Завет колдуна

Нанаба утопила лицо и руки в густой шерсти. Смех рвался из груди пополам со слезами, она кое-как отстранилась, обхватила ладонями волчью морду, и волк лизнул ей лицо. Нанаба всхлипнула, взяла его за стоячими ушами и приникла щекой возле носа. — Ну, ну, всё хорошо, всё хорошо, мой золотой. Нашел, нашел меня, умница. Майк забил хвостом, затрещали дверные косяки. Нанаба погладила его шею, рука пропадала в шерсти, и поднялась на ноги. — Ты один? Майк сложил передние лапы вместе и склонил к ним голову. Значит, да? Он был огромный, куда больше, чем Нанаба представляла даже в самых смелых предположениях. По службе она повидала оборотней, но все они были размером с крупных волков, чуть больше, чуть меньше, но ничего фантастического. Морда Майка оказалась на уровне Нанабиных ключиц, а роста Нанаба, как выросла до шестнадцати лет, так и осталась — метр семьдесят два. Майк ткнул носом ей в грудь, она отшагнула в кухню, он — следом за ней. Нанаба глянула через плечо. Ведьма так и лежала, ей хоть бы хны, а веркоты забились в угол, старший прикрывал хвостом младшего, и шипели, как раскаленные угли под брызгами. — Тише, — сказала она примирительно, — спокойнее. Это мой муж. Майк вошел, переступая с когтевым скрежетом, и занял собой полкухни. — Идем, — сказала она ему, — тут есть ещё комната. Кое-как протиснулась между волчьим боком и стенкой, и кивнула Отабеку: — Двери закрой. У Отабека глаза стали, как у Ханджи, когда они в прошлом году наткнулись на логово биншу, полулегендарных шахтных духов, о которых поколения легионеров считали, что они просто миф. Отабек закрыл и вернулся к столу, сказал веркотам потихоньку: — Это и правда свой. Младший веркот ответил ему возмущенным мявом. Майк глянул на них, тряхнув мордой, Нанаба взялась за неё рукой и сказала: — Иди за мной. Давай, вот сюда. Он послушно пошел. Нанаба пятилась, пока ближайшая кровать не уперлась ей под коленки, и она хлопнулась на неё, едва не выдернув Майку из шеи приличный клок. Он заворчал и ткнулся ей в грудь, в живот, поднялся к лицу и снова лизнул. Широко, всем языком, ничуть не противно. Майк. Это он. Она узнала бы его в каком угодно обличье, при любом освещении, даже с завязанными глазами и не имея возможности прикоснуться с нему. Это был он: тепло было его, глаза были его, и это чувство внутреннего спокойствия возникало в Нанабе только, когда он был рядом. Она всегда знала, что он может быть и другим, что может быть зверем, разве это хоть когда-то её пугало? Нет, он совсем не страшный. — Ты такой красивый, — шепнула Нанаба, гладя лобастую морду. — Обернешься? Майк сел на задницу и перестал отбивать хвостом. Смотрел ей в лицо внимательно и прямо. Света из кухни едва хватало, чтобы различить очертания морды и туловища, но горели ярким глаза, и белые клыки почти что светились в темноте. С ума сойти, подумала Нанаба, у него не такие уж белоснежные зубы. Майк закрыл пасть и положил морду ей на колени. Тяжеленный какой. — Ты обернешься? — повторила она. — Можешь? Он издал похожий на вздох звук и крепче уложил морду. — Не хочешь? Он выдохнул снова, стащил морду, Нанабе показалось, что с неё пудовую гирю сняли, и поднялся на лапы. Теперь, когда Нанаба сидела, он был ей не вровень, а выше, дышал над макушкой. Эдак, подумала она, если с ним спать, никакой кровати не хватит. Их огромной домашней, купленной, чтобы Майк умещал свои два метра, не хватило бы точно. Зато как офигенно с ним, наверно, зимой! И он лишал её всего вот этого? Как можно! Она потянулась и погладила его снова. Такой приятный. А если вычесать, то можно, наверное, связать варежки. Из страха нацеплять блох он столько лет не оборачивался или почему? Она ведь уже почти уверилась, что этого никогда не случится. — Майк, тебе трудно? Я могу помочь? Он мотнул головой, расставил лапы, весь присел, как перед прыжком, вскинул морду и рыкнул, оскалившись, так, что Нанабу продрало холодом вдоль позвоночника. А через секунду Майк уже сидел на полу, держась за горло и за живот, и дышал ртом. Нанаба кинулась, схватила его под затылком и за плечо, но Майк и не думал падать, а сгреб её в охапку и задышал ещё тяжелее, как неопытный бегун после подъема на крутую гору. — Это ты, — шепнула Нанаба ему в волосы. — Ты. Богини, я думала, чокнусь тут без тебя. Майк, это просто кошмар какой-то, я тебе клянусь, это просто кошмар. Как я рада. Майк задышал тише, погладил её по спине и плечам. Нанаба отодвинулась, и он, поднявшись, шагнул к кровати и с шумом на неё опустился. Кровать выдержала. Нанаба выскочила в кухню, схватила свою кружку, зачерпнула воды из ведра, краем глаза отметила, что веркоты обратились обратно и смотрят на неё снова, как на врага, и вернулась. Не дала Майку кружку в руки, а поднесла сразу ко рту, и он осушил её в два глотка. Вытер рот тыльной стороной ладони. — Говорить, — спросила Нанаба, — можешь? — Да, — ответил он странным голосом, кивнул и прокашлялся. — Сейчас, всё восстановится. Забыл уже, как это. Сейчас, подожди минуту. Нанаба выскочила в кухню опять, набрала ещё воды, сразу в ковш. Отабек сидел, сложив руки на стол, и ничего не спрашивал, она сказала сама: — Всё нормально. — И прибавила для котов: — Это мой муж, он легионер, он никого тут не сожрет. Мальчик Юра вполголоса выругался, но она не обратила внимания, никто бы не обрадовался, ворвись к нему в дом на ночь глядя мохнатое нечто. В комнате она пристроила ковш на стол, нащупала около письменного прибора спички и зажгла лампу, прикрутила фитиль, чтобы свет не бил в глаза. Майк щурился. Она подала ему ковш, и он выпил через край сразу треть, и так и остался сидеть с ним в руках, прикрывая инструмент исполнения супружеского долга. — Одеться, — сказал он сдавленно, горло ещё не окончательно его слушалось, — нет. — Да черт с ним. — Нанаба залезла на кровать с ногами, боднула Майка в плечо, он поднял руку, и она под неё нырнула, как под крыло. Горячий, как печка. — Как ты меня нашел? — Говорил же, что найду, если надо будет. Ты в порядке? Нанаба ответила: — Смотря что считать порядком. — Здесь ведьма. — Я знаю. Я знаю, Майк. Я всё тебе расскажу. Как ты? Что ты здесь делаешь? Он длинно выдохнул, поцеловал её в волосы. — Скажи, что ты что-нибудь придумала здесь, иначе я не знаю, как тебе обо всем рассказывать. Лампа помигивала, книги на столе чернели крутыми горами, остальная часть комнаты утопала во мраке, и мрак же глядел в окно. Нанаба села прямо и заглянула мужу в лицо. — Хреново, — сказала она с усмешкой, — быть последней надеждой. С другой стороны, Легион изначально и создавался, как последняя надежда человечества в борьбе со злом. Майк доедал кашу с тушенкой и запивал чаем. После обращения всегда просыпается зверский аппетит, Нанаба знала это по другим оборотням, и преступникам, и легионерам, но все оборотнические фишки никогда, даже мысленно, не лепились к Майку, и до сих пор, хоть прошел уже почти час, не окончательно укладывалось в голове — он и правда был волком. Он и есть волк. Веркоты обходили его по широкой дуге. И если Николай ещё держал лицо, и даже сел с ними за один стол, то Юра залез на печку к ведьме и сверкал оттуда глазищами, а потом и вовсе обернулся и сидел в охотничьей позе, прижав и без того прижатые к голове уши. Николай раз сказал ему укоризненно: Юра, но он всё сидел, пока не подошел Отабек и не — Нанабе показалось, что он возьмет его на руки — погладил по мохнатой спине. Тогда Юра спрыгнул на пол и ушел в комнату, но скоро не выдержал, вернулся и сел на табуретке возле двери. Нанаба не стала повторять, что ничего Майк никому не сделает. Опасения понятны. Это по ним с Отабеком не ясно, кто они — маги и маги, ничего особенного, а по Майку сразу видно — легионер, а они всё-таки незарегистрированные элурантропы. Это ещё лет двадцать назад можно было выкрутиться, мол, сидели в лесах, не знали о регистрации и новом законе, теперь такое уже не прокатывает. Штаны Николая, а Отабека тем более, на Майка не налезли, так что сидел он, завернувшись ниже пояса в простыню и босой. — Я нашел машину, — сказал он, — оставил вещи там, надоело таскать. Тем более тут ты близко. Нанаба подсела ближе, положила руку рядом с его рукой, он накрыл её пальцы своими. — Рассказывай, — сказала Нанаба. Отабек сидел напротив и едва ли проронил десяток слов за всё время, просто смотрел распахнутыми глазами, и они далеко не сразу снова стали привычного размера. Он подался вперед, опершись на сложенные на стол руки. Майк отодвинул миску и молчал, переводил взгляд с Нанабы на Николая и обратно, пока она не сказала: — Можно. Это свои. Я расскажу потом. Так было надо. Майк кивнул и заговорил рублено, без эпитетов, но чем дальше, тем страшнее подбиралось Нанабе к горлу, распирало в груди. Она догадывалась, что всё не радужно, но, черт побери, как Легион мог подобное допустить? Как они все могли? Тоже ещё — надежда и защита. Победители нечисти. На другой день после Нанабиного отъезда пропала связь, а небо стало затягивать. Поначалу будто на дождь, но дождя не было, да и туч, по большому счету, тоже, а просто толком не рассвело, и чем дальше, тем крепче сгущались сумерки, и к полудню стало почти темно. — В карцерах, — рассказывал Майк, — ведьмы все повзбесились, бились о двери до переломов, Ханджи сказала всё укрепить засовами. Не магией, а вообще, чем угодно. Оборотням всадили по транквилизатору, но сработало не сразу, охранника чуть не загрызли, потрепали неслабо. Больше всего боялись из-за вампира. Его в подвал определили на всякий случай, Ханджи приказала положить на люк железный лист с серебром и всё к чертовой бабушке заварить. Он так рвался, думали, корпус опрокинет. Меры оказались самыми действенными. Все магические барьеры сметало, как рекламные плакаты ветром, а железо ещё держалось кое-как. Город наводнила всякая нечисть, от почти безобидной мелочи до очередных ведьм. Глаза, говорил Майк, у всех пустые, никакой осмысленности, идут и идут. По приказу Эрвина все отряды укомплектовались до зубов и заняли позиции в каждом районе. Толку от этого не было, всё равно, что пробоину в корабельном днище задницей затыкать, но Эрвин наказал ждать. Что-то явится, будьте готовы. — И с речью выступил? — спросила Нанаба. — А как же! Но коротко. И сам отправился с нами. Отряд Ханджи Зоэ ждал и скоро дождался. Он пришел. Он шел, а от шагов его вздрагивала земля, и гнулись до самой земли деревья. Это, сказал Майк, не поэзия ни хрена, а реальный факт. И он, хрен этот, ты не поверишь… — Обезьяна, — кивнула Нанаба. — Я знаю. А мы с Виктором так смеялись над докладом Пиксиса, я чуть конфетой не подавилась. Майк кивнул и сказал, что Виктор со своим отрядом отправился в восточный район, что с остальными — неизвестно, рации не работали, ничего не работало. Полиция и гарнизонные войска организовали эвакуацию, но невозможно одним махом вывезти миллионный город, что бы ни произошло. Улицы были усеяны вещами, которые гражданские думали увезти с собой, но страх и необходимость бежать оказывались сильней, и они бросали всё это, где ни попадя, в надежде спасти важнейшую из ценностей — свою жизнь. Некоторые не успевали. Эрвин сказал не обращать внимания, а делать всё, чтобы инцидентов не стало больше, но Леви увидел, как какая-то тварь тащит за ногу девушку, отбился от отряда и кинулся спасать. Спас и получил от Эрвина нагоняй. Но скоро они всё равно вошли в эвакуированный район, и отвлекаться стало особо не на что, кроме лезущих изо всех щелей тварей, но они не приближались, а обтекали легионеров, чувствуя превосходящую силу. Так вот, продолжал Майк, он шел, а мы смотрели, уронив челюсти, а Ханджи сказала: мама дорогая, да что ж он нигде не описан-то? Ребята, ради этого стоит его завалить. Ради, ответил Леви на это, наших целых жоп, и пошел по приказу Эрвина первым. Эрвин сказал выложиться на полную. — И ты обратился. Майк посмотрел тяжко и сказал: — Нет. Без надобности было, он здоровенный, как дом. Он здесь был? Я видел деревья поваленные. Как он прошел мимо нас сюда — не понимаю. — Он колдун. Это не постоянная его форма, — пояснила Нанаба. — А-а-а. Ну нам было без особой разницы. Отряд Ханджи Зоэ во главе с Эрвином Смитом навалился разом и сумел повалить эту тушу в районе парка. — Как? — спросил Отабек. — Ну как-как — объединившись. Подсекли под колени, добрались до головы и оторвали на хрен, но туша как испарилась уже через пять минут, и понятно стало, что что-то не так. Но волна схлынула, барьеры перестало сносить, и легионеры смогли навести какой-никакой порядок и отправить запросы о помощи в отдаленные регионы. Наутро выяснилось, что во время переполоха взломали библиотеку. Нанаба прикусила щеку до крови, Майк взял её плечо, погладил, сказал: — Не ясно, унесли что-то или нет, там всё вверх дном, но до твоего кабинета не добрались. Может, не знали куда идти, но там всё цело, я проверял. А библиотека, конечно, да… Криса отпаивали коньяком. Вряд ли он быстро разберется, что конкретно пропало. — Ничего, — сказала Нанаба тихо. — Ничего не пропало. То, что он ищет, не там. Майк быстро глянул на Николая, тот сидел и мял тканевую салфетку в руках. Конечно не там, подумала Нанаба, но взломщик не мог этого знать и, скорее всего, был дезинформирован. Так, ладно, всё особо ценное в хранилище в кабинете. Библиотеку, конечно, жалко, но там не хранятся уникальные экземпляры, и всё восстановимо, Крис этим займется, и она, когда вернется, тоже. Да, вот так, они вернутся и всё восстановят, даже лучше, чем было. Давно пора завести новую картотеку, а то всё откладывали, всё некогда. — Крепко, — спросила Нанаба, — вы его потрепали? Тело. Тушу. — Неслабо. Восстановление требует сил. Вряд ли он может делать это сколько угодно раз и как угодно часто. Оборотням, и тем требуется время на восстановление, а если звериная форма не от, так сказать, природы, а наколдованная, то всё куда сложнее, даже при огромном запасе магических сил. Тем более если в операции участвовал Леви Аккерман. Глядя на него, никогда не догадаешься, насколько это сильный маг. Потомственный, как и Нанаба, но у них был — и есть — целый клан. Его дядя служил в особом подразделении Легиона, и его знали, как Потрошителя, потому что от нечисти, особенно от ведьм, ничего практически после его работы не оставалось. Но предугадать, сколько времени потребуется противнику на восстановление, нельзя. Небо уже темнеет. А ведьма всё ещё спит.