С волками жить...

Аккуратные коротко подстриженные ногти, длинные пальцы, никаких колец или печаток: Волк терпеть не может любые украшения. Никогда не носил ни цепочек, ни браслетов, говорил, что мешают, единственное, что признает — часы. Ну и запонки иногда, если на каком-нибудь приёме, требуется «black tie». Костяшки указательного и среднего пальцев немного увеличены по сравнению с остальными, но если не всматриваться, то не заметишь. Сильная широкая кисть с линиями синих вен, можно проследить, как они идут дальше по руке, выступая сквозь бледную, не тронутую загаром кожу, и скрываются под закатанным рукавом рубашки. На изгибе локтя наверняка остался след укола, маленькое тёмное пятнышко, интересно — одно оно там или их несколько? Дэн нахмурился: что бы ни говорил Волк, инъекции в вену не выпишут просто так для общего тонуса. Повёл взгляд обратно по тёмным волоскам на предплечье, задержался на запястье, странно голом без привычных часов, и вновь вернулся к рассматриванию кистей, соединённых кончиками пальцев в домик. И эти руки цепкие, властные, но способные быть удивительно нежными и ласковыми, вырезали на теле Мастера пафосное и циничное изречение про опыт? — Почему на немецком? — вырвалось у Дэна вслух. Что Волк неплохо говорит по-английски, он знал, но познания в немецком тот ни разу не демонстрировал. — Это не моя инициатива, — мгновенно ответил Волк, будто ждал именно этого вопроса. — Я бы сделал… — Пальцы разошлись на секунду и снова сомкнулись. — По-простому. — Ты не сам его?.. — Нет. Дэн тихо выдохнул, чувствуя, как медленно расслабляется плотный жёсткий комок где-то в груди. Вот оказывается, что надо было спросить в первую очередь, вот что скручивало внутренности и не давало спокойно дышать после просмотра видео. Он понял это лишь сейчас по наступившему от короткого отрицания облегчению — будто камень с души упал. Факт убийства Дэн принял без моральных терзаний. Легко быть гуманистом и говорить о всепрощении, как и призывать соблюдать закон, осуждая самосуд — всё это, конечно, правильно и замечательно. Пока не коснулось тебя или близких. Он бы за Волка тоже убил, даже с большей вероятностью, чем за себя. И смерть Мастера неоднократно прокручивал в воображении, представляя, как тот умирает тяжело и долго. Но даже самые кровавые фантазии, которыми он упивался, будучи в клубе, и утешался после освобождения, меркли по сравнению с заснятым убийством. Способ, демонстративно жестокий, нечеловечески-извращённый, отказывались принимать и сердце, и разум. Не так уж важно, кого Волк нанял, имя ничего не изменит, главное, что не лично. «Спасибо, что это был не он, — мысленно поблагодарил Дэн, сам не зная кого: вселенную или бога, или все высшие силы вместе. — Спасибо». И в тот же момент он, по-прежнему не отрывая взгляда от соединённых на столешнице пальцев, понял, зачем Волк послал видео. Все озвученные им причины вторичны. Они тоже имеют место быть, но основная цель заключалась в другом. И про неё Волк умолчал. — Ты не сказал мне правду, — подняв на него глаза, медленно проговорил Дэн. — Волк! — возгласом выражая возмущение и удивление, он подался вперёд, уперев ладони в колени. — Ты не сказал мне правду! — Я не врал, — отрезал Волк. — Ни единого слова лжи. А правда у каждого своя. Не в силах усидеть на месте, Дэн вскочил, сделал несколько шагов к окну, вернулся, плеснул в бокал минералки, залпом выпил и вновь заходил по номеру. Все разрозненные детали, подспудно отмечаемые мозгом, но осознанные лишь сейчас, будто выплыли на поверхность, стали выпуклыми и яркими настолько, что игнорировать их не получилось бы при всём желании. Мысли растревоженным роем бились в голове, смешивались, вытесняли одна другую, не давая толком задержаться ни на одной из них. Отсутствие часов на руке. Ни следа загара — и это к концу лета. Запах. За всё время Волк ни разу не закурил. В номере курить запрещено, но раньше это его не останавливало, высовывался в окно по пояс и плевать хотел на все запреты. Он не поднялся из кресла навстречу. Жгут. НЗ. Нога затекла. Старый солдат. Чернёное серебро набалдашника трости в подставке для зонтов — только для антуража? Видео. Смерть Мастера нарочитая, зрелищная, настолько жуткая, что воспринимается тошнотворным ужастиком вроде «Пилы». Отвлечь от важного, подсунув второстепенное. Смс, а не звонок. Бессонница. Заготовленная, едва не озвученная Сергеем ложь про медовый месяц. Рыжая Илона. Демонстративность измен. На публику, напоказ. Когда они начались? Тогда же, когда Волк выкупил акции завода. Да, они отмечали сделку в декабре. И после был тот корпоратив. Переключить. Как каналы на телевизоре. «Lupus est» — на экране кровавыми буквами. Переместить кошмар за стекло. И ведь сработало. «Тебе лучше, а мне проще». Вправить вывих, влепив пощёчину — было, проходили. Откуда Волк разбирается в медицине? Запоздалый вопрос, не приходящий раньше в голову — это же Волк, он умеет и может всё. Всё, что захочет. Всё, кроме… Дэн остановился. Всё было перед глазами, он смотрел, но не видел. Правда у каждого своя. Один и тот же поступок можно трактовать с кардинально разных точек зрения, дело лишь в мотивах. Добро и зло никогда не бывают безусловными, они всегда субъективны. Обойдя стол по периметру, Дэн остановился напротив Волка, наклонился, опёршись костяшками кулаков в столешницу. — Ты пытался подставить вместо меня Илону? — Я не успеваю за тобой, рыжий. Соединённые руки дрогнули, расцепились, отвлекающим манёвром принялись переставлять тарелки. — Всё ты успеваешь! — Дэн поморщился от попавшего в глаза неожиданно яркого блика с серебряной поверхности крышки, когда Волк закрыл ей пустую тарелку. — Ты пытался подставить вместо меня Илону, — не вопросом, а утверждением повторил он. — Знал, что на тебя будут давить. Именно для этого тебе понадобилась невеста. Не тёлка с улицы, за которой никто не стоит, нет, тебе нужна была с влиятельным папашей. Хотел столкнуть их лбами? Этого Левицкого и того, кто на тебя наехал? И рыбку съесть, и на хуй не сесть? — Не совсем так, — нахмурился Волк. — Тогда я ещё не был точно уверен, кто именно… — Но подстраховался, — прервал его Дэн, не отрывая пристального взгляда от лица напротив и ощущая себя, как однажды на полигоне, когда ещё до нажатия на спусковой крючок сердцем чуял, что выбьет десятку. Так и сейчас он не сомневался в интуитивно пришедшем знании о мотивах поступков Волка — был уверен, что прав, что не ошибается. — Ты же не просто дал мне уехать. Ты подтолкнул меня к отъезду! Знал, чем больше ты будешь якобы против моего возвращения в Питер, тем быстрее я свалю. Мне только интересно, а если бы я не прочёл случайно о свадьбе, что бы ты делал? Подсунул журнал мне под нос? — Ты зря отказывался идти ко мне работать, твои бы аналитические способности да на пользу дела… — Подсунул бы, — с каким-то весёлым изумлением констатировал Дэн. — И стоило мне уехать, ты сразу пустил инфу про племянничка-пидора, с которым на одном поле срать не сядешь, так? Так, стопудов! Поэтому и не контролировал меня, чтобы не спалиться на связи, если кто-то просечёт, даже Сергея не напряг с охраной. Ты думал, что таким образом, полностью выпнув из жизни, выведешь меня из-под удара. Только не срослось. — Не срослось, — откликнулся эхом Волк. И отсутствие возражений окончательно убедило Дэна в правоте. Раз с этим не ошибся, значит, и остальные выводы верны. — А потом что-то случилось с тобой. Антон говорил, Сергей срывался в Москву. Что-то серьёзное случилось. А сам Сергей про вендетту плёл. И не еби мне мозг сказками про бессонницу! Огнестрел? Поэтому ты хромаешь, старый солдат, блядь! И палка у дверей твоя! — он обвиняющим жестом ткнул пальцем в сторону подставки для зонтов. — Ну? Будешь отрицать?! — Не буду. Твоей дедукции позавидовал бы Шерлок Холмс, — Волк насмешливо ухмыльнулся, задрав левый край губ, но Дэн видел по глазам, что каждым словом продолжает бить в яблочко, и тот лишь по многолетней въевшейся привычке держит лицо, играет до последнего, хотя на руках козырей не осталось. — Но не только нога, из-за неё ты курить бы не бросил. Лёгкое задело? Поэтому ты не приехал в Питер, поэтому даже не позвонил — лежал подыхал, да? А я бы понял по голосу, что что-то не так. А тебе ведь действительно проще сдохнуть, чем показать, что ты тоже живой! Что ты обычный человек, что не всё можешь… И это долбанное видео ты прислал, чтобы я… Чтобы я ненавидел тебя, ведь любви ты, по своему мнению, не заслуживаешь, — голос от долгого разговора на повышенных тонах сел, и последние слова прозвучали хрипло. — Только это глупо, Волк. Ужасно глупо. И неправильно. Волк налил в бокал морс, неторопливо выпил, вытер губы салфеткой. И ничего не ответил. Его молчание сказало Дэну больше, чем любые слова: обратной стороной эгоизма оказался альтруизм с налётом убийственного мазохизма. Всё дело, с какой стороны смотреть. А на стороне Волка всегда одиноко. По крайней мере, он так думает. И пять лет вместе ничего не изменили. А возможно ли вообще это изменить? Дэн тяжело опустился на стул. После эмоционального всплеска наступила усталость, резко захотелось спать, вот прямо здесь бы свернулся на коротком диванчике и заснул, пристроив голову на подлокотнике. В наступившей тишине стало слышно, как за окном по отвесам тихой морзянкой стучит дождь. Волк поднялся из-за стола, медленно, останавливаясь на каждом шагу, но упрямо не хромая — Дэн не сомневался, что именно упрямство помогло пройти пару метров ровно, — подошёл к окну и открыл створку. В комнате моментально повеяло озоновой свежестью, ветер с Невы надул занавеску парусом, бросил отросшие волосы на лоб Волку, тот смахнул их резким движением ладони. — Нереальное зрелище, — кивнув на Исаакиевский собор, выступающий из темноты благодаря подсветке, произнёс Волк. — Но там — только небо в кольчуге из синего льда. Дэн, встрепенувшись, поднял голову. Из чьей песни слова он узнал, но текст целиком вспомнить не мог, и к чему было сказано, не понял. Но ведь не просто так процитирована строчка Башлачёва? Дэн вопросительно взглянул на Волка, ожидая продолжения, но тот на него не смотрел, потянувшись к столику с телефоном. Оказалось, что за вычурным старомодным аппаратом лежало незамеченным современное средство связи. «Странно, что его никто не дёргал весь вечер, неужели выключал звук? А сейчас куда-то звонить, что ли, собрался?», — наблюдая, как Волк снимает блокировку экрана большим пальцем, отстранённо подумал Дэн, пытаясь всё же вспомнить, что там дальше в песне, и уловить смысл фразы. — Дэн, — позвал его Волк, — иди сюда. Хватит зависать в прострации. — А когда он, поднявшись, приблизился, протянул телефон. — Это для тебя. Там две фотки, перелистни, когда первую посмотришь. На экране оказался рисунок: чёрно-красный дракон, опоясывающий или скорее обнимающий мужской торс. Покрытое тщательно прорисованной чешуёй изогнутое тело располагалось у схематично набросанного человека на боку, как раз там, где у Дэна были шрамы, голова вылезала на левую грудь, длинный красный язык обхватывал незамкнутым кругом сосок, а задняя лапа как будто держалась за бедренную косточку. Дэн увеличил изображение, рассматривая детали: зигзагообразный гребень, загнутые когти, хищная, но не жуткая, а неуловимо озорная морда с прищуренным глазом. Грамотное переплетение цветов создавало ощущение объёма — рисовал явно профессионал. На втором снимке ракурс был со спины: сложенные треугольные крылья дракона выходили на лопатку, а хвост, извиваясь, спускался к ягодице. — Это что, татуировка? — недоверчиво спросил Дэн, хотя без всяких сомнений это не могло быть ничем иным, кроме эскиза татуировки. — Тебе же они нравятся, — пожал плечами Волк. — А я ничего не подарил тебе на двадцатипятилетие. Ну и подумал, чего мелочиться, бить — так по-крупному. Рисунок одного из лучших тату-мастеров Питера. Если захочешь, он воплотит его в жизнь. — Питера? — Решил, ты откажешься мотаться на сеансы в Москву. Их будет не меньше десяти или даже пятнадцати, сам понимаешь, площадь большая. Дэн наконец оторвался от рисунка и перевёл взгляд на Волка. — Нельзя изменить случившееся. Но можно сделать что-то новое, — ответил тот на незаданный вопрос. — Спасибо, — голос подвёл, сорвался, и Дэн повторил ещё раз: — Спасибо. Мне нравится. Он вновь стал рассматривать дракона, но линии почему-то расплывались и смазывались, пришлось несколько раз моргнуть, возвращая себе чёткость зрения. В этом был весь Волк: проигнорировав все обвинения и не снизойдя до объяснений, он задал свою тему разговора. Ни единым словом не выказал сочувствие, но предложил вариант избавления от шрамов — превратить их во что-то другое, сделать из портящего жизнь уродства красоту, на которую можно будет смотреть без стыда и боли. — Значение имеет лишь то, чему ты его придаёшь, — негромко произнёс Волк, словно догадался, о чём он думает. — Ты можешь держать свои страхи, страсти или привычки на привязи, не позволить им овладеть тобой и перерасти в зависимость. Это как бросить курить. — Психологи бы разорились, если бы все проблемы можно было решить, как отказаться от сигарет, — возразил Дэн больше из чувства противоречия, чем желая действительно начинать спор. — А есть ещё алкоголизм или наркомания. Фобии, в конце концов. — Всё в голове. И зависит лишь от силы… — Волк задумался. — Не знаю, силы духа, воли. Может быть, от того, как ты умеешь пользоваться мозгом, насколько он у тебя развит. — Ты про всякие самовнушения? — скептически хмыкнув, поинтересовался Дэн. — И скрытые возможности? — Нет, я про то, что чувствами тоже можно управлять. Как там пел Пресли? Take my hand, take my whole life too, for I can't help falling in love with you… — Волк помолчал. — Я не хотел падать. Держался на краю. И все эти бляди… всё моё блядство, — поправился он, — отчасти для этого. Не только для отвода глаз. Чтобы удержаться, потому что упасть страшно. Понимаешь? — Дэн промолчал. Он оценил, как ненавязчиво тот перевёл тему от его страхов к своим, но не поверил в них до конца. — Упасть… слишком больно. И ответил строчкой из другой песни того же Башлачёва, не сомневаясь, что её-то слова Волк помнит наизусть: — Ну что ты, смелей, нам надо лететь. Он мог бы поспорить, что оба они вспомнили тот момент, когда эта фраза прозвучала между ними впервые. В постели перед их первым сексом. — А ну от винта, все от винта, — продолжил Волк с горькой улыбкой. — Ты прав, рыжий, почти во всём прав, — он приблизился вплотную, притянул Дэна за плечи, пристально глядя в глаза. — Кроме пулевого, всё в точку. Мой организм, сука, обошёлся без посторонней помощи. — Дэн непроизвольно качнулся ещё ближе, обеспокоенно вглядываясь в зрачки, Волк коротко мотнул головой. — Сейчас всё нормально, серьёзно, нормально, всё хорошо. Но я действительно думал тогда, что… Черт, рыжий, когда ты так близко, я не могу ни о чём думать! — Врёшь, — в момент пересохшими губами шепнул Дэн. — Сейчас вру, — легко согласился Волк. — Могу думать. Но только об одном… Я ужасно тебя хочу, — и прижал плотнее, провёл рукой по спине от начала шеи до поясницы. Ладонь задержалась на ремне джинсов, будто раздумывая — стоит ли подныривать, а пальцы уже теребили ткань, задирая футболку. Дэн замер, ощущая, как напряглись мышцы в инстинктивной попытке защититься. Пусть всё в голове, но перешагнуть через страх, как удалось сделать с Гонзой, не получалось. Сама мысль о сексе с Волком вызывала вполне реальную боль в грудине. Потому что с ним секс никогда не был просто телодвижениями для получения оргазма. Всегда значил больше. Реакцию на шрамы Дэн не боялся, знал, у Волка не будет ни брезгливости, ни жалости, но… он просто не хотел, чтобы тот их видел. Или касался. Будто они могут запачкать ещё и его. — Нет, — уже мысленно видя, как могло бы быть: он опускается на колени, расстёгивает молнию, высвобождает из-под резинки трусов член налитой, твёрдый — его твёрдость ощущалась бедром и сейчас через два слоя ткани, — касается языком головки, обхватывает губами. А Волк смотрит сверху вниз, убирает мешающие, лезущие в рот пряди, наматывает их на кулак, властно и нежно, подталкивая… Дэн сглотнул. Нет больше длинных волос, ничего, что было раньше, нет. Но что же тогда тянет и болит в груди? — Нет, — повторил он больше для себя. Не дав разорвать объятия, Волк переместился, чтобы опираться спиной о косяк окна, провёл холодными пальцами по скуле, погладил мочку, очертил изгиб ушной раковины. «Это не его пальцы холодные, это я горю», — догадался Дэн. — Мне не секс от тебя нужен. Не только он. И люблю я тебя не за тело, — негромко произнёс Волк, задержав пальцы на виске, именно там, где лихорадочно бился пульс. Дэн забыл сделать вдох, настолько остро отозвалось в нём сказанное: именно эти слова, даже с той же интонацией, почудились ему, когда он лежал, распятый на столе перед Мастером. — Не знаю за что, — продолжил Волк с мгновенно вспыхнувшими в глазах жёлтыми искрами, — но даже не за твою охуенную задницу, и не за твой блядский рот, и уж точно теперь не за воло… — Прекрати, — прервал Дэн, дёрнув головой в попытке высвободиться. Раз он заметил возбуждение Волка, то и его собственное не осталось тайной. Но нельзя, нельзя! — и будь он проклят, если знал почему, но чувствовал каждой клеткой — нельзя! — Не прекращу, — серьёзно ответил Волк, оставив ёрнический тон. — Я не прекращу говорить тебе правду. И сделаю всё, чтобы ты мог мне верить. Он убрал руки и отклонился назад, показывая, что больше не ограничивает свободу, чем Дэн сразу и воспользовался, быстро отойдя на безопасное расстояние. Вылил остатки минералки в бокал и жадно выпил, чудом не расплескав всю воду. По шее побежала прохладная струйка, впиталась в ворот футболки. Вытащив телефон из кармана, Дэн почти не глядя ткнул в иконку такси. Нужно время, подумать, переосмыслить… да просто успокоиться! Чтобы перестали трястись нервно пальцы, чтобы в голове не скакали бешеными блохами мысли. Необходимо остаться одному, слишком много сегодня открылось в Волке. Что настоящее, что наносное — как понять, когда от эмоций голова кругом? — Я домой, — бросил Дэн, со смешанным чувством надежды и страха ожидая, что его остановят. — Да, поздно уже, мне тоже надо выспаться, — голос прозвучал спокойно и без тени разочарования. — Я ещё неделю в Питере. Сходим завтра куда-нибудь? Часов в пять-шесть. — Ты приглашаешь меня на свидание? — недоверчиво уточнил Дэн, по-прежнему не поворачиваясь. — Я приглашаю тебя в свою жизнь. В душу, сердце… — и Волк не был бы собой, если бы удержался от иронии, — в печень и лёгкие, в задницу и рот, — пауза и абсолютно иначе, тоном, пробирающим до мурашек: — Не дай мне упасть одному. — Я подумаю, — удалось ответить ровно, пусть для этого и потребовалось собрать все остатки самообладания. «В душу, сердце… Не дай мне упасть…» — это действительно прозвучало?! Не иначе завтра пойдёт снег, хотя метели в августе Дэн удивился бы меньше. Он двинулся к выходу, спиной ощущая взгляд. Только надев куртку и повернув дверную ручку, обернулся: Волк смотрел на него. — Да, — произнёс одними губами и быстро вышел, почти сбежал, даже не закрыв дверь. Уже поворачивая к лестнице, он услышал, как она хлопнула, и помчался вниз, прыгая через ступеньку. Такси подъехало через пару минут, и, садясь в машину, Дэн не удержался, взглянул на окна третьего этажа. Лишь одно из них было открыто, на фоне освещённой комнаты чётко просматривался тёмный силуэт. Лица, конечно, разобрать не получилось, но Дэн не сомневался, что Волк улыбается. И улыбнулся в ответ, зная — тот почувствует, поймёт.