Встав на начало

      Новая школьная неделя выдалась тяжелой и напряженной для двух студентов Слизерина. Том впервые за все время учебы начал откладывать домашние задания на следующие дни, иногда даже, но очень редко, приходилось делать их прямо на уроке, потому Реддл сменил свою первую парту на задний ряд, что, несомненно, удивило профессоров. Но, несмотря на сбившийся режим дня, успеваемость у пятикурсника не пострадала, в отличие от оценок известного шестикурсника. Эванс крутился как мог: забирал лишние часы у своего же времени, отведенного на сон, на то, чтобы сделать хотя бы часть домашней работы, также старался выполнять ее и на уроках. Лекции по Истории магии превратились из «часа для сна» в «час, когда надо успеть написать хоть какое-нибудь эссе».       Юноши часто стали пропускать обеды, завтраки, посвящая их то ли сну, то ли урокам. На ужинах так и вовсе не появлялись, сразу после окончания пар они шли в Тайную Комнату, а после и в кабинет Слизерина, зарывались с головой в книги и дневники, искали информацию о ритуале.       Том отвел уставшие глаза от текста. Голова гудела и болела от непрерывного получения информации. Юноша чувствовал какое-то нарастающее отвращение и тошноту от извилистых букв, выцветшего черного цвета чернил, желтоватой бумаги и шероховатой кожи, которой были обтянуты тетради и дневники. Бессильным движением юноша отложил книгу в сторону и воспалёнными от хронического недосыпа глазами обвел кабинет Салазара Слизерина, который, казалось, вообще больше не менялся ни на что другое. Том как в тумане помнил, что он делал в гостиной своего факультета, в Большом зале. А когда все же удавалось поспать, то не было никаких сновидений, мальчик закрывал глаза, видел темноту, а через некоторое время уже опять надо было вставать, приводить себя в порядок, идти на учебу.       Реддл перевел синий взгляд на задремавшего рядом Эванса. Тот сидел на сколдованном диванчике, согнувшись, руками упершись в колени. Одна держала кожаную тетрадь, вид которой заставил Тома чуть поморщиться — сил не хватило даже на гримасу отвращения, — а другая придерживала растрепанную черную голову. Очки-велосипеды сползли на самый кончик носа. Отросшие волосы полностью скрывали лоб и немного лезли на глаза, под которыми расположились глубокие тени. Бледная кожа лица приобрела светло-серый оттенок, но, возможно, это освещение виновато, а в дневном свете она все такая же — красиво-бледноватая.       Том осознал, что уже около двух недель не видел солнца, одни лишь утонувшие в темноте подземелья Хогвартса и его старые кабинеты с плотно задернутыми тяжелыми шторами. Реддл попытался вспомнить зачарованный потолок в Большом зале, но ничего не приходило в измотавшийся мозг, будто пятикурсник никогда там и не был. «Скорее всего, небо скрыто тучами, приближается сезон дождей, а после и ранний снег выпадет», — Шотландия уже больше недели мокла под холодными ливнями, а по утрам на траве вокруг замка и еще не опавших, пожухлых, темного цвета листьях в Запретном лесу появлялся иней, и с каждым днем он все дольше задерживался, а воздух все терял свой осенний запах мокрой земли и прелых листьев и приобретал морозную свежесть предстоящей зимы.       Природа вокруг Хогвартса менялась, а его недра все оставались прежними, не поддаваясь сезонным метаморфозам уже которое по счету тысячелетие. Время здесь будто останавливалось.       Ресницы Гарри подрагивали, но веки не поднимались. Реддл мягко пересел к другу ближе и осторожно коснулся его, вырывая из дремы. Пятикурсник длинными пальцами огладил подбородок другого юноши, перебегая ими на скулы и разворачивая сонное и усталое лицо к себе. Тетрадь упала на пол, больше не сжимаемая рукой шестикурсника. Том заключил лицо Гарри между ладонями и мягко коснулся его губ своими. Руки Эванса опустились на талию Реддла, притягивая. Поцелуй углубился. Один из юношей пересел еще ближе. Усталость, еле ощущающийся голод, к которому Том давно привык, мысли о сне и навязчивые, не покидающие столько дней, о ритуале — все ушло на задний план, сейчас правило легкое удовольствие, нарастающее внизу живота.       Когда юноша вспоминал тот единственный момент их особой близости, он не узнавал себя. Казалось, что тогда в этом же кабинете был Гарри и кто-то другой, очень похожий на Тома, но не он.       Внезапно Реддлу захотелось увериться в своем присутствии здесь и сейчас, тут находится он лично, со своими мыслями и чувствами, не просто тело, ведомое гормонами и желанием, сидит на диванчике.       Том улыбнулся в поцелуй, обнажая зубы. Он никогда не закрывал глаза, целуясь с Гарри, который следовал всем канонам романтики. Ресницы старшего слизеринца дрогнули, когда он почувствовал улыбку, и распахнул глаза, когда почувствовал прикосновение чужих зубов к своим губам. Том ожидал, что Эванс оттолкнет его, но тот лишь сжал его бока, прижимаясь к нему всей грудью. Глаза волшебника сильно зажмурились и не открывались, пока Реддл, не почувствовав металлического вкуса крови, не отстранился. «Великолепно», — пятикурсник прервал поцелуй, отстраняя лицо Гарри, и провел большим пальцем по чуть кровоточащей губе, размазывая яркую кровь по щеке. Том вновь притянул юношу, чтобы поцеловать. — {Тебе нравится боль?}, — спросил Реддл, перемещая одну руку на шею другого слизеринца. — {Нет, но она нравится тебе}, — Гарри откинулся на спинку дивана, устало прикрывая глаза, пальцами зажимая поврежденную губу. — {В той тетради, которую ты читал недавно, про применение волос единорога, — говорил Том, укладывая голову рядом с черноволосой и взъерошенной.- Там речь шла о духовной энергии. Не думаешь ли ты, что Слизерин имел ввиду крестраж? Как еще по-другому можно задействовать душу?} — {Я давно смирился с тем, что, возможно, никогда не вернусь к друзьям, — сонно отвечал Гарри, чуть повернувшись к Реддлу, чтобы видеть его из-за приоткрытых век. — Если для ритуала времени нужно будет создать крестраж, то мне не нужно мое десятилетие, такой-то ценой…}       Том достал волшебную палочку и взмахнул ею. Полночь, уж наступила полночь. При взгляде на успевшего уснуть Эванса синие глаза сами собой закрывались. «Хорошо, что завтра воскресенье…», — успокоил себя Реддл, засыпая вслед за другом.       Режим дня выровнялся, домашние задания больше не приходилось делать, когда придется. Тени под глазами побелели, сливаясь с молочной кожей лица, больше не делая его острым и жестким. Упорядоченность нравится Тому намного больше, чем импульсивный хаос, который все чаще заменял спокойствие, а все из-за одного человека. Юноша и слышал, и читал истории о том, как люди не только меняли свой размеренный образ жизни, весь устоявшийся уклад, но и бросались с головой в котел, полный опасности, а все ради иногда чужого человека. Даже в мыслях Том не мог представить себя на их месте, да, открыть Тайную Комнату, помочь вернуться в свое время Эвансу-из-будущего, исследовать феномен резонанса магии — пожалуйста, это даже интересно, но вряд ли он умрет за Гарри, скорее, юноша предпочел бы, чтобы за него умирали и жертвовали самым дорогим. У Тома слишком высокие цели, чтобы предавать их. Он собирается изменить волшебный мир, изменить политику хотя бы английского магического правительства, но из-за гостя из будущего юноша совсем прекратил обдумывать свои цели, почти забыл о них. Но изучение Эванса и его проблем даже помогает. Лей-линии, упомянутые Салазаром Слизерином в одном из своих дневников, очень заинтересовали пятикурсника, возможно, исследование этого предмета даст ту силу, которая так нужна Тому и которая поможет ему в осуществлении желаемого. Кроме того, был еще один альтернативный вариант увеличения своих магических сил — Гарри Эванс и их резонирующая магия, но тогда надо будет не позволить ему вернуться в свое время, привязать к себе так крепко, что, случись что-либо, выходящее за рамки дозволенного Эвансом, тот все равно останется рядом и даже поможет. «Такой расклад мне нравится, тем более он сам сказал, что больше не питает надежд на свое возвращение», — вспомнил Том. Эгоистичное желание оставить Эванса рядом с собой воспринималось как должное, будто Гарри появился в его жизни не год назад, а давным-давно (потому и имел на него права), только когда, сам Том не мог дать ответа. «Может, в будущем я хотел убить его? — юноша вспоминал реакцию шестикурсника на него в прошлое Рождество. — Но ведь ему всего лишь шестнадцать-семнадцать, что мне понадобиться от такого юнца?»       На встрече Вальпургиевых рыцарей все яростней и активней шли дебаты о действиях Гриндевальда в Европе, все запутанней и мудрёней становились теории о том, какую же магию использует немецкий диктатор. А недавно в прессе появилась неточная информация: Гриндевальд использует древнюю темную магию, чтобы защищать захваченные земли от вторжения вражеских шпионов. «…Меня отыскали в один миг, а когда я хотел уже аппарировать, то не смог, мою магию каким-то образом заблокировали!..», — говорил сбежавший пленник в интервью с журналистом. Эта статья подняла шуму по всей Британии, во всех магических газетах, журналах (даже о моде) обсуждали это уникальное интервью, лили воду с ненужными и глупыми рассуждениями, впечатлениями разных знаменитостей волшебного мира. Хогвартс также сотрясался от постоянных разговоров студентов и их учителей. Теперь почти каждую неделю прибывали дети эмигрантов и беженцев, которым нужно было закончить обучение. Все больше заброшенных комнат становились вновь жилыми, основали даже специальный класс, состоящий из студентов, не говорящих на английском, хотя они и были распределены на факультеты по правилам школы, но учились по своей программе. В одной аудитории сидели вместе представители каждого из факультетов, чего никогда в Хогвартсе не было, не считая Большого зала и сдачи экзаменов. — Как же много людей, — с легким раздражением говорил Том, пробираясь через толпу студентов к столу своего факультета, следуя за Мальсибери, расталкивающего всех на своем пути и ведшего друзей. — Наш курс увеличился почти вдвое, — кряхтел сзади Розье. — И это еще о начальных курсах не говорю. На рождественские каникулы здесь будет шумно. — Ну и что, они только через месяц, — юноши только добрались до обеденного стола; Том посмотрел на Эвана Розье, как на идиота, что тот уже начал сомневаться — а декабрь ли начался. — Ты давно на улицу выходил? — с весельем спросил только подсевший Блэк, услышавший последнюю часть разговора. — Посмотри на потолок.       Том закинул голову. Из серых туч валили пухлые хлопья белого снега, не долетавшего до голов студентов. Юноша тут же захотел почувствовать мороз на коже, а тепло Большого зала показалось удушающим жаром. «Как же так?» — тихо, только шевеля губами, произнес слизеринец.       Рождественские каникулы наступили как-то слишком быстро. Вроде бы Том просто жил: спал, ходил на пары, выполнял домашние задания и занимался дополнительно, ничего особенного. А осенние месяцы уже прошли, зеленые листья давно лежали под толстым холодным слоем снега. — Я бы мог остаться, — говорил Арктус, стоя у вагона поезда, который должен отвезти студентов в Лондон. — Матушка в этот раз не против. — В замке и так полно людей, не увеличивай их число и количество шума, что они производят, — отвечал Том, легко улыбаясь и заталкивая Блэка в вагон. — Почему ты никогда не принимаешь наше приглашение на каникулы? — из окна вагона высунулась ухоженная голова Вальпурги. — Не хочу вас обременять, — Том пожал руку залезшему вслед за Блэком Мальсибери. — К тому же я привык оставаться в Хогвартсе. — Мой papа́ очень хотел бы с тобой познакомиться, — продолжала девушка. — Ты не будешь нас стеснять, мы живем в огромном поместье. «Именно поэтому я и не хочу», — Том не сказал этого, хогвартский экспресс уже начал движение, унося с собой крики друзей, которые каким-то образом все вместились в окошко Вальпурги и теперь махали Реддлу на прощание.       Том недолго смотрел на уносившийся поезд, вскоре к нему подошел Эванс, который провожал пуффендуйца Прюэтта. Юноши решили вернуться в замок пешком. Снег тихо падал на землю, покрывая ее новым слоем, постепенно заметая следы двух слизеринцев, шедших в молчании. Том поднял воротник своей зимней мантии: ветер задувал на теплую кожу хлопья снега. — Тебе холодно? — спросил Гарри, касаясь плеча друга. — Нет, просто надоедливый снег, — Том украдкой смотрел на Эванса, все еще всматривавшегося в него. — Завтра Рождество, не хочешь провести его в Тайной Комнате? В гостиной будет слишком шумно, вместе с нами осталось еще десять человек. — А сколько обычно остается? — Гарри взял руку Реддла и стал растирать ее между ладонями. — Я же сказал, мне не холодно, — с напускным раздражением говорил Том, не выдергивая своей руки. — Обычно был только я, со Слизерина, а так, человек пять студентов на замок набиралось.       Больше они не разговаривали, продолжали медленно брести к замку, слушая хруст снега под своими ногами и тихий шелест ветра, кружащего легкие снежинки.