Завет колдуна

Котенок Юра дремал на заднем сидении почти всю дорогу, но когда почуял родной лес, прилип носом к стеклу и смотрел во все глаза на изломанные кусты и поваленные деревья. Нанаба поглядывала на них с Отабеком в зеркало заднего вида. Отабек, который всю дорогу смотрел на спящего Юру, теперь тоже вглядывался в истерзанный ландшафт. Страшное зрелище, согласилась про себя Нанаба, во второй раз ни капли не легче. Машину, поехали на Нанабиной, а бабушкину решили оставить в гараже, не тревожить старушку, припарковали так близко, как смогли заехать. Отабек с Николаем для этого выходили и расчищали тропу от веток, но через две сотни метров они всё-таки встали наглухо, дальше начиналась непролазная чаща. — Мальчик, — сказала Нанаба Николаю, — может остаться здесь. Николай поглядел исподлобья и ответил: — Он уже всё видел. Она проглотила лишнее «мне жаль», подхватила уложенный под ноги рюкзак и вышла из машины. Погода выдалась ничего такая, без дождя, и даже солнце то и дело пробивалось сквозь тучи. Если совсем распогодится, это можно будет считать добрым знаком. Самоутешение, конечно, то ещё, но почему нет? Когда ещё самоутешаться, как не в такой заднице? Отабек за спиной захлопнул багажник, показал бутылку с водой и принялся запихивать её в свой рюкзак. Предусмотрительный, похвалила Нанаба про себя. Мало ли что там с ведьминым колодцем. Воду у него отобрал Юра, что-то буркнул, Нанаба не расслышала, думала, что просто хочет попить, но бутылку он не вернул, а так и понес её, когда Николай перешагнул через разломанный ствол и скрылся за ветками. Отабек двинулся сразу за ним, но Нанаба придержала его за рукав и вложила в ладонь ключи от машины. — Ты помнишь, что делать, если вдруг что. Отабек кивнул, как вчера около сарая, коротко и уверенно, хотя с утра ещё спорил. Отлично, сказала тогда Нанаба, значит, оба погибнем зазря, и он замолчал. Ты сама, спросила Нанаба бабушку, когда та впервые показала ей книгу, пользовалась чем-то отсюда? Бабушка посмотрела на неё тяжело и ответила, что нет, никогда, и отец её, Нанабин прадед, — тоже, и Нанабе, она надеется, не доведется никогда. А до, спросила Нанаба тогда, до твоего отца? Тот, кто как-то заполучил эту книгу, был маг или просто коллекционер? Кто-то когда-то вообще пользовался этими формулами? Бабушка сказала: не знаю. Тогда Нанабу это чуть ли не разозлило, но потом, много позже, узнала и смирилась по службе, что да, так бывает, магические книги пишутся сильными магами, а после могут лежать веками, практически бесполезные, потому что то ли повода их использовать нет, то ли нет того, кому хватило бы силы и знаний применить их. Того, кому не хватало, они запросто способны были убить. Идти на этот раз было легче. Расчищенная в прошлый раз тропа осталась, и хотя ветер намел опавшей листвы, скрыв камни и наломанные сучья, перешагивать через поваленные стволы и отодвигать массивные ветви пришлось уже не так часто. Первым шел Николай, за ним Нанаба, за ней Юра, то и дело перехватывающий неудобную бутылку, но отказывающийся отдать её Отабеку, хотя тот и предлагал пару раз. Завершал шествие Отабек с набитым доверху рюкзаком. Скоро вышли на поляну. Мальчишка за спиной, как показалось Нанабе, всхлипнул. Она обернулась — нет, зашипел по-кошачьи, глядя на полуоторванную крышу. Увидел, что Нанаба смотрит, и быстро отвел глаза, уставился под ноги. Увидь я, подумала Нанаба, в таком состоянии дом, в котором выросла, и не такие издавала бы звуки. Отабек оглядел дом с интересом. Подошел близко, но не вплотную, и смотрел сквозь вынесенное окно в комнату. — Пошевеливайтесь, — сказал Николай. Он уже ушел за угол, понял, что никто за ним не идет, и вернулся. — Юра, подождешь здесь? — Нет, — ответил тот быстро, — я с тобой. И они всё так же в молчании, но уже по-настоящему тягостном, дошли до клена. Нанаба остановилась, зацепив большие пальцы за лямки рюкзака, но не торопилась его снимать. Клен, ещё позавчера почти весь зеленый, стал багряным и облетел на треть, под ногами шуршали пятерни листьев. Ведьма открыла глаза, и за спиною резко выдохнул Отабек. И то ли всхлипнул, то ли опять зашипел мальчик Юра. И я бы, подумала Нанаба опять, всхлипывала, если бы увидела так… она не додумала, быстро заменила на «кого-нибудь близкого». Оживший кошмар. Такой страшный, какой некоторым и за всю жизнь может не присниться ни разу, а если приснится, его потом вспоминают годами. Во второй раз было отчего-то ещё страшней. Может быть оттого, что теперь в самом деле надо было сделать всё правильно. Во что бы то ни стало. И нет зазора, погрешности на случай провальной операции, плана Б. План Б в том, что она не вытащит ведьму и сама от перенапряжения или ошибки рухнет замертво, а Отабеку придется как-то возвратиться в столицу и обо всем доложить. И что-то решать с веркотами, если они сами тут же не разбегутся или не набросятся на него, и тогда… Тогда пусть сам решает, следовать её приказу или нет. Ведьма смотрела. Николай, как и в прошлый раз, подошел, прижал ладони к коре и погладил, шепнул что-то, и ведьма моргнула. Было бы куда проще, подумала Нанаба, всё-таки стягивая с плеч рюкзак, если бы она могла говорить. Выяснить её намерения, её реальную способность помочь. Её силу. В округе по-прежнему было тихо-тихо, и нечисть, какая обычно обитает у деревень и в лесах, будто бы затаилась или же ушла туда, где теперь могла разгуляться. При этой мысли Нанабу всю передергивало. Держитесь там, ребята, здорово было бы, если б вы справились как-то и без меня. Барьеры стояли, она всё ещё видела их. И это было всё ещё нетипично для среднестатистической ведьмы: оградить действительно большую территорию оберегами настолько мощными, чтобы они не рассыпались тут же, едва она станет не в состоянии их поддерживать. Да сильная она, сильная. Выбраться только сама не может. Обидно, наверное, до ужаса. Листья сухо зашуршали под дном рюкзака. Нанаба присела, расстегнула молнию. Специально выбирала большой. Продавец спросил: для ноутбука? Для книг, ответила она, и он посмотрел на неё, как на городскую сумасшедшую. Кто таскает с собой бумажные книги в век электронных носителей? Только такая, подумала Нанаба, как я. — Отойдите, — сказала она. Николай помешкал и отступил на два шага. — Все отойдите, — она махнула рукой на кусты, — туда. И не приближайтесь, пока всё не кончится. Отабек? Отабек сказал: идемте, но Юра стоял, как вкопанный, и Отабеку пришлось потянуть его за рукав куртки. Куртку ему папа презентовал свою, времен юности, не новую, но крепкую, она была больше на три размера и висела на Юре мешком. Отабек обернулся и спросил: — Может быть, всё-таки я? Нанаба покачала головой. Ещё говорят, что молодежь пошла никудышная, а вот ни фига! Он со вчерашнего дня только и предлагает сделать всё за неё, даром, что ничего не понимает в письменных шифрах. Главное — инициатива. Которая в их работе порой смертельно наказуема. — Делайте, что вам велено, юный маг, — Нанаба старательно улыбнулась и понадеялась, что вместо улыбки не вышла испуганная гримаса. Подождала, пока Отабек отведет веркотов к кустам и поставит над ними и собой купол. Слабовато, если что-то пойдет не так, в секунду снесет. Как палатку: от дождя она защищает отлично, но другое дело — торнадо. Расстелив платок на палой листве, Нанаба, как на подушке, устроила на нем книгу. Нащупала пальцем кожаный шнурок закладки, и открыла примерно посередине. С середины начинались заклятия о преобразовании живой плоти. Вчера Нанаба листала дальше и оттого ночью снова почти не спала, закрывала глаза и перед ними вставала глава о слиянии живой плоти с живою. И не выходило думать, что это просто старые алхимические сказки про химер, фантазии вожделеющих всесилия. Нанаба распрямилась, повела плечами, быстро размяла шею, энергично присела с десяток раз. Ведьма смотрела внимательно. Глаза у неё были зеленые, Нанаба отстраненно подумала, что у котенка Юры, кажется, тоже, но по-другому, оттенок не тот. У того по-кошачьи, а у неё — как колдовской дым над котлом. Спокойные. — Я не уверена, — сказала Нанаба на всякий случай, — что это будет безболезненно. Если ты со своей стороны можешь мне как-то помочь — помогай. Ведьма даже не моргнула, и Нанаба сказала: ладно, предположим, договорились. Ногой отодвинула подальше рюкзак, выковыривай его потом из-под веток. Подняла книгу и уложила на оба предплечья, как ценное подношение, крепко взявшись ладонями за верхние края обложки. Сборник был тяжелый. И сам по себе, и обложка с коваными уголками ещё добавляла веса. Килограммов семь. Спасибо Майку и Академии за физическую подготовку, будто специально на такой случай. Руки от напряжения всё равно начинали дрожать, и дальше тянуть уже смысла не было. Подул ветер, погнал сухую листву и тучи, и солнце выглянуло, чтобы тут же скрыться за следующей. Вот тебе и знак, Нанаба Бенар. Мало? Больше не будет. Нанаба отставила правую ногу, распинала листья, уперлась крепко, как перед шквальным порывом, и опустила глаза на почти желтую, исписанную черным страницу. Длинное заклинание звучало слитно, как песня, и как песня повторялось связующими рефренами через каждые четыре строчки. Нанаба шевелила губами и не сразу поняла, что не слышит саму себя. Уши заложило, как от ветра, стоял ровный гул, похожий на гул растревоженного улья, и сквозь него не пробивался ни собственный голос, ни шорох отломившихся веток, ни крик ведьмы, а она закричала, когда кора слезла с её лица, утянув за собой кожу подбородка и щек. Кора сползала по ней, как мокрое платье, которое оказалось мало, а ниже пошла пузырями. Те лопались, и под ними, проступало белое тело, а вернее обтянутые прозрачной кожей кости. Нанабу трясло изнутри. Губы онемели, и она испугалась, что уже не читает вслух, но продолжала проговаривать про себя слово за словом, звук за звуком, слыша их в собственной голове, а скорее видя, как видят выведенный на холсте узор. Заклинание, красное, как закатное солнце перед ветреной ночью, сворачивалось в тугой шар, весь исписанный изнутри. Шар горел, увеличиваясь, вот-вот разлетится, и осколки полетят им обеим в лицо. Во рту появился железный вкус крови, Нанаба сглотнула. Между губ потекло, и у ведьмы тоже. И Нанаба подумала, что если веркот её снова сейчас оттолкнет, вся работа пойдет насмарку. Кора на животе и боках ведьмы задрожала и осыпалась трухой, припылила голые ведьминские ноги, а на ногах треснула, как сухая кожа старческих пяток, и ведьма рухнула, подмяв под себя безвольную руку, наземь. Лес задрожал. Закружился, утягивая за собою землю и небо, как мир вокруг раскрученной карусели, и на секунду захотелось радостно завизжать и запрыгать от облегчения, но тело стало совсем чужое. Нанаба, почувствовав, что теряет равновесие, оперлась сильнее на опорную ногу, присогнула колени, чтоб не упасть, и с силой, потому что руки уже окончательно онемели, захлопнула книгу. Она выскользнула и упала под ноги. Земля стала ближе, Нанаба уперлась взглядом в свои колени и придавленные ими багряные листья. Утерла рот — ладонь испачкалась алым. Нанабу согнуло, она уперлась ладонями и выкашляла ещё крови. Руки будто пропали, и Нанаба упала плашмя, а кованый уголок, горячий, словно нагретый на солнце, впился ей между ребер. «Нанаба» Голос Майка. Спокойный. В самое ухо, даже щекочет дыхание, и волоски цепляют мочку, не царапая, а так, слегка. «Тебя здесь нет. Ты в моей голове» «Да, — сказал Майк, не отпираясь, — я в твоей голове. Я всегда в твоей голове. Это так» «Я умерла?» Вот незадача. Если лажать, говаривала Ханджи Зоэ, так уж по-крупному. Но не настолько же, правда? Что-то теперь будет, как-то придется Отабеку. Бедный мальчик. Не надо было тащить его с собой. Глупо вышло. И не по-взрослому. Херовая из неё наставница. «Нанаба» «Ну что?» «Вставай». «Не могу, — сказала она, прислушавшись. — Не могу я. Тела не чувствую». От неудачно выполненного заклинания может и разорвать. В прямом смысле, на куски. От самых сильных — в кровавую пыль. Что, значит, остается от человека что-нибудь кроме тела? Хорошие новости, так хотя бы не больно. «Пытайся, — сказал Майк строго. — Ты не на каникулы к бабушке приехала» Бабушка. Когда она узнает, что Нанаба использовала сборник, что будет с ней? Она, заранее знала Нанаба, будет винить себя: что показала, что обучала, что направила на этот путь — изучения магии, книг, службы в Легионе и, в итоге, смерти. Мама с полным правом сможет сказать ей, что всегда была права. Легче от этого, правда, никому не станет. И, главное, всё напрасно! «Не напрасно, — сказал Майк ласково и гордо, — у тебя получилось» Да-а. Да, вообще-то! Ведьма упала, Нанаба видела это. Видела, как она лежала, голый скелет, обтянутый пергаментной кожей, и черные волосы на багряных листьях, как шедевр импрессионизма. «Получилось. — Где-то, но неясно, где, потому что тела не было, иначе Нанаба решила бы, что в груди, разгорался огонек. — Получилось, Майки. Черт возьми, да я ещё ничего!» Огонек разгорелся и уже почти жег. «Майк, где ты?!» «Я в твоей голове» «Майк!» — Нанаба! Её закачало, как на волнах, под ребром горело, словно всунули раскаленный прут, и вокруг этой боли начало нарастать остальное. Больно было везде, особенно жаловалась правая нога, руки, спину ломило адски, а в голове на удивление распогодилось, как тучи разогнало. Нанаба с кряхтением села. Отабек придержал её за плечи, присел на корточки и дал к себе привалиться, спросил тревожно, поднося ей бутылку к губам: — Ты как? — Надолго я отрубилась? — спросила она в ответ. — Минут на десять. — Испугался? — Да так. Отабек потянулся за сборником, Нанаба строго сказала: не трогай, кое-как затянула его к себе на колени. Тяжеленная дура. Фух. Почему из книг нельзя выдирать страницы? Сама же содрогнулась от мысли о таком варварстве. Ведьмы, и те книги берегут. Ведьма, кстати. Отабек поднес ей бутылку снова, Нанаба отпила, вытерлась дрожащей рукой и заозиралась, насколько позволяла закаменевшая шея. В паре шагов, уложенная на спину и накрытая курткой Николая, как восковая кукла из комнаты страха лежала ведьма, около неё, на коленях, стояли веркоты. — Она хоть живая? — спросила Нанаба. Николай поднял голову, поглядел на неё, впервые не с тщательно затаенным презрением, которое сквозило до этого в каждом его взгляде и в каждом жесте, и ответил ровно: — Она жива, — а на глаза навернулись слезы. Мальчик Юра рыдал, закрывшись рукавом. Ну распустили сопли, оборотни, называется. И сама себя укорила — что за стереотипы, Майк плачет над сентиментальными фильмами. Она требовательно протянула руку, Отабек, не мешкая, подскочил на ноги, подхватил её под локти и помог встать. Слегка шатало, но только слегка. Нанаба жестом показала подать ей рюкзак, Отабек подал, она спрятала туда книгу, застегнула, кое-как вдела руки в лямки. Её тут же шатнуло назад, но Отабек был начеку и сразу взял за предплечье, крепко притиснул к себе, и Нанаба оперлась на него, как на низкий столб. — Что теперь? — спросил Отабек. Веркоты обернулись, даже Юра с заплаканными глазами и распухшим носом. Ведьма так и лежала, недвижная, только еле-еле ходила от дыхания грудь. — Ждать, — сказала Нанаба, — когда очнется. Если не очнется, то она тогда вообще не понимает, что делать.