City of Trees

      Однако Тэхён с его постепенно темневшими волосами и мягкими, игривыми глазами всё усложнил: в одну минуту был теплом Танталовых мучений¹, в следующий момент отдалялся, сдавливая сердце. Как только они решили съехаться вместе, Тэхён, казалось, вывел их отношения из зоны друзей с привилегиями и скользнул в зону соседей по комнате. Меньше объятий, меньше секса, больше разговоров о деньгах, больше дистанции.       Чонгук продержался до начала марта, прежде чем каждый миг общения с Тэхёном ему казалось, будто кто-то закинул рыболовный крючок в его грудную клетку.       Двадцать минут назад Чонгук потянулся за объятием, и Тэхён спросил: «Зачем?» — полностью озадаченно, и Чонгук остался молча сидеть на диване, удивляясь, почему нечто простое причиняло такую сильную боль. — Мне хочется секса, — сказал Тэхён со стола. — Может быть, я спущусь к «Coffee Fox» и гляну, повезёт ли мне снова.       И почему Чонгук никогда не говорил ему, что тому не обязательно так делать, кроме того он знал, что всего месяц назад Тэхён просто бы схватил смазку и сотворил чёрти что с Чонгуком и его диваном. Ещё месяц назад он считал это само собой разумеющимся. Теперь мысль о Тэхёне с каким-то другим безликим человеком казалась настолько совершенно неправильной. — Тэхён… — Ага? — …давай отправимся куда-нибудь. Лёгкая, мягкая улыбка прокралась на Тэхёновых губах. Он медленно поднял глаза от своей домашней работы: — «Foxy»? — Сеул. Тэхён сел прямо, усмехаясь: — Поехали.       Всё было точно таким же, как и в первое гуляние в августе, вплоть до того, как Тэхён забегал в случайные магазины, а Чонгук оттаскивал его от «Bee Company», поскольку Тэхён выкрикивал каламбуры в тему. Город был украшен зелёным. Они уже покрасили воду в фонтане, а магазины уже украсили свои передние витрины зелёными гирляндами и мишурой. Надворные строения начали появляться на случайных перекрёстках в рамках подготовки к трёхсот тысячной толпе, что наводнила бы город через две недели, что в два раза больше всего населения, проживавшего в черте города, ради одного из самых больших в мире парадов на день Святого Патрика.       Чонгук не чувствовал везения, но впервые почувствовал себя счастливым. Они обошли всю Бротон-стрит, а затем направились на юг через центр города вниз по линии кварталов, и Тэхён останавливался, чтобы залезть на все деревья, до которых мог дотянуться. — Не думаю, что это легально, — крикнул ему наверх Чонгук. — Твоё лицо нелегально! — отозвался Тэхён вниз, свисая вверх тормашками со своей ветки, — люди будут разбивать автомобили, пытаясь взглянуть на твою милую улыбку во второй раз.       Чонгук натянул рубашку на лицо и засмеялся. Тэхён спрыгнул и подбежал к нему, чтобы столкнуться своим лбом с его. — Ты такой охренительно симпатичный, малыш. — Фу, не называй меня так, — сказал он, но отпустил рубашку, по-прежнему улыбаясь. Тэхён крепко обнял его за плечи и, спотыкаясь, потащил прочь. — На улице так чертовски тепло. Мне здесь очень нравится. Я никогда не захочу уезжать, — сказал Тэхён. — Там, на севере, у нас до сих пор снег идёт, а я в футболке, и жизнь прекрасна. Смотри! Фонтан в Форсайте виден даже отсюда.       Он указал на два квартала вниз и широкую аллею из деревьев, и Чонгук мог разглядеть вдали фонтан с яркой белой почтовой марки. — Это твой символ, уроженец Саванны. Вот что люди видят на всех открытках. — Я думал, что нашим символом была статуя из «Полночи в саду добра и зла». — Хах. Я никогда не читал эту книгу. — Как и я, но каждый второй турист, которого ты просишь, читал.       Рука Тэхёна была настолько тёплой на его шее, его энергия была яркой, осязаемой и шипела в полости рта Чонгука, заставляя его хотеть хихикать или смешать её с клубком мучительного беспокойства, крепко засевшем в его желудке. Может быть, он взорвался бы и больше не переживал о Тэхёне.       На полпути вниз к парку в направлении фонтана Тэхён резко отнял руку от его плеча и хихикнул: — Извини, люди могут подумать, что мы вместе или что-то в этом роде, а я хочу хотя бы одну горячую ночку, прежде чем вернусь домой.       Теперь Чонгук действительно почувствовал тошноту. Он остановился и немного сжал живот. Тэхён обернулся: — Ты в порядке? — Нет. — Что не так? Увидел паука или ещё кого? — Что изменилось между нами, Ви? Почему сейчас по-другому? Глаза Тэхёна стали шире: — Сейчас по-другому? Как? — Ты не хочешь… чтобы я трогал тебя. Раньше ты меня постоянно обнимал, а теперь большую часть времени, когда я обнимаю тебя, ты меня отталкиваешь. — Ах, это. Ну, ты хочешь парня, а я нет, поэтому я подумал, что может быть стоит уйти от привычных друзей с привилегиями. Так много людей такие: «Но разве твой бойфренд не будет против?» — когда я даю им свой номер и приходится говорить что-то вроде: «Никоим образом, он не мой парень», — и если ты растрачиваешь на меня всю свою заботу то, как ты собираешься заполучить кого-нибудь ещё? — Я не хочу никого другого. Я хочу тебя.       Чонгук увидел тот самый момент, когда до Тэхёна дошло. Он моргнул и немного выпрямился. Через пару секунд Чонгук наблюдал удивление, отрицание, замешательство, панику, разочарование, гнев, а затем, наконец, сокрушительную вспышку боли, появившуюся и исчезнувшую с его лица. Он посмотрел в глубь парка, словно искал себе занятие получше. — Прости, — прошептал Чонгук. — Какого хрена ты извиняешься? — Я знаю, что ты этого не хочешь. — Ты мой лучший друг, Чонгук. Чонгук понятия не имел, как реагировать на это. — Ну, теперь уже нет, — сказал Тэхён, всё ещё не оборачиваясь к нему. — Пошёл ты. Стоило догадаться, что ты поведёшь себя так, мистер нуждающийся-в-ком-то-чтобы-спасти-свою-одинокую-душу. Я никогда не стану чьей-то херовой гикнутой мокрой мечтой. Иди, найди кого-нибудь другого. Чонгук почти прочувствовал, как его сердце остановилось. — Нет. Тэхён, я хочу тебя. — Нет, я хочу себя! Я хочу, чтобы всё, что я делаю, было моим. Я не хочу чьего-либо вклада или одобрения. Я не хочу, чтобы кто-то ждал меня или присматривал за мной. Я хочу друзей, чтобы трахаться, или друзей, с кем пить, но я не хочу, чтобы кто-то чувствовал, будто им нужно решать мои проблемы. Я могу справиться с ними самостоятельно. Я не хочу твоей помощи, и я не хочу помогать тебе. — Я не хочу ничего менять, Тэхён. — Тогда зачем это поднимать? Ты хочешь, чтобы что-то изменилось, иначе ты не был бы так расстроен. — Я просто хочу, чтобы ты прекратил отталкивать меня. — Нахуй, нет. Ты вне игры. Я никогда не перестану тебя отталкивать. — Он дал заднюю, его глаза были широко раскрыты, а руки оборонительно скрещены на груди, будто Чонгук, возможно, попытался бы похитить его сердце. Чонгуку казалось, что его могло вырвать. — Тэхён, — позвал он огрубевшим от мольбы тоном, и его голос сломался. — Почему ты так отчаянно нуждаешься в том, чтобы ебучий бойфренд посадил тебя на цепь, что тебе нормально отказываться от меня? Ты же знаешь, что я не хочу этой грёбаной херни. Ты же знал, что я буду реагировать так. Перед глазами у Чонгука всё стало опасно расплывчатым. — Я люблю тебя. — Нет, не надо. Не говори этого. — Прости меня.       Тэхён всё ещё смотрел на него, но Чонгук больше не мог чётко видеть его лицо. Тот развернулся и ушёл, а Чонгук стоял там, отчаянно моргая, пока слёзы текли по его щекам, пока он не перестал его больше различать.       Первая мысль Чонгука: «Тот момент, когда я делаю что-то импульсивное и глупое». Он прошёл весь путь до «Планеты 3» и сделал ещё два пирсинга в левом ухе. Уходя, он понял, что у Тэхёна было две дырки в левом ухе. Пирсинг стал слишком особенным слишком быстро. Он едва удержался, чтобы не расплакаться на людях во второй раз за этот день.