Делай что должно, и будь что будет.

Утром Отабек заходит в кабинет и с улыбкой сообщает, что Юру ждет Лилия. Плисецкий кидает на казаха растерянный взгляд, но быстро собирается и выскакивает за дверь. Если подумать, то у Барановской он был один раз, месяц назад. Юра сверлит взглядом непритязательную белую дверь и думает, что же большому начальству могло от него понадобиться. Почему-то в голове мелькает мысль, что его «открепят» от Отабека и передадут в помощь кому-то другому. Плисецкий шумно сопит и, настроившись драться как лев, стучит в дверь. - Войдите, - откликаются изнутри, и Юра решительно заходит в кабинет. – Присаживайся, юноша. Как тебе первый месяц в нашем дружном коллективе? - Классно, - честно отвечает Плисецкий. Он не лукавит – давно ему не было так легко. Даже дедушка нет-нет, да заметит с улыбкой, что внук расцвел буквально на глазах. - Я рада, - скупо улыбается Лилия. – Отабек хвалит тебя, говорит, что ты очень помогаешь. - Да я ничо не делаю такого, - стушевавшись, бормочет Юра, чувствуя, как предательский румянец заливает щеки. – Документы копирую, сшиваю, нормативку ему ищу, по инстанциям бегаю. Ну и земли эти дебильные в суд отнес. - Это «ничего такого» здорово отнимает силы, особенно если вести какое-то серьезное дело, - строго говорит Лилия. – Про земли Отабек упомянул отдельно. Сказал, что ты гораздо быстрее разобрался с ними, нежели он в свое время. Теперь Плисецкий пытается подавить дурацкую радостную улыбку. Алтын, конечно, никогда не скупится на слова поддержки, но знать, что он и начальству про его заслуги рассказывает – это совсем другое. Барановская наблюдает за ним с едва заметным умилением и говорит: - Поэтому мы посовещались и решили дать тебе серьезное дело. – она лезет в ящик стола и достает довольно-таки объемную папку. - Два года назад мы обратились в суд с признанием постройки гражданина Филлипова незаконной. Мужчина решил, что ему на территории своего земельного участка нужен гараж. Конечно же, постройку он не зарегистрировал. И все бы ничего, но гараж располагается на границе участка с соседом. А сосед сам планировал в этом месте продолжать застраивать участок – только законно. И кадастрового инженера вызвал, и паспорт заказал. Да не успел – уехал в другой город к отцу. А когда приехал – границу его территории подпирал гараж. Иными словами, Филлипов нарушил интересы третьих лиц. Юра кивает. Они не так давно проходили это по гражданскому праву, и он помнил основное правило – на своей земле можно что-то построить и позднее признать законным строением только то, что не угрожает жизни и здоровью, а также не нарушает интересы третьих лиц. - Именно по этой причине суд удовлетворил наш иск и постановил постройку снести. Но, поскольку служба судебных приставов не слишком торопится исполнять свои обязанности, постановление суда до сих пор не исполнено. Собственно, это именно то, что от тебя требуется. - Исполнить постановление о сносе? – переспрашивает Юра. - Не лично, конечно, - хмыкает Барановская. – Придется как-то смотивировать приставов. Я отдаю тебе все имеющиеся материалы по делу. Изучай. Срок тебе – две недели. Юра кивает. Задание вроде не такое уж и «серьезное», однако… Как, черт подери, он должен заставить приставов работать? * * * - Все хорошо? – спрашивает Отабек, стоит Юре переступить порог. Он неуверенно кивает. - Лилия дала мне дело о сносе самовольной постройки. Говорит, что приставы давным-давно должны были исполнить постановление суда, но до сих пор бьют баклуши. - Что есть, то есть, - пожимает плечами Отабек и кидает взгляд на часы. – Не хочешь перекусить в кафе? Юра тоже косится на часы – время десять утра. Он с трудом удерживает восторженное «да, конечно!» и делает задумчивое лицо. Впрочем, обмануть Алтына не удается – тот лишь усмехается и идет к шкафу, задевая его по пути плечом. - Вообще-то, у тебя работа, - из чистой вредности напоминает Плисецкий. – И у меня, кстати, тоже! - Мы идем беседовать о работе, - серьезно кивает Отабек, и Юра, не выдержав, смеется. В кафе они прибывают в весьма приподнятом расположении духа – Плисецкий рассказывает Отабеку, как на втором курсе проходил неделю практики в полиции: - Лейтенант, к которому я был прикреплен, настолько сильно страдал от моего общества, что по утрам выглядывал в коридор и кричал «Кому-нибудь парень нужен?» - фыркает Юра, аккуратно неся к столику какао и кусок лимонного пая. – Сказать, что к концу недели я его ненавидел – это ничего не сказать. - Когда я проходил практику в полиции, меня в первый же день посадили опрашивать мужчину, рядом с которым страшно было закурить – так сильно от него пахло алкоголем, - вспоминает Отабек. – Я и до этого к алкоголю отрицательно относился, а после двух часов наедине с человеком, который не мог вспомнить, какая цифра идет после единицы, завязал даже с пивом. - Ненавижу алкашей, - кривится Юра, и тут до него доходит. – Погоди, ты что, куришь? - Сейчас – нет, раньше курил, - кивает Алтын. - Я бы не бросил, но с легкими начались проблемы. А я спорт люблю. Решил бросить, когда чуть не выплюнул легкие во время пробежки. - А ну да, есть такое, - согласно хмыкает Юра, сосредоточенно кромсая пай. – Я тоже по малолетству начинал, но на льду потом тяжел… блять, – обрывает он сам себя. Хватает кружку и делает большой глоток какао, чтобы скрыть растерянность и смятение. Он же не говорил Отабеку про фигурное катание. Блядь, да он вообще никому не говорил про него по своей воле! Люди либо знали это изначально, еще когда он начинал заниматься, либо узнавали случайно, из левых источников. Но никому, никогда, он не говорил о том, что когда-то катался. - А, значит это фигурное катание, - спокойно говорит Отабек и кивает сам себе. – Я почему-то думал, что балет. Юра хлопает глазами. В смысле?! - Фигура у тебя уж больно спортивная. И движения специфичные, – заметив его недоумение, объясняет Алтын. - У меня друг есть – фигурист. Ты с первого дня мне его напомнил. Но я все равно почему-то подумал о танцах. - Я брал уроки балета, - бесцветно отвечает Юра и пялится в стол. - Юр, я что-то не то сказал? – тревожится Отабек и внезапно накрывает его ладонь своей. – Извини, если что, я не хотел. - Да нет, - бормочет Плисецкий, мотая головой. – Ты ничего такого не сказал. Просто говорить об этом не люблю. – Алтын молчит, но руку сжимает чуть сильнее. Это простое движение действует на Юру слишком сильно, поэтому он быстро говорит, - мне шестнадцать было, когда я на тренировке случайно упал. Не выспался перед этим, придурок, вот и клевал носом. Упал не сильно – но неудачно, на колено. Хуже травмы для фигуриста и не придумать. - Вот как, - тихо говорит Отабек и вдруг болезненно улыбается. – Я ведь после школы хотел как отец, на автомеханика идти. А в одиннадцатом классе ехал на байке домой и попал в аварию. Рулем зажало правую руку. И перелом, и разрыв связок. Писать кое-как научился заново, а вот мелкая моторика так и осталась почти на нуле. Юра почти не дышит. Смотрит на Отабека и бессознательно сжимает ему руку. - А на юриста пошел, потому что авария эта из-за знака произошла. «Уступи дорогу». Повесили высоко, на телефонном столбе, где листва закрывала его полностью. Я не увидел и выехал прямо навстречу легковушке. Разъехаться разъехались, но я оказался в кювете, прижатый ста килограммами железа. Почему-то Юра завидует Алтыну. Тот из большой беды вынес для себя какой-то итог. Юра же просто предпочел сделать вид, что не было нихуя, и сбежать в первый попавшийся под руку ВУЗ. А заодно впал на четыре года в состояние «ебать мне не повезло, буду страдать до конца своих дней». - А я на юриста пошел, потому что долбоеб, - честно признается Юра и внезапно шмыгает носом. Моргает и отводит взгляд, но Отабек снова чуть сжимает пальцы, и приходится поднять на него глаза. - Ты оказался на редкость талантливым и полезным долбоебом, - улыбается Алтын. – Не говоря уже о том, что ты покорил Милу и Георгия. А еще ты делаешь отличный кофе. - Бека, мы пьем растворимое дерьмо из железной банки, - хихикает покрасневший Плисецкий. Где-то глубоко внутри он чувствует, что нужно собраться и сделать серьезную морду лица. Но в данный момент это категорически невозможно. - Для того, чтобы сделать сносный кофе из дерьма нужен не просто талант, а недюжинный талант, - совершенно серьезно отвечает Отабек, но в итоге не сдерживает и тихо смеется. Они сидят в кафе еще минут десять, тихо разговаривая о работе и не разнимая рук.

***

Вернувшись в кабинет, Юра развивает кипучую деятельность: вытаскивает все документы из папки, изучает их вдоль и поперек, копирует кое-какие из них и исписывает своими заметками. Обед Отабек приносит ему из кафе, и Юра благодарно смотрит на него, но ничего не говорит и продолжает копаться в документах. К концу дня он чувствует себя перемолотым через мясорубку. Зато у него готов план действий и угрожающее письмо приставам, где говорится о том, что ранее им три раза направлялись постановления суда для исполнения, которые были проигнорированы. Если же и это письмо останется без внимания – следующее судебное постановление будет вынесено о их бездействии. Отабек читает письмо и одобрительно кивает. Потом смотрит на бледного Плисецкого и говорит, что довезет его до дома. - Без возражений, Юр. Юр даже не собирается возражать. Сил идти домой по морозу у него нет, к тому же, когда Отабек подвозит его, они еще некоторое время болтают, сидя в машине. Вот и сейчас – Алтын хвалит его, говоря, что идея пригрозить приставам, ссылаясь именно на бездействие, весьма и весьма хороша. Юра краснеет, но сидит с гордым видом. Смотрит на окна своей квартиры – там горит свет, значит, дед дома. Идея приходит внезапно, и Юра выпаливает, чтобы не передумать: - Зайдешь, попьешь чаю с пирожками? Дед вкусные печет. Отабек смотрит на него секунду, а потом с сожалением мотает головой: - Я бы с удовольствием, Юр. Но только не сегодня. Завтра суд, и мне возвращаться на работу, не знаю, сколько там просижу… - Да ничего, - торопливо успокаивает его Юра, чувствуя, как горят щеки. Ну знает же, что Отабеку еще пахать и пахать. А он со своими чаями. – Все нормально, Бек, я и забыл, что тебе еще в ночную смену куковать там. - Но я буду очень рад завтра попить чай с пирожками на работе. Если тебе не трудно будет принести, – вопросительно поднимает брови Алтын. Юра с облегчением смеется. - Будет тяжело не сожрать их в одну харю сегодня, а вот принести – нет, не сложно. - Отабек улыбается так искренне, что Юра, затолкав поглубже все дебильные обиды на судьбу, честно рассказывает: - Когда еще катался, ничего такого есть нельзя было. Диета жесткая, что пиздец была. А когда упал, мне дедушка мои любимые пирожки пёк и носил в больницу. А потом дома стал делать чаще. Я до сих пор ем их, как не в себя – все боюсь, что отнимут. Отабек серьезно кивает и задумчиво говорит: - Я, когда реабилитацию проходил, почти все функции руки восстановил. Да, рисовать не могу, нитку в иголку час с лишним вставляю, иногда что-то совсем мелкое взять не могу. Но байк и машину починить могу с закрытыми глазами. А все знакомые, которые то и дело раньше звали «посмотреть, что с машиной», со времен аварии ни о чем не просят. И я ничего не говорю им. - Мы просто пара неисправимых оптимистов, - хмыкает Юра. – Во всем видим только хорошее. Ну да. Ведь именно этим он и занимался последние четыре года. Видел только хорошее, да. Плисецкий отмахивается от этих мыслей, и вспоминает, о чем давно хотел спросить: - Бек, а ты меня прокатишь на байке? - Ближе к весне теперь, - кивает Отабек. – Как только снег сойдет и асфальт просохнет – подарю тебе первую поездку. - Ага, - краснеет Юра. – Ладно, я побежал. Завтра увидимся. Не завтракай плотно, жди пирожки. - Конечно, - покладисто соглашается Отабек. – Доброй ночи, Юр. - Доброй! На свой третий этаж Плисецкий взлетает, словно подталкиваемый в спину. И который раз за месяц думает о том, что выбрать профессию юриста было не такой уж плохой идеей. * * * Всю следующую неделю Юра чувствует себя сайгаком – носится от приставов в суд, из суда в администрацию, а оттуда снова к приставам. Как говорится, где только Маша не была. Однажды он сталкивается нос к носу с самим Филлиповым – тот выходит из Лилиного кабинета с нечитаемым выражением лица. Юра лишь пожимает плечами – надо было раньше думать, а не выстраивать гаражи там, где не нужно. И вот, наступает день икс. Приставы наконец-то подняли свои ленивые туши, нашли фирму, подрядившуюся снести постройку, и выехали на место. Юра с Отабеком тоже приезжают – на всякий случай. Однако, все проходит спокойно. Филлипов даже не выходит из дома, а наемные рабочие при помощи техники сравнивают гараж с землей. Вечером Юра с гордостью рассказывает дедушке о том, как он завершил свое первое дело. Николай расстраивается, что не успевает напечь пирожков, поэтому печет блины. Они до полуночи сидят на кухне, пьют чай и смеются. На следующий день Юра чуть было не опаздывает, но успевает вовремя. Спать хочется до безумия, поэтому он решает попить кофе и почесать языком с Милкой и Гошей. Когда он заходит в соседний кабинет, Бабичева вскакивает с места и с тревогой спрашивает: - Юра, ты как? - В смысле? – тормозит удивленный Плисецкий. – Нормально у меня все, ты чего? Мила с Гошей растерянно переглядываются, и Георгий неожиданно тихим и серьезным тоном говорит: - Так ты не знаешь? - Чего я не знаю? – начинает злиться Юра. Зашел попить кофе, называется. Милка глубоко вздыхает и нервно мнет подол юбки. - Филлипов вчера повесился.