С волками жить...

Дэн сжал и разжал несколько раз кулаки, плохо чувствуя пальцы — кисти затекли. Дёрнулся всем телом, напрягая мышцы в очередной попытке освободиться. Бесполезно. Широкие кожаные ремни удерживали в заданной позе: руки вытянуты над головой, ноги разведены. Плотная фиксация оставляла достаточно большой доступ к телу: бёдра, живот, бока — но абсолютно не позволяла изменить положение, что и требовалось его мучителю. Свободной оставалась только голова, вот Дэн и мотал ею из стороны в сторону или бился затылком о пластиковую поверхность стола. Лежать без движения невозможно — инстинкты требовали хоть что-то делать в попытке уйти от боли. Бесплодные старания. Всё зависело от того, кто склонился над ним с вдохновенным сосредоточенным лицом. Такое отрешённое нездешнее выражение, наверное, бывает у художника, когда тот создаёт шедевр. Но мужчина — Мастер, как он приказал себя называть — держал в руке не кисть, а скальпель. Холстом служило распростёртое перед ним тело. — Идеально, — проговорил Мастер, любуясь своей работой. — Ещё сеанс и рисунок будет готов. Можно будет переходить на грудь. Ты и так красив, но будешь ещё прекраснее, когда мы закончим. Дэн с шумом втянул воздух, чувствуя, как течёт по щеке слюна, сглатывать с кляпом получалось плохо. Раз этот маньяк заговорил, значит, на сегодня почти всё, осталось потерпеть совсем немного. В процессе тот не отвлекался на разговоры, только напевал иногда без слов какую-то знакомую мелодию, но вспомнить, откуда она, не удавалось, и почему-то от этого боль ощущалась ещё мучительней. Кончиками пальцев в перчатке Мастер коснулся левого плеча Дэна:  — Жаль, что ты испортил кожу этой отвратительной татуировкой. Но ничего, мы придумаем, как это можно исправить. У нас с тобой много времени, спешить некуда. Отложив скальпель, он отправился мыть руки, давая Дэну короткую передышку перед заключительной стадией сеанса — терпимой физически, но невыносимой морально. Испортил кожу… Жаль, что сделал всего одну, будь его кожа вся «испорчена», он не представлял бы для Мастера интереса. А для Волка? Они тогда сидели в ресторане, за соседним столиком пила кофе молодая девушка, её обнажённые руки полностью покрывали чёрно-красные узоры. Заметив, что Волк несколько раз взглянул в её сторону, Дэн, плохо скрывая раздражение в голосе, спросил: — Нравится? — Нет, — спокойно ответил Волк. — Девочка симпатичная, но эти рукава ей не идут, опошляют весь образ. — А по-моему, красиво! Ты просто не понимаешь ничего в молодёжной моде! Это не блатные портаки, как у твоих знакомых, а искусство! Я вот тоже подумываю сделать. — Ну и зря, — Волков проигнорировал намёки на возраст и полукриминальный круг общения. — У тебя чистое тело, зачем его чем-то пятнать? Это вообще редкость — такая белая и ровная кожа. Не каждая девушка может похвастаться, — улыбнулся, заметив, как моментально зарделись щеки Дэна — рыжие быстро краснеют. — А ты многих уже проверил? — сравнение с девушкой подействовало, как укол бандерильи на быка. — Мне и проверять не надо, ты у меня лучше всех, — примирительно проговорил Волков, не желавший ссориться из-за пустяка. — Ага, только сисек не хватает и хуй лишний! Появившаяся после новогоднего корпоратива трещина в их отношениях к лету не исчезла, а только росла. Он физически её ощущал, хотя Волков вёл себя как обычно, даже стал больше уделять ему внимания, и других свидетельств его измен Дэн не получал. Но это не значило, что их не было. Каждый раз, когда тот уезжал в командировки, Дэн сходил с ума от ревности. Бесился из-за того, что после собственного загула лишился малейшего права на упрёки, злился на себя, не в силах выбросить сомнения из головы, и злился на Волка, считающего полигамность естественной чертой мужского характера и не собиравшегося меняться. Иногда ему казалось, что любовь к Волку превращается в ненависть, и от этого становилось ещё хуже. — Не ерунди, мне очень нравится твой хуй, — Волков наклонился и под прикрытием скатерти слегка сжал колено Дэна. — Почти так же, как и задница, вечером я тебе это докажу. Не злись, рыжий, тебе не идёт. От того, что Волк не обращал внимания на резкости или делал вид, что не обращает, было ещё обиднее: действительно, как терпеливый дядюшка, разговаривающий с капризным ребёнком! Или муж, привычно пропускающий пилёж жены мимо ушей — бубни-бубни, родная, мне пофиг. — А может, я сам буду решать, что мне идёт?! — повысил голос Дэн. Намеренная провокация в попытке вызвать гнев не удалась. Волков только пожал плечами: — Решай, кто тебе не даёт? Уже большой мальчик. И, кстати, заплати за обед, мне пора. Денег ведь на твоей карте хватит? Если что, напомни вечером, я переведу. То, что ещё недавно он принял бы за заботу и проявление любви, теперь ощущалось пощёчиной: «Помни своё место, это я даю тебе деньги». Дэн не сидел нахлебником — работал по специальности, сразу после института без чьего-либо протежирования устроился в фирму, предоставляющую услуги интернет-провайдера. Пребывал на хорошем счету у начальства и очень радовался, что сослуживцы не знают о его «родстве» с крупным медиа-магнатом. Но эту работу Волк считал блажью: «Шёл бы ко мне на нормальную должность». Зарплату называл не иначе как «слезы» и ежемесячно переводил ему на карту сумму раза в два больше. «Почему нет, если я так хочу?» — Волковское кредо по жизни. Во всех областях. И наплевать, если его «хочу» идёт вразрез с желаниями других. Из ресторана Дэн прямиком отправился в тату-салон. Понимал, что поступок детский, из разряда «назло маме уши отморожу», но не мог ничего с собой поделать. Вышедший к нему мастер застал его за рассматриванием эскиза — оскаленной морды волка. — Хочешь такую? — Нет! — резко ответил Дэн. Носить волка ещё и снаружи? Ни за что! Он принялся перелистывать страницы: — Вот! — Ткнул пальцем на череп с круглыми глазами. — Уверен? Будет больно и дорого. — Уверен! Когда Волков вечером увидел татуировку, то лишь приподнял брови и пропел с хрипотцой, подражая Высоцкому: — А теперь реши, кому из нас с ним хуже, и кому трудней, попробуй, разберись. У него твой профиль выколот снаружи, а у меня душа исколота снутри, — после дёрнул его за свисавшую вдоль лица прядь и произнёс: — Какой же ты ребёнок ещё. — Мне нравится! — упрямо сказал Дэн, ждавший более выраженного негатива. — Болит? — Не болит! — соврал он, хотя всё плечо горело будто в огне. Но боль от нанесения татуировки тогда не шла ни в какое сравнение с той, что он испытывал сейчас, когда на нем вырезали узоры, снимая тонкими полосками кожу до мяса. Потом раны станут шрамами, образуя причудливый рисунок, который придётся носить до самой смерти. Интересно, что сказал бы Волков? «Шрамы украшают мужчину»? — но так обычно говорят про полученные в бою или драке, а эти… уродство. «Я скажу, что люблю тебя не за тело. Хоть и вообще непонятно за что», — голос прозвучал так явственно, с такими знакомыми насмешливыми интонациями, что Дэн, напрягая шею, рывком поднял голову полный надежды увидеть рядом Волка, который его всё же искал и нашёл. — Хочешь посмотреть, как получилось? — Мастер понял его движение по-своему. В комнате, напоминающей белизной стен операционную, кроме них двоих никого не было. Идиот! Глюки уже ловит! Чтобы Волк да сказал «люблю»? Он и забыл наверняка уже про него. От разочарования Дэн застонал. — Не терпится? — вновь неверно интерпретировал садист. — Сейчас покажу, — взяв зеркало, Мастер повернул его так, чтобы Дэн смог увидеть свой левый бок. — Великолепно, правда? От вида собственной крови и вывернутых бело-розовых краёв кожи вокруг глянцевых алых полос обнажившегося мяса его замутило, аж в глазах повело. Лучше бы он согласился на все условия Ковыля, лучше бы не сопротивлялся, когда его отводили к первому клиенту, тот хотя бы был нормальным, а не психом. Но что бы ему давало сил жить дальше, если бы он лишился последнего самоуважения? Нет, не «само-», пора признаться: всё его упорство держалось только на желании доказать Волкову, что он сильный, что он не прогнётся. Пусть даже тот никогда про это не узнает. — Ты зря думаешь, что сопротивление что-то изменит, — говорил ему Ковыль до того, как отдать Мастеру. — И мне даже нет нужды накачивать тебя наркотиками. Это не наш метод, наркоманы тут не нужны. Я и так найду, куда тебя пристроить и как использовать. Вальяжно рассевшись на принесённом специально для него в клетушку к Дэну кресле, Ковыль проводил привычную для себя обработку взбрыкнувшего новенького. Насильно привезённых девочек и мальчиков было немного за всю историю существования клуба, но порой и с теми, кто приходил добровольно, требовалась определённая психологическая работа. И все они рано или поздно, но делали то, что от них ждали — то есть удовлетворяли желания гостей и членов клуба. Ковыль считал себя спецом по убеждению таких «неподдающихся». — Некоторые наши посетители хорошо заплатят за настоящее, а не игровое изнасилование. Ты уже убедился в этом, верно? Ну, оно тебе надо повторять? Результат-то будет одинаковый — нагнут и выебут. Кстати, трещины у тебя нет, поздравляю, — после визита врача, заподозрившего трещину в ребре, Дэна отвели в суперсовременный медицинский кабинет главного корпуса и сделали рентген. — Так что отлежаться не выйдет, тот гость уехал, но как только тебя выберут, отправишься к следующему. И кто знает, может, ушибами не отделаешься. Советую, вести себя хорошо, тогда обойдётся без травм. — Не дождётесь! — упрямо буркнул Дэн, он сидел на матрасе, поджав колени к подбородку, и смотрел в зарешёченное окошко — с такого ракурса виднелся небольшой кусок голубого неба. — Ты понимаешь основы бизнеса? Если во что-то вкладываешь деньги, это должно приносить прибыль. Твоё тело — просто товар, принадлежащий мне. Грубо говоря, я могу его продать десять раз за сто или один раз за тысячу. Мне без разницы. К нам в клуб приезжают отдохнуть разные люди, большинству из них нужен беспроблемный любовник, с которым можно приятно провести время. Да, таких у нас, скажем, девяносто пять процентов. И им тебя, конечно, предлагать бессмысленно. Казалось бы, я потерплю ущерб, да? Но! — Ковыль поднял вверх указательный палец. — Есть ещё пять процентов. И их желания не так невинны. Не думай, что я не найду покупателя, готового заплатить в десять раз больше и окупить простой. Только такому уже нужен будет от тебя не просто секс. — Да мне похуй, что им там нужно! — Это ты сейчас так говоришь, — недобро ухмыльнулся Ковыль. — Но провести выходные с ухоженной ласковой женщиной или адекватным мужчиной гораздо лучше, чем попасть в руки садиста. Настоящего, а не тех, кто балуется у нас в БДСМ-зале. К ним, между прочим, идут добровольно — за пару ударов хлыстом платят хорошо. Но им тоже нужно послушание. Так шта-а, — растянул он гласную, — не завидую я тебе, когда найдётся на тебя покупатель. А он найдётся, поверь. — Запугиваешь? — Дэн презрительно вздёрнул верхнюю губу, неосознанно копируя усмешку Волкова. — Предупреждаю. Несколько дней его не трогали, кормили, отводили по первому требованию в туалет и душ. Когда синяки почти сошли с лица и тела, Ковыль устроил ему экскурсию по территории, показал светлые комнатки для персонала, каждая с отдельным санузлом, корпуса́, конюшню, пруд с японскими карпами недалеко от главного здания. — Выйти за периметр ты не сможешь, но, если будешь вести себя по-умному, внутри получишь полную свободу передвижения, разве плохо? — обводя рукой вокруг, тоном радушного хозяина поинтересовался Ковыль. — Это рабство, а не свобода! — возразил ему Дэн, жадно дыша пахнущим заливом свежим воздухом и впитывая краски: за время его заключения в каморке, май вошёл в свои права, и вокруг всё зеленело и цвело. — Смириться с условиями — не рабство, а осознанная необходимость, — нравоучительно произнёс Ковыль. Невзирая на строптивый характер мальчишки, он не оставлял попыток убедить его миром. Результат труда всегда лучше, если труд осуществляется не из-под палки. — Вон, посмотри, Маша, — указал он на идущую навстречу по дорожке молодую девушку в тенниске и короткой юбочке. — Машенька, подойди на минуточку, — позвал он её. — Да, Михаил Антонович? — Она подошла, улыбаясь. — Скажи, тебе здесь плохо? — Да вы что, Михаил Антонович! Да здесь просто рай! Я о таком и не мечтала, когда в Питер приехала. — Спасибо, Маша, ты на корты идёшь? — Маша кивнула. — Иди, хорошей игры. Ну, что скажешь? — обратился Ковыль к Дэну, когда девушка удалилась. — Блядь дешёвая, — отрезал Дэн. — У Маши высшее филологическое образование, знает три языка. В прошлом месяце её ангажировали на неделю за пятьдесят тысяч евро, и эту неделю она провела на Канарах, — безэмоционально перечислил Ковыль. — Чтобы к нам попасть, надо строгий кастинг пройти, мы отбираем самых лучших. — Мне, может, ещё повезло, что я сюда попал, да? — огрызнулся Дэн. — А то, что тот урод из… — слово «изнасиловал» застряло в горле: слишком стыдно, слишком дико произошедшее с ним, чтобы говорить вслух, да еще с тем, кто этому поспособствовал. С каким удовольствием он убил бы и ту тварь, и эту, что разглагольствует о необходимости! Но пара охранников, маячившая в отдалении, заставляла сдерживать эмоции. — Тебе бы так фартануло! При воспоминании его передёрнуло от ненависти. Клиента предупредили, что мальчик необъезженный, и тот представлял, чего ожидать. Его не остановили ни ругань, ни яростная борьба, наоборот, чем сильнее вырывался и орал Дэн, тем больше тот получал удовольствия, вколачиваясь в бьющееся под ним тело. Во второй раз дело дошло до того самого расширителя рта, о котором Ковыль говорил Коляну, и трещинки в углах губ до сих пор саднили. Но, что бы с ним ни делали, добровольно он ни под кого не ляжет! — Ну и куда бы ты мог попасть при другом раскладе? На метр ниже земли? — парировал Ковыль. — Кстати, тебя, наверное, порадует, но Шило приказал долго жить. — А что с ним? — остановившись, спросил Дэн. «Волк! Это Во-о-олк! Нашёл его и убил! — лихорадочно запрыгали радостные мысли. — Так и надо этому уёбку!» — Не знаю, — равнодушно сказал Ковыль. — Не спрашивал. Баба его звонила, на похороны приглашала. Мне делать как будто больше нечего. — А остальные? Те двое, что с ним были? — Без понятия, я с ними вообще не знаком, и с Шилом-то давно бы не общался, но он с армии мне ещё приятель. Был. Ну да это всё лирика, парень, — положив руку на плечо Дэну, продолжил Ковыль. Тот настолько глубоко задумался, что не заметил прикосновения. — Сегодня он, завтра ты — все там будем. А вот чтобы подольше продержаться на этом свете, заканчивай-ка ты кочевряжиться и начинай нормально отрабатывать вложенные в тебя бабки. — Что? — Дэн вышел из оцепенения и первым делом стряхнул руку с плеча. — Да иди ты на хуй! Сам отрабатывай, козёл! — По-хорошему не хочешь, — констатировал Ковыль. — Ладно, будет тебе по-плохому. Давно я к нам Георгия Романыча не приглашал, всё не было для него подходящего экземпляра… Дэн вновь перестал слушать. Если до Шила добрался Волк — а кто же ещё? — это означало только одно: тот его ищет, несмотря ни на что, и скоро будет здесь! Вера в то, что в ближайшие дни он покинет клуб для богатеньких извращенцев, грела пару дней, но время шло, а Волк не появлялся. Зато появился Мастер. Георгия Романовича пригласили в клуб на выходные, сообщив, что возможно у них есть то, что его заинтересует. И Дэн его, безусловно, заинтересовал. — Белый чистый холст, — заключил, осматривая голого Дэна, приведённого к нему в номер пятничным вечером. — Не совсем, конечно, чистый, — с неудовольствием отметил он татуировку на плече, — Но в целом площадь под работу хорошая. Насколько я могу её использовать, уважаемый Михаил Антонович? — поинтересовался у присутствующего тут же Ковыля. Четвертым в комнате был охранник, но его, как и Дэна, в расчёт не принимали — двое деловых мужчин обговаривали условия сделки. — Насколько хватит вашего вдохновения, Георгий Романыч, — чуть растянул губы в стороны Ковыль, изображая улыбку. — Но вынужден предупредить, взаимопонимания с молодым человеком мы не достигли. — Это не страшно, — подняв пальцем подбородок Дэна, Георгий Романович заглянул ему в глаза. — Я стану твоим Мастером, юноша, а ты моей картиной. И Дэну после похищения впервые стало настолько жутко под пронизывающим взглядом блёкло-голубых глаз за стёклами очков, что нестерпимо захотелось отлить. Если бы смерть была живым существом, у неё мог быть такой взгляд.