — Вино?! — лицо принца резко вытянулось, — Это было вино?! Ах, какой кошмар! Я - тиран, столько вина угробил! Санта Мария! Может, еще удастся что-то спасти, не смей двигаться, я тебя оближу! Кесем испепелила парня взглядом. — Тебя только вино и интересует! Дай руку встать, пойду в хаммам, смою с себя эту дрянь! Как тебе вообще это в голову пришло, а? Чем ты думал? Или тебе жить надоело? Ой, Аллах, дай мне терпения... — Ладно, ладно, не надо истерик, сейчас помоем тебя... Принц взял Кесем на руки. — А-а, не могу я удержаться, прости… Лизнул султаншу в щечку. — Ой, ты еще никогда меня так не привлекала... Облизал лобик. — Идеальная женщина, о-ля-ля... Ладно, все, несу. А-аа, ты такая вкусная! Знал бы, что там вино... Эх… Лизнул в висок.***
Генрих занес Кесем в хамам и, снова не удержавшись, облизнул ее плечико. Султанша тем временем покрывала его ругательствами. Тут их увидела Атике. Ее негодованию не было предела. — Валиде? Зачем Вы избили меня, раздели и бросили в ванну?! — возмущенно воскликнула девушка. Кесем освободилась из объятий Юсуфа. — Что ты говоришь, дочка? — недоуменно спросила Кесем. — Я говорю то, что видела! Вы напали на меня, избили и пытались утопить! Теперь я понимаю почему! Вы хотите отнять у меня Юсуфа? — Ты не в себе, Атике! Юсуф, отнеси ее в покои и позови лекаря, — распорядилась Кесем и вышла. — Это Вы не в себе, Валиде! — крикнула ей в след девушка, — Как мне выйти? Здесь нет одежды, — сказала она, обращаясь к Юсуфу. — Знакомая ситуация. Ну, подносов здесь больше не осталось… Может, тебе подойдет моя накидка? —Да, подойдет… А почему ты в платье? И почему так, хм, странно выглядишь? —Я немного распух после свидания с осиным гнездом, а платье - это единственное, что мне удалось добыть после того, как я помылся в хамаме. —Бедненький! Тебя не сильно покусали?—девушка вскочила и бросилась утешать принца. Генрих не стал напоминать девушке, что на ней нет одежды, наслаждаясь открывшимся перед ним зрелищем. Вдоволь налюбовавшись, принц завернул Атике в накидку и отнес в ее покои.***
Три проказницы, улизнувшие из хамама, жаждали новых развлечений. Они не могли устоять перед запахом кушаний, доносившихся из покоев. Пробравшись, в комнату, они заметили богато сервированные столы и решили, что этот пир исключительно для них. Они по достоинству оценили все блюда. Особенно их порадовали сладости и фрукты. Насытившись, они с визгом начали шалить, швыряясь друг в друга недоеденной едой и тарелками. Вдоволь наигравшись, они немного угомонились. Две красавицы покинули покои в поисках новых приключении, а одна в конец обожравшаяся особа завалилась на кровать, прикрывшись узорчатым покрывалом.***
Уложив Атике на кровать, Генрих усилил свои подкаты: — О, моя возлюбленная, принцесса моего сердца, обладательница прекрасного, словно розовый бутон, личика, шелковых локонов, грациозного стана, ты - трюфель моей души, который любое блюдо делает божественным, я клянусь святыми небесами, что мои помыслы чисты и невинны, я желаю заключить тебя в объятья столько раз, сколько есть пузырьков в шампанском, если его встряхнуть, госпожа, я неизлечимо болен страстью к тебе, ты похитила мое сердце. Призываю в свидетели небеса, что я готов на тысячу лет отказаться от улиток, забыть, как пахнет камамбер, и потерять надежду вкусить нежнейшие лягушачьи лапки, чтобы хоть единственный раз прильнуть к твоим устам, ведь только они могут даровать лекарство безнадежно больному любовью к тебе. Пылкие признания Генриха, одетого в женскую одежду выглядели несколько комично, однако девушка жадно внимала его речам, сердце ее млело и радостно билось, щеки покрылись румянцем, ее глаза затуманились, а голова закружилась от таких слов, султанша глубоко вздохнула. —Апчхи! Апчхи! Апчхи!—выдала девушка вместо ответа. —Так на мои чувства еще никто не чихал,—спустился с небес на землю Генрих,—никакой романтики! Эх, ладно, я согласен стать платочком и утирать твой носик. Давай я укрою тебя тепленьким одеялком, чем мне тебе помочь, принцесса? —Принеси мне протертое яблоко с айвой и медом, оно мне всегда помогало от простуды. —Хорошо, свет мой, а что на счет лекарства для безнадежно влюбленного?.. Сорвав поцелуй Атике, принц направился на кухню.***
—Пошли скорее!—Елена нетерпеливо тянула за руку Ибрагима. Шехзаде еле поспевал за разгоряченной девушкой. Они подошли к старому фонтану. —Смотреть! —Куда? —На фонтан! Ибрагим внимательно посмотрел на фонтан, пытаясь понять великую мысль Елены, но вскоре Шехзаде сдался: —Я ничего не вижу! Глаза Елены округлились. —Ты не видеть фонтан? —Фонтан-то я вижу, но немогу понять, что отличает этот фонтан от других. —Я бежать, я тебя догонять, наступить вот тут,—сбивчиво стала объяснять девушка,—И открыться ход,—Лена наступает, удивленный Ибрагим видит лаз,—Я звать туда, я подумать, что этот ход ведет на волю, мы вместе бежать. Елена и Ибрагим прошли в тайный ход. Дверца за ними закрылась.***
Весело напевая песенку, неутомимый Генрих в образе Шивекяр зашел на кухню. —Как же я проголодался! Пора бы мне подкрепиться! Ладно, пока готовят лекарство для Атике, я немного перекушу. Поручив повару приготовление лекарства, Генрих подошел к кастрюльке, из которой доносился приятный аромат. Приоткрыв крышечку, принц уже предвкушал все радости чревоугодия, но его чаяниям не суждено было сбыться. —Шивекяр,—услышал он строгий окрик Лалезар, —ты почему до сих пор еще здесь? Ты уже давно должна быть в покоях султана! Ты не должна заставляли себя ждать! Быстро, поторопись! —А покушать? —Поешь в покоях султана. —А лекарство? —Что за лекарство? —Для Атике Султан, она простудилась. —Я иду к Валиде, по пути сама все занесу, а ты ступай, Хаджи тебя отведет. Принцу не оставалось ничего другого, кроме того, как покинуть кухню и проследовать навстречу своей судьбе.***
Султан вошел в свои покои. Он был несколько озадачен, не обнаружив в комнате Шивекяр. Да и комната выглядела как-то странно: стол перевёрнут, на полу валялась кожура от бананов, тарелки были пустые, какая-то часть еды была раскидана по полу. Мурад нервно отхлебнул вина, затем допил, медленно смакуя и обдумывая сложившуюся ситуацию. Тут его внимание привлек приоткрывающийся балдахин над его кроватью. —Наверное, чаровница уже там и поджидает своего повелителя,—подумал он. Султан подошел поближе в предвкушении приятного сюрприза. Под покрывалом лежала его Шивекяр. Ткань зашевелилась и оттуда высунулась рука, которая выглядела как-то странно. На минуту ему показалась, что это рука не человека, а вообще непонятно кого, какого-то волосатого чудовища. Султан зажмурился и затряс головой, пытаясь отогнать наваждение. —И почудится же такое!—подумал Мурад. Случайно его взгляд упал на зеркало, в котором вместо прекрасной Шивекяр отражалась какая-то страшная волосатая образина. —Что со мной?—подумал Мурад,—Пойду распоряжусь насчет ужина, пускай их принесут в покои,—сказал он, поспешно выходя из покоев,—Пройдусь по свежему воздуху,—подумал Мурад. В это время разбуженная султаном обезьяна, сладко спавшая в его кровати, вскочила и побежала догонять своих подружек.***
Генрих пытался сбежать, но Хаджи проводил его до самых покоев султана. Принцу ничего не оставалось, как войти. Мурада не было. Юноша облегченно выдохнул. У него подкашивались ноги. Но не от страха, а от голода. У принца давно во рту не было даже маленькой улиточки, а тут такая беготня. Губы юноши раздвинулись в блаженной улыбке: —Наконец-то еда-а-а! Надеюсь, султан не очень разгневается, если я позволю себе вкусить маленькую толику от этих яств. Генрих накинулся на перепелку, затем на плов, долму, лукум, шербет, пахлаву, наконец, принц дорвался до вина. —Приму-ка я еще конфетку,— Генрих решил подправить свое здоровье Наташиной таблеточкой, после чего запил ее вином и вновь накинулся на перепелку. Тут вошел Мурад. Перед ним открылась уже знакомая картина: наложница сидит за столом и запихивает в себя содержимое тарелок в таком количестве, с которым бы не справился целый янычарский корпус. Брови Мурада сдвинулись от гнева. Он схватился за саблю и хотел покарать непочтительную рабыню. Побледневший Генрих встал из-за стола и сделал шаг навстречу. Мурад замер с саблей над головой. Глаза его, можно сказать, вылезли из орбит, так как в это время с громким хлопком, раздавшимся от упавшей тарелки, Шивекяр сдулась, как резиновая кукла, проткнутая неосторожным сексоманом. Это подействовала таблеточка от аллергии. Шивекяр осталась без всех соблазнительных рельефов, зато таблеточка виагры, которую он по ошибке взял из сумочки Наташи, подействовала как нельзя более кстати. —О-ля-ля…—пропела Шивекяр. Изумленный Мурад наблюдал увеличение объемов «девушки» там, где их быть совсем не должно. Сабля упала с жалобным звоном. С воплем: —Санта Мария!— неудержимая Шивекяр бросилась к султану и надругалась над ним, как одинокая домашняя черепашка, безуспешно разыскивающая предмет обожания, которая нашла покладистый и на все согласный ботинок. Изумленный Мурад особо не сопротивлялся. —Хоть какое-то разнообразие,— подумал он.***
— Я не в себе? Какой раз за день я это слышу? То Мурад, то Атике, то Кеманкеш… О, Аллах! Кеманкеш же в опасности! Он не поверил, что в пруду сидит шайтан! И Ибрагим там на дереве! — с этими мыслями Кесем ринулась в сад. Когда Кесем прибежала на то самое место, все было тихо. — Ибрагим?.. Шехзаде не откликался. —Кеманкеш?.. Паша тоже не отвечал. Султанша с опаской приблизилась к пруду. Там что-то плавало. Приглядевшись, Кесем увидела растерзанный труп. — О, Аллах! — с ужасом вскрикнула султанша, —Кеманкеш! Ответом была тишина. — Тебя убили… Кеманкеш… О, Аллах… Кесем в шоке замерла. — Нет, этого не может быть… Это всего лишь сон, проснись, Кесем, проснись! Султанша не верила в происходящее, однако кошмар не заканчивался, Кесем поняла, что все происходит в реальности. — Почему это случилось именно с ним? О, Аллах, за что? Султанша порывалась броситься в воду, но все ее попытки дотятнуться до тела оказывались тщетными. Кесем носилась по саду, круша все вокруг, слезы душили ее, огонь бессильной ярости сжигал изнутри, из груди вырвался отчаянный крик, земля ушла из под ног, Кесем упала на колени и начала с остервенением вырывать траву. — О, Всевышний! За что ты посылаешь смерть моим любимым? Внутри образовалась пустота, сердце обливалось кровью, и каждый его удар приносил нестерпимую боль, мир потерял краски, солнце померкло, время остановилось, и каждая секунда стала наказанием и мукой. Кесем ненавидела себя за то, что не успела сказать Кеманкешу, как он ей дорог. Лалезар, наконец, нашла свою госпожу. Увидев, что случилось, их вопли слились в дружный поминальный хор.