One more time, one more chance

      Погода была на удивление хорошая, обычно в это время в октябре вовсю шли дожди, и солнце практически не выходило из-за туч. Однако в эти выходные солнце грело и сияло необыкновенно ярко, играясь светом с желтеющей листвой, даже несильный прохладный ветер и небольшая сырость, свойственные осени, практически не чувствовались. Людей в парке практически не было. Так называемый заповедник — не самое популярное место в Сеуле, здесь было обычно спокойно и комфортно. Небольшой водоём, симпатичный пруд с мостиком, в котором плавали уточки, детские площадки, поляны для пикника, скамейки на берегу и по всей территории — все для тихого семейного отдыха или для прогулок в одиночестве под любимую музыку.       Намджун не был здесь с момента смерти мужа. Желания приходить туда, где всё напоминало о Ёнсоке, не было никакого. Однако, услышав слова Юнги о поездке именно в этот парк, он решил присоединиться к сыну. Джун знал, что Юн, в отличие от него самого, часто приходил в этот парк один. Он никогда не говорил ни с кем об этом месте. Первое время омега сбегал с уроков и в одиночестве переживал потерю родителя на одной из скамеек у пруда. Конечно, Намджуну Юнги ни разу об этом не рассказывал, приходил домой вовремя, как ни в чем не бывало, даже не догадываясь, что отцу уже позвонили из школы и доложили об отсутствии. И альфа не то, чтобы спускал это с рук, просто он понимал, насколько было тяжело переживать все одному, даже отцу он не доверял свои мысли, не желая беспокоить и расстраивать его ещё больше своими слезами.       Первое время Юн часто плакал в самом отдалённом углу парка, наблюдал издалека за счастливыми семьями, что гуляли на противоположном берегу, и тихо надрывно плакал, про себя завидуя тем детям, которые имели возможность обнимать родителей каждый день. Спустя время он перестал плакать, перестал жалеть себя. Юный омега понемногу выбирался из депрессии, отвлекал себя музыкой, приходил на берег и сочинял лирику, которая хранила в себе всю боль и одиночество, всё, что он переживал и что его беспокоило. Когда он писал, становилось легче дышать, когда он рвал листы со своей лирикой — становилось легче жить. Точнее, существовать.       Парк-заповедник стал для Юнги местом воспоминаний и скорби. Для Намджуна же он стал и вовсе чем-то запретным и болезненным. И вот сейчас они снова заходили на территорию парка: Юнги, Намджун и… Джин. И если альфу смущало то, что Юнги на Их место привел едва знакомого гамму, то омеге было комфортно. Он впервые за долгое время здесь с кем-то, а не в компании самого себя и музыки. Чувство непонятное, но Юн рад, что сейчас он не один, рад, что отец, наконец, выбрался из дома куда-то кроме работы и важных встреч. Также юный омега был очень рад Джину. Обычно, в компании с кем-то, не считая отца, конечно, Юн чувствовал себя зажато и отстранённо. С Джином было просто, вопросов он не задавал, шутил несмешно, но смех был заразительным, говорил с Юном, как с равным себе, и не сюсюкался. Возможно, поэтому омеге захотелось показать это место старшему, поделиться чем-то важным, попробовать подружиться сильнее. В конце концов, гамма отдалённо чем-то напоминал Ёнсока. Глупо, конечно, искать черты характера одного человека в другом, но Юнги было это необходимо. Схожести находились поразительно быстро и точно, и Юну было интересно, смог бы Намджун тоже их разглядеть? Или Юнги сам себе надумал то, чего и нет вовсе?       — Юнги, не убегай далеко и в воду не лезь, — бархатный низкий голос прозвучал невероятно мягко, искрясь заботой. Сокджину было не по себе от сложившейся ситуации, он чувствовал себя лишним в компании своего начальника и его сына. Гамме было непривычно и слегка некомфортно оставаться с альфой наедине. Хотя, слегка — очень слабо сказано. Поэтому, когда Юнги, просияв довольной улыбкой при виде ещё не улетевших уточек, убежал с кусочком хлеба к пруду, Сокджин поспешно занялся поиском места для лёгкого перекуса, понемногу отдаляясь от босса на безопасное, комфортное расстояние. — Сокджин-щи?       — А? — гамма вздрогнул и чуть не выронил корзину с продуктами и плед из рук, когда также мягко начальник окликнул его, внимательно посмотрев и, кажется, даже улыбнувшись. Или это была больше ухмылка на реакцию Кима. Джин не обратил на этого должного внимания, моментально придумывая логичные ответы на возможные вопросы и собираясь с мыслями, чтобы не выдать своего смятения и нервозности.       — Пойдемте ближе к пруду, там есть скамейки со столами, — альфа, несколько потеряв интерес к Сокджину, уверенно двинулся в сторону берега, явно приметив стол недалеко от моста. Джин же, не найдясь с ответом, лишь кивнул самому себе и поплелся следом за старшим, отводя взгляд от широкой спины Джуна и осматривая парк. Зацепившись взглядом за более уютное и удобное для пикника место, гамма неловко помялся и окликнул Намджуна, останавливаясь.       — Президент Ким, эм, — вся решительность Джина испарилась моментально под любопытным взглядом альфы, однако Сокджину удалось взять себя в руки и договорить, — я думаю, есть место получше. Вот там, под деревом, — выдохнув всю нерешительность, гамма указал на небольшую беседку и выжидающе уставился на начальника, пытаясь по глазам понять, о чём же тот думает.       А Намджун на минуту вообще из реальности выпал. Слишком яркое воспоминание всплыло непонятно откуда и заставило сердце пропустить ударов так пять. Перед глазами все тот же излюбленный парк, ближе к закату он и его истинный, с которым они тогда только-только изучали друг друга, забрели в заповедник, словно по инерции, увлекшись разговором. Уже никого не было, лишь на мосту ютилась такая же обычная пара влюбленных, как и они сами. Приятная прохлада августа, пруд, в котором блестело уже заходящее солнце, деревья и беседка под их кроной. В тот вечер Ёнсок сказал то же, что и Сокджин: «Намджун-щи, пойдем туда. Вот там, под деревом, смотри». Долгие посиделки до глубокой ночи, увлечённые разговоры, теплые объятия и неловкий первый поцелуй, после которого оба улыбались, как влюбленные идиоты и жались друг к другу, слушая тишину вокруг и поражаясь такому комфортному и правильному молчанию. О таком они оба могли только мечтать.       Воспоминания пронеслись в голове настолько внезапно, что Джун, сам от себя не ожидая, пробормотал тихое: «Просто Намджун, Ёнсок-а». Затем поднял взгляд на растерявшегося Джина и неожиданно для себя закашлялся, тут же возвращая на лицо маску самоуверенности и спокойствия. А затем просто развернулся в сторону беседки и безмолвно двинулся дальше, игнорируя сокджиново: «Президент Ким, все хорошо?» и на неловкий вопрос гаммы: «Так как мне обращаться к Вам?», тихо бросил через плечо: «Намджун-щи, и… на Вы будет достаточно, по крайней мере, дома и вне стен компании».

***

      Юнги присоединился к Джину с Намджуном спустя пятнадцать минут, рассмотрев место, выбранное старшими, он удивлённо взглянул на отца, после отмечая про себя неловкое молчание и напряжение, повисшее между старшими. И если отец был просто слегка задумчив и хмур, то Джин излучал желание сползти со скамейки под стол и исчезнуть, при этом сидя выпрямившись, как струна, и заламывая пальцы. Конечно, Намджун не стал делать замечание парню, чтобы не нагонять на него ещё большую неловкость, но раздражало его это копошение неимоверно. Юнги знал отца, как облупленного, а вот Сокджина еще до конца изучить не успел, точнее, даже не начинал. Потому, прежде чем улыбнуться и сесть за стол, омега мысленно поставил для себя галочку: «Узнать, что Джин думает о его отце не как о начальстве, а как о мужчине, альфе». — Как у вас тут все весело, а, — наконец обратил на себя внимание юный омега, легко ухмыляясь, — давайте перекусим?       Только Юнги потянулся за аппетитно разложенными бутербродами, как схлопотал по рукам сразу от обоих старших, что, несомненно, вызвало удивление у Юнги, да и у Джина с Намджуном тоже. Проигнорировав немой запрет на поедание закуски грязными руками, Юнги ухитрился схватить один и отбежать обратно к берегу, чтобы устроиться на одной из скамеек и часть хлеба снова скормить уже не особо голодным уточкам.       Между старшими вновь повисла тишина и раздражающее напряжение. В этот раз гамма все-таки набрался смелости и начал разговор первым, пусть и не с самой удобной темы для Намджуна. Вопрос звучал тихо и неуверенно, однако игнорировать его альфа не стал: тихо вздохнув, он разлил чай из термоса по кружкам и, пододвинув одну к Сокджину, откинулся на спинку скамейки, поднимая взгляд на увлечённо разглядывающего уток сына.       — Юнги любит этот парк с детства, мы часто приезжали сюда на выходных всей семьей, — делиться чем-то альфа не особо любил, особенно личным и болезненным, но почему-то именно сейчас ему захотелось говорить и отвечать на все, даже самые неудобные вопросы. Дело в месте или в компании? А может всё сразу? Намджун не мог дать чёткого ответа на свои же вопросы, но продолжил отвечать Джину, краем глаза замечая его заинтересованность, — Сокджин-щи, сейчас мы сидим на самом, пожалуй, памятном для нас с сыном месте. Просто посмотрите на его улыбку, это место особенное, — Джун сам невольно улыбнулся, надеясь на то, что Сокджин истолковал его слова верно, — Здесь началась история моей жизни. Не рождение, нет, — Намджун старался обходить тему, не вдаваясь в подробности, но пояснял некоторые моменты, когда глаза Сокджина становились по пять вон и выдавали удивление или непонимание. Альфа на автомате записал эти выражения лица гаммы в нечто забавное и слегка милое. Насчёт последнего Джун ни за что себе не признался бы, не мог он назвать милым человека, которого едва знал лишь из досье и краткого рассказа о себе. — Здесь я встретил папу Юна, здесь вообще много чего значимого произошло, даже схватки у Ёнсока начались здесь.       Джин внимательно слушал, не сводя взгляда с альфы, который заметно расслабился, предавшись приятным, светлым, но грустным воспоминаниям. Но когда Джин услышал тихий смех с нотками тоски… он просто выпал из реальности. Заставляя себя слушать дальше, а не залипать в наглую на губы и чуть посветлевшее лицо старшего, гамма перевел взгляд на Юна, который в какой-то момент оказался на скамейке у водоёма не один, он продолжил слушать и запоминать. Что Джин, что Намджун, оба смотрели на юного омегу, что-то с интересом рассказывающего незнакомцу. Однако Джун всё также наблюдал за сопровождающим своего сына, изучал эмоции, реакции и просто рассматривал, пытаясь ответить на свои неоднозначные вопросы.       — Господин Ким…       — Намджун-щи. Я ведь уже сказал. Зовите меня так вне работы, порядком поднадоело официальное обращение, всё-таки у меня имя есть, ну и живем мы в одном доме. А дом для меня — место, где я хотел бы отвлекаться от работы, не поймите не правильно.       — Прошу прощения… Намджун-щи, — гамма перекатывал имя старшего на языке, пытаясь понять для себя, нравится ему это или же все еще не комфортно. — Я хотел спросить. Почему у Юнги не ваша фамилия?       — Что ж, спросите у Юна самостоятельно, Сокджин-щи. Это был его выбор, — старший слегка небрежно пожал плечами и, наконец, взял кружку с чаем и сделал пробный глоток, после чего выпивая сразу половину. Сокджин наблюдательно отметил для себя, что горячее Намджун не пил и все это время ждал, когда же чай подстынет.

***

      Домой компания возвращалась поначалу шумно, Джин незаметно для себя расслабился и стал отпускать шутки, к которым Юн уже привык и понимал сразу же. Намджун же в это время зависал и анализировал, что же смешного в глупой игре слов. После и альфа тихо посмеивался, но не столько с шуток, сколько со смеха своего сына и забавных комментариев гаммы. Неожиданно для себя Джун открыл, что смех у Джина просто нереальный. Что-то среднее между звуками мойки окон и отдышки. Однако на слух, на удивление, приятный. Конечно, на этой мысли он не остановился, и вот уже анализировал профиль, плечи и руки гаммы, говоря про себя, что это странное для него поведение и рассматривать кого-то так даже неприлично. А вообще давно он ни на кого не засматривался…       Спустя время Юнги на заднем сидении задремал, и в машине снова стало слышно лишь шелест шин и тихое урчание мотора. Джин что-то напевал, явно задумавшись, и ехал со средней скоростью, словно нарочно растягивая путь до дома. Намджун был не против. Ему даже нравилась эта размеренность и тихая легкая атмосфера спокойствия и уюта. То, чего ему так не хватало последние месяцы, присутствовало в данный момент в салоне автомобиля. Не хватало только мужа… покойного. Тяжело вздохнув, альфа запретил себе думать о том, как могло бы быть здорово, будь Ёнсок жив. Он просто прикрыл глаза и стал размышлять над тем, как прошёл его день, вспоминал счастливую улыбку сына, смех в автомобиле, и понимал, что всё это отчасти благодаря Джину. С момента появления гаммы в доме, жизнь стала не такой скучной, появилось желание гулять, Джун даже поймал себя на мысли, что хотел бы следующие выходные провести в компании сына и гаммы дома, за просмотром какого-нибудь фильма под попкорн и постоянные комментарии к нему от Джина и Юнги. Мысли о том, что Джин слишком быстро прижился, были посланы далеко и надолго. Не все ли равно, если это уже случилось?       Альфа улыбнулся, что не скрылось от взгляда Сокджина, который буквально на секунду отвёл взгляд от дороги. Было весьма необычно видеть президента таким: чуть растрёпанные волосы, немного помятая повседневная одежда и полная расслабленности улыбка на умиротворенном лице. «Красивый…»: отметил про себя Джин и тут же отвернулся к дороге, слегка смутившись собственным мыслям. В этот момент Намджуну отчего-то захотелось взглянуть на Сокджина. И снова улыбка тронула его губы, когда альфа заметил, как напряглись руки гаммы на руле и как тот смущенно прикусил губу, стараясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие. Играть в гляделки со своим сотрудником, сопровождающим Юнги и просто едва знакомым ему лично парнем.       Что-то новенькое, но забавное.       Пусть это и осталось бы в этом дне, в этой машине, как одно из теплых воспоминаний, Намджуну сейчас просто было хорошо, хотелось продлить эту игру еще на немного, но Джин уже заезжал на парковку. Слишком быстро, Намджуну не нравилось. Но Сокджин уже выходил из машины и шёл забирать вещи, тихо прося альфу взять Юнги со словами: «Набегался. Будить ведь жалко». А будить и вправду было жалко, а выходить из машины было грустно, как и вообще возвращаться домой. Джун устал анализировать и думать.       День подошёл к концу, забирая вместе с собой уют и веселье. Но альфа почему-то был уверен, что такой день далеко не последний, дальше будет больше.

***

      Дом встретил неожиданно угнетающей тишиной и холодом. Свет никто не включал, пока Намджун не отнёс спящего омегу в его комнату и, пропустив внутрь Куки, не прикрыл дверь. Спать отчего-то не хотелось, с кухни доносилось тихое шуршание, вероятно, Сокджин разбирал посуду, складывая её в раковину, и раскрадывал по местам продукты, что они не доели. Альфе жуть как захотелось в этот момент тоже присутствовать на кухне, понаблюдать за неспешными копошениями гаммы, возможно даже поговорить с ним, как утром, за чашкой ароматного чая…       Собственно, Намджун подумал — тело сделало. Ноги сами привели его на кухню и оставили Джуна одиноко стоять в дверном проеме, хмуриться и негодовать по поводу необдуманного поступка. И альфа уже точно решил уйти и не напрягать своим присутствием парня, хлопочущего на кухне (хотя в его обязанности это и не особо входило, Сокджин сам по себе был хозяйственным, да и в кухне уже обжился, переставив всё, что можно было, так, чтобы ему было удобнее).       «Дожили, ты, взрослый уверенный в себе альфа, Ким Намджун, и жмёшься в дверном проеме, как школьник, впервые увидев красивую задницу», — тут Джун сдался и перестал отрицать, что сопровождающий сына хорошо сложен. Да, красивая задница, поздно уже мысли переворачивать, потому альфа честно смирился и про себя тяжко недовольно вздохнул: «Да уж, либо я давно не видел красивых задниц, либо у этого парня она действительна привлекательна… Скорее первое».       — Намджун-щи, я сделал вам чаю, подумал, что… Что… Тц, ну и что ты подумал, а, Ким Сокджин? — голос гаммы звучал неуверенно, но мягко, а затем и вовсе раздражённо. Он даже не повернулся, просто спросил в пустоту, останавливая тем самым порыв Джуна скрыться на втором этаже за дверью спальни. Да где угодно, лишь бы странные мысли отогнать. — Нет, что я вообще делаю, какой чай, Ким Сокджин, ты всего лишь сопровождающий его сына, — ворчание младшего выбило Джуна из размышлений, заставляя навострить уши и нагло подслушивать терзания гаммы. — Намджун-щи… Не хотите чаю? Айщ! Жмёшься, как девчонка, а ради чего. Зачем вообще тебе это, можно ведь и одному чай попить, на кой-чёрт ты делаешь две чашки?!       Альфа, наконец, решился и бесшумно зашёл на кухню, также тихо опускаясь на стул неподалёку и закидывая ногу на ногу, откинулся на спину, смотря на гамму, что вот-вот должен был повернуться с подносом в руках.       — Намджун-щи от чая не откажется, — гамма чуть поднос прямо перед собой не опрокинул, вздрогнув, а после медленно повернулся, снова смотря на старшего глазами по пять вон. Ухмылявшийся до этого Джун прыснул со смеху и прикрыл ладонью рот, чтобы не разбудить случайно сына. Эти глаза, полные удивления, смятения и, о боги, даже смущения; беззвучно открывающийся рот и дрожащие руки. Реакции забавнее Джун не видел. — Что там с чаем? — сквозь смех поинтересовался альфа, потихоньку успокаиваясь и наблюдая за оживающим Джином, который суетливо поставил чашки на стол и убрал поднос. — Спасибо, Сокджин-щи.       — Н-не за что, Президент Ким, то есть, господин, извините, Намджун-щи, — гамма все еще был растерян и удивлён, хотел то ли спрятаться, то ли наоборот поскорее сесть напротив и уткнуться взглядом в темную глубину чая.       Намджун же, наконец, успокоившись, подтянул к себе чашку и осторожно попробовал содержимое на температуру. Чуть горячее, чем теплый, но язык не обожгло. «Идеально, и когда он успел запомнить…»: пронеслось в голове тихим шелестом, когда Джун прикрыл глаза и позволил себе слабую улыбку. Ощущение спокойствия к альфе вернулось с первым же большим глотком, а вот гамма заметно нервничал, крутя в руках несчастную чашку и гипнотизируя себя еще сильнее. Лишь бы не смотреть Намджуну в глаза, лишь бы не уронить чертову чашку от дичайшего смущения.       Чай они пили в тишине, которая после намджунова: «Пейте, остынет же», стала чуть более комфортной и менее напрягающей. Сокджин старался не думать о своём мощнейшем фиаско, а Намджун просто открыто рассматривал парня перед собой, сортируя про себя все мысли, выводы и желания. Когда старший делал последний глоток, в голове осталось лишь одно желание и одно более менее адекватное ему оправдание.        — Сокджин-щи, через неделю с небольшим у Юнги день рождения. Ближе к выходным составите мне компанию и поможете выбрать подарок, — это было сказано не так, как хотел бы альфа. Он приказал, можно сказать, а нужно было спросить, пригласить, как-то с улыбкой, а не с задумчивой миной, вставая при этом из-за стола и оставляя после себя пустую чашку и легкий шлейф своего природного запаха. Намджун стремительно удалился с кухни, так и не разобрав эмоции на лице гаммы. И, ругая себя по пути, наконец, скрылся в спальне и отправился в душ.       — Что ж, Ким Намджун. Оправдаем это всё тем, что ты растерял все навыки общения с окружающими, — альфа выключил свет в комнате, проронив в тишину комнаты не то осуждение, не то оправдание, и отвернулся к стене, прикрывая глаза и отгоняя дурные навязчивые мысли.