Завет колдуна

Отабек пристроил куртку на вешалку, бросил ботинки под ней же, стянул на ходу носки и завернул в ванную, содрал с себя всё и затолкал в бельевую корзину. В душ! В душ и спать. Желудок урчал так, что Отабеку казалось, будто черная дыра внутри пытается засосать его. Так себе чувство. Душ, есть и спать. Задобрить эту дыру и крепко проспать оставшиеся часы. Лучше, чем ничего. А там, может быть, удастся доспать в машине, если это будет не слишком невежливо. Нанаба сказала: — Выдвигаемся утром. Ты понимаешь в элурантропах? Отабек сказал: — М, это как вервольфы, только веркоты. Нанаба сказала: — Почитай, освежи в памяти. Энциклопедия есть? А то я скину. «Энциклопедия существ и нечисти» у Отабека, конечно, была, но он не успел до неё добраться — перехватили у главного выхода, когда он уже взялся за ручку, чтобы пропустить Нанабу вперед. — Отабек, — крикнула Ханджи Зоэ от кадки с лимонным деревом в центре холла, — ты нужен этому городу! Дуй сюда. — Зачем? — спросила за него Нанаба. — Оставь парня в покое, времени уже сколько. — На допрос, — сказала Ханджи, — к ведьме. Или не надо учить? Нанаба высказалась, что учить надо днем, и вообще они уже взяли задание и заняты, но Отабек сказал, что ничего, он всё успеет. Яблоки вот только, не получится взять, извини. Нанаба махнула рукой и сказала, что у Ханджи нет совести, когда речь заходит о работе. — Эй, — возмутилась Ханджи, — я тут, вообще-то, начальство! И отряд мой! И ты… — Ну, счастливо, — сказала Нанаба, и только дверь хлопнула. Холл почти совсем опустел, только кто-то лежал на скамейке в дальнем углу, торчали, подпирая вазон, ноги в белых носках. То ли дежурный, то ли умаялся какой-то бедолага. Мимо, потеснив Отабека от двери, прошли двое, попрощались с Ханджи, та им не ответила, копалась в необъятной сумке, извлекла мягкий шарф и обмотала вокруг шеи. Подмигнула: — Пройдемся пешком. Там прохладно стало. Они вышли, и оказалось, что уже совершенно темно. Фонари заглушали звезды, так что Отабек, подняв голову, увидел только далекий синий купол, словно за желтой дымкой. Туман? И точно, опускался туман, он стал гуще, когда они спустились с крыльца. — Нам во второй корпус, не успеем околеть. Холодно не было, но промозглый воздух зацеловал шею, Отабек поднял воротник и опустил подбородок. Утром было так хорошо, и он не взял шарф. Ханджи сразу видно — опытный человек. Что, интересно, можно ещё обнаружить в её сумище? Отабек однажды сам наблюдал, как она достала оттуда банку тушенки, открывалку и четыре вилки. И несет, главное, так непринужденно, и не предложишь помочь. Моблит Бернер, её заместитель, помощник, опора и, кажется, партнер в широком смысле — Отабек так и не понял в каких они отношениях, и не то чтобы это было очень ему интересно, — только подкладывал в эту сумку то одно, то другое. Отабек догадывался, что и тушенка, и шарф — его рук дело, а Ханджи утащит всё, что туда ни положи. — Что там за задание у вас? — поинтересовалась она, когда они одолели половину пути. — Я ничего не задавала. Отабек ответил, что и сам толком не разобрал, но всё уже согласовано с командиром Смитом. Командировка на несколько дней в северные районы Розы. Ханджи задрала брови. — Нашли время по командировкам разъезжать. Тут каждый день веселей предыдущего. Ой, что сейчас покажу тебе! Ты ведьм уже видел? — Ну так, — сказал Отабек, — в суде. Их водили на старшем курсе Академии. Смотреть. Кто-то боялся, несколько человек даже отказались идти, их стыдили, какие же вы будете охотники и полицейские? Но те ребята потом распределились в наблюдатели, и никто их за это не осуждал. Хорошая спокойная работа. Не всякий маг должен рисковать жизнью, кто-то должен и исследованиями заниматься, и охраной территорий. А Отабек ходил, смотрел. Это были не опасные ведьмы, не страшные. По-настоящему страшных не судят, казнят на месте. Ведьму иначе и не одолеешь, она и после смерти ухитряется пакостить, а уж будучи живой, даже если чуть живой — и подавно. По-настоящему страшные те, кто убивал людей, использовал детей для ритуалов, наводил мороки, повлекшие гибель человека, насылал болезни на деревни, а действительно сильные — и на города. Ими и занимался Легион, для борьбы с ними и был создан. До того отдельные маги истребляли отдельную нечисть, и проигрывали чаще, чем теперь. Прочих ведьм, вредивших хозяйству или пакостивших по мелочи, бывало, что оставляли в живых и судили, накладывали ограничения, устанавливали наблюдение. Некоторых, вроде бы целых троих за последние пятьдесят лет, пытались завербовать, и ведьмы были согласны сотрудничать, но верховное командование отказало в лицензии. Когда им рассказывал об этом в Академии один молодой преподаватель, кто-то спросил: как так, ведьмы же, зачем рисковать так сильно? А так, ответил преподаватель, что ведьмы это ещё и травничество, и связь с живой природой, и альтернативная медицина. Реально работающая. Служат же в соответствующих структурах и оборотни, и суккубы, и даже демоны, чем сознательные ведьмы хуже? Не в том суть, чтобы истребить всё, что не имеет человеческой природы, а в том, чтобы сделать мир безопасным. Гуманистические идеалы, понимаете? Сталкиваться с ведьмами на службе Отабеку пока не доводилось. На них ходили и возвращались с победами, а его не брали. Он жаловался Нанабе, что обучен обращению с оружием, неплох в поиске и физической подготовке, так как же он научится сражаться и проверит себя, если ему доверяют только посодействовать в изгнании домовых? Вернее, в последнее время просто стоят рядом, он уже хорошо справляется, не путается и не оглядывается за одобрением каждого жеста. Не всё сразу, отвечала Нанаба, меня первый раз взяли только через два года, и то еле напросилась. Сперва поработай так, осмотрись, влейся в команду. На ведьм охотятся командами, все сказки про одиночных охотников именно что сказки, не верь. На ведьм так не ходят. — Ну, посмотришь сейчас, — Ханджи расплылась в дикой улыбке. Настоящая исследовательница. Такие люди бесстрашны перед лицом нового открытия, что бы оно ни несло. У крыльца корпуса стоял мотоцикл Леви Аккермана. Отабек покосился на него, облизнул губы. Дорогая техника, зато качественная. Хороший маг никогда не бедствует, даже на государственной службе. Есть стимул расти. Отабек первым взошел на крыльцо, но открыть дверь не смог. Охранный барьер отвел ему руку, как горячим воздухом подуло. Отабек не стал усердствовать, если пытаться всё-таки открыть — обожжет. Надо же, стоит даже против магов, даже против своих, а у Отабека ведь есть разрешающая метка. Камера под козырьком ехидно ему подмигнула. Ханджи сказала: — Дай руку. Он дал. Ханджи взяла и толкнула двери, они поддались с тяжелым скрипом массивных петель. Сразу за дверью, без холла или даже маленького предбанника, начинался бесконечный коридор. Двери по обе стороны. Лампы яркие, никакого чувства тюрьмы или даже хуже. — Здесь карцеры? — Ага, они самые. Отабек поискал глазами лестницу вниз, но ничего не нашел. Здание одноэтажное и первое, что приходит в голову — обширный подвал. Лифт? — Прямо, — сказала Ханджи. Стащила шарф и пошла, стиснув его в руке, конец волочился по полу. Отабек догнал, поднял, Ханджи коротко улыбнулась, на ходу запихала шарф в сумку, а край всё равно торчал, как любопытный фамильяр. — Подвала здесь нет. Чердака тоже. Просто каменный мешок. Ты же об этом думаешь? В основном здесь работают экзорцисты, ну и мы иногда, если есть, кого допрашивать. Нам сюда. Они встали у двери, такой же, как ряд других, крашеное в серый цвет железо. Ханджи приложила руку к замку, ладонь вспыхнула, словно внутри загорелась свечка. Ханджи потянула за ручку и дверь открылась. — Проходи, проходи. Двери закрываются. И правда, едва Отабек ступил в комнату, сзади легонько щелкнуло, и он почувствовал, как сходятся обратно смещенные барьеры. Карцер и в самом деле был похож скорее на комнату, чем на камеру допроса или место содержания особо опасных преступников. У стенки на мягком диване, вытянув бесконечные ноги, устроился Майк Закариас и, по-видимому, дремал. В кресле, жестком даже на вид, закинув ногу на ногу, сидел Леви Аккерман. Моблит Бернер шуршал в углу, он обернулся, и Отабек увидел низкий столик, словно перенесенный сюда прямиком из стоматологического кабинета. На самом Моблите поверх джинсов и рубашки красовался резиновый фартук и перчатки выше локтей. Не то чтобы Отабеку не рассказывали про особые методы, но… сейчас? — Заждались, — сказал Леви. — На кой пацана притащила? Ханджи скинула на диван сумку и куртку и ничего не ответила, спросила у Моблита: — Состояние? — Сознание прояснилось, но на вопросы отвечает неохотно. — Ну ещё бы, — весело сказала Ханджи, — я б с такой компашкой тоже не горела желанием болтать. Особенно, — он ткнула пальцем в Леви, тот поморщился, — с тобой. — Махнула Отабеку: — Присядь. Отабек огляделся. В дальнем углу, возле занавешенной ниши, рядом со штативом с закрепленной на нем камерой, нашелся стул, Отабек двинулся за ним, но Ханджи сказала: — Это мой. На диван. И Отабек, осторожно подвинув начальничьи вещи, пристроился около дремлющего Майка Закариаса, тот даже глаз не открыл ни разу с тех пор, как они вошли, но едва Отабек сел, спросил: — Нанаба домой уехала? — Да, — отозвался Отабек, может быть даже чересчур быстро. Майк кивнул. Он чует, вспомнил Отабек. Как зверь. Говорят, даже лучше. Первое время думал, что оборотень. Оборотней последние несколько десятков лет охотно принимают на службу, достаточно пройти обучение и носить ограничительный амулет. Они сильные и выносливые, их зрение и чутье превосходят способности магов тем, что им не требуется усилий, чтобы выследить вещь или сущность. Оборотни создают семьи с людьми, а оборачиваются, благодаря развитию и успехам фармакологии, даже не каждый месяц. По строгой очереди, в отведенных городскими властями местах. В деревнях с этим проще, поэтому оборотни и предпочитают сельскую местность. Убежал в луну подальше от дома и скачи себе на природе, в городе так не выйдет. Оборотням на службе доверяли оружие, хотя они, поговаривали, в нем не особо нуждаются, силища даже в человеческом облике громадная. А ещё, что обернувшись прекрасно контролируют себя, а оборачиваться, благодаря всё тем же амулетам, могут и днем. Отабек был уверен, что Майк — волк или медведь. Он и повадками не особо похож был на человека, неспешный, молчаливый, взгляд тяжелый, как бетонной плитой придавливает. Теплеет, только если Нанаба рядом. И та на него смотрела, как на лучшего из людей. Отабек думал, что на него ещё никто никогда вот так не глядел. И ещё, что они молодожены, наверное, пока Нанаба не сказала как-то к слову, что женаты семь лет, а она никак не привыкнет, что кружка кофе утром появляется как из воздуха. «В первую секунду думаю: твою мать, кто здесь?! Потом смеюсь». А вот самого Майка Отабек никогда не видел ни с кофе, ни с чаем. И амулетов на нем не видел, ни ошейников, ни браслетов, и вообще знаков ни одного. И потому спроси его прямо: так оборотень Майк Закариас или нет, не смог бы с уверенностью сказать. — Ну-с, — хлопнула Ханджи в ладоши, — приступим. Подступилась к нише в три шага, сдернула занавесь, скомандовала: свет! Моблит щелкнул выключателем, ниша осветилась бестеневыми лампами, и Отабек сглотнул, тяжкий ком прокатился в пустой желудок. Кресло походило на электрическое, из фильмов про серийных убийц, и ведьма сидела в нем, точно и впрямь подготовленная к казни. Пристегнутая по рукам и ногам, и ещё широким ремнем поперек груди. На глазах повязка, на рту печать. Отабек вгляделся: не молчание даже, а немота. Сильная ведьма не то, что словом, звуком одним способна положить целый отряд, как в сказках, только никакие это не сказки, описано в учебниках, многажды подтверждено на кровавом опыте. Ханджи подтянула стул, села, уперла подошвы в пол, подцепила повязку пальцами и сняла. За повязкой потянулись медные волосы. — Привет! Ведьма уставилась во все глаза, зеленовато-карие, и тут же сощурилась. Веснушки на щеках поползли к носу, тоже ими усыпанному. — На одежде, — сказал Моблит, встав за плечом Ханджи, — кровь. Взял образец. — Это куриная, — отозвался Майк. Ханджи обрадовалась: — Правда? Обедать собиралась, дорогая моя? — Угу, — сказал Леви, — девочкой. Ведьма дернулась, плотно сцепленные пальцы на подлокотниках содрогнулись, и у Отабека мурашки побежали по хребту. — Она не вырвется, сиди, — сказал Майк негромко. Отабек потянул носом, страх имеет свой запах. Он не чует его. — Леви, — хохотнула Ханджи, — не встревай. Итак, моя дорогая, давай договариваться, у нас вопросы, у тебя ответы, обменяемся ими, и всё будет хорошо. Ханджи надвинулась, ведьма совсем сузила глаза, потом резко их распахнула, Моблит схватил начальницу за плечо, но та даже не дернулась, а глядела, как веснушки пересчитывала, внимательно и почти с восхищением. Какая молодая, подумал Отабек, это Ханджи так заинтересовало? Опытные маги умеют определять ведьминский возраст, как бы ни обманывала внешность. Ведьмы часто красивые, не сами по себе, а благодаря чарам, но если смотреть сквозь них, то видно всё настоящее. Сильная ведьма может прожить и пятьсот лет, и Отабек как-то не уверен, что хотел бы это увидеть. Ведьма обвела глазами Ханджи и Моблита, даже не взглянула на Отабека, покосилась на столик с инструментами. — О! — воскликнула Ханджи, все вздрогнули, даже Майк. — Да не обращай внимания, это всегда тут лежит. Для дураков всяких, которые разговаривать не хотят, но мы же с тобой поговорим, правда? — она махнула рукой, и печать со рта ведьмы опала мелкой крошкой, рассеявшись в воздухе. — Давай знакомиться, меня зовут Ханджи Зоэ. А тебя? Голос у ведьмы был бархатный, а имя красивое: — Имир.