***
К обеду нервы сдают. Но не у него – у Отабека. Они как раз сделали заказ в кафе, и Алтын лезет в карман за бумажником. Некоторое время шуршит в пальто, а потом на пол падает пачка сигарет. Секунду Юра пялится на нее молча, а потом вопросительно тянет: - А ты разве не бросил? - Бросил, - кивает Отабек, и нагнувшись за сигаретами, снова убирает их в карман. – Но недавно начал снова. - Оу. А зачем? – осознавая глупость вопроса, все-таки спрашивает Юра. - Помогает, когда нервничаю. Нервничает. Отабек. Юра не может сдержать смешка. Конечно, он понимает, что Отабек живой человек, такой же как все, но… все-таки мысль о том, что он может нервничать… - А я думал, что ты непробиваем, - хмыкает Плисецкий, и тут же спохватывается. – Это из-за переселения, да? Переселение – это одна большая проблема их отдела. Согласно действующей государственной программе переселения граждан из ветхого и аварийного жилья их администрация обязана предоставить жителям новые квартиры. И все бы ничего – и процедура соблюдена, и новые дома построены, и все нормативные акты приняты, но… Люди не хотят переезжать. Люди не хотят переезжать в новые дома из собственных квартир. Причины разные. Кто-то совсем недавно поставил пластиковые окна. Кто-то давным-давно разделил большую комнату на две части, и таким образом, получил две коморки. А предоставленная ему жилплощадь – однокомнатная. Кто-то считает, что новые дома находятся далеко. Учитывая, что дома под программу строят на свободных участках, это логично, но неприемлемо для граждан. Кто-то просто давно не живет на квартире и хочет получить как можно больше денег в качестве выкупа. У всех есть свои причины, да только итог один – у Отабека и Лилии работы по самое горло. - И это тоже, - согласно кивает Алтын, но больше ничего не добавляет. Юра тут же начинает беспокоиться. В смысле «и это тоже»? А что еще? - Бека, у тебя что-то случилось? – осторожно интересуется Плисецкий и неловко ерзает по диванчику. Ему как-то не по себе в роли того, кто беспокоится. Обычно это прерогатива Отабека. - Все хорошо, Юр, - успокаивает его парень. – Мне просто спокойнее, когда сигареты лежат в кармане. Даже мысль о том, что можно закурить – успокаивает. - Ну ладно, - с сомнением кивает Юра, и против своей воли думает о том, что хочет посмотреть на это. Ну, на то, как Отабек курит. Просто интересно. Совершенно никакого подтекста. Им приносят еду, и Юра уже наматывает пасту на вилку, когда Отабек спрашивает его: - Кстати, я тоже хотел спросить тебя, точно ли у тебя все нормально. Ты слишком… задумчивый сегодня. Плисецкий печально смотрит в свою тарелку и глубоко вздыхает. Можно подумать, что Отабек, который с самого начала ловил его настроение, как сверхчувствительный спутник, смог бы проигнорировать то, как он сегодня себя ведет. Ну да, ага. И вот что ему сказать? Юра практически скрипит зубами, и тут ему вспоминается преподавательница по криминалистике. Вопреки его ожиданиям, предмет оказался более нудным, нежели он думал, однако, кое-какие выводы он для себя сделал. Один из них: если хочешь скрыть правду, расскажи что-то другое, тоже максимально правдивое и актуальное. Не ложь, а эдакий деликатный отвод глаз. Что ж, Мария Викторовна, проверим, насколько работает на практике ваша гипотеза. - Ладно, - решительно хмыкает Юра, и поднимает на Отабека взгляд. – Поговорим. Во-первых, я тут недавно думал, что работаю – практикуюсь – у вас уже месяц. Классный месяц, кстати. Осталось еще три. Три классных месяца. Потом я вернусь на учебу и в депрессию. Нет, молчи! Сам хотел разговоров. Плисецкий смотрит на встревоженного Отабека почти с насмешкой. То ли еще будет. - Как показала практика, работать мне нравится. Учиться – нет. Почему так, не знаю. Но все предыдущие годы учебы я провел, убеждая себя, что вылететь из института и спиться – плохая идея. Как минимум потому, что дед расстроится. Хотя, как максимум – то же. Юриспруденция мне не нравится. От слова совсем. Но пока я работаю с вами… все по-другому. В тебе умер великий препод, - криво ухмыляется Юра, и некоторое время смотрит Отабеку в глаза. Тот молчит, - Я не знаю, почему так, но вот так. Как ты понимаешь, это не те мысли, от которых становится радостно. - Но ты можешь устроиться к нам, - спокойно говорит Отабек и тут же добавляет. – Но только после того, как закончишь учебу. - Ты меня вообще слушал? – ошарашено спрашивает Юра. В смысле, он ему про Фому, а тот про Ерему. - Юра, - мягко зовет Алтын. – Я больше всего на свете хочу, чтобы ты делал то, что тебе хочется, а не то, что нужно. А еще я хочу, чтобы ты никогда не корил себя, если не сможешь помочь человеку просто потому, что не знаешь чего-то. Юра открывает было рот, но тут же закрывает его и насупливается. Он прекрасно понимает о чем речь. Да, четыре года учебы – это много. Но это не все. Он знает не все. Он может ошибиться просто по незнанию, и… Будет чувствовать себя, как с Филипповым. Беспомощным, глупым и виноватым. Поэтому он криво улыбается и качает головой. - Ты прав. И вот именно по этой причине я не знаю, что мне делать. - Пойти работать куда-то в другое место? Не по профессии? Заниматься тем, что нравится? - Умный ты, что пиздец,- вздыхает Юра и барабанит пальцами левой руки по столу. – Чтобы заниматься тем, что нравится, нужно, чтобы нравилось что-то. Что-то, чем ты можешь заниматься с поврежденным коленом. - Юра… - Мы можем не продолжать этот разговор? – просит Плисецкий, внезапно почувствовав себя очень, очень усталым. Сдерживание эмоций – не его сильная черта. - Не можем, - неожиданно твердо заявляет Отабек. Юра смотрит на него во все глаза. – Давай доведем этот разговор до конца. Примем решение и забудем об этом. - Очень мне интересно, какое это мы решение можем принять? – начинает злиться Плисецкий. – И почему это «мы»? - «Мы», потому что мы друзья, - отрезает Отабек, и, подумав, добавляет. – По крайней мере, для меня. - Не драматизируй, для меня тоже, - огрызается Юра, ожесточенно тыкая вилкой в многострадальную пасту. - Тогда чего задаешь глупые вопросы? – устало улыбается Отабек, и Плисецкий закатывает глаза. - Хорошо. Я понял тебя. Давай, говори. - Я просто хочу, чтобы ты хорошенько проанализировал, что тебя привлекает – работа с нами, или работа юристом. Работа, которую не любишь, может сильно подпортить жизнь. А я никуда не денусь от тебя. «Работа с НАМИ», но «Я никуда не денусь», машинально отмечает Юра, и ежится. Судя по всему, понимает Отабек гораздо больше, чем говорит. - Понял я тебя, - вздыхает Плисецкий и прикрывает глаза. То, что предложил ему Алтын, в принципе приемлемо. Даже логично. – Хорошо, сделаю, как ты говоришь. - Замечательно, - кивает Отабек и смотрит на часы. Время тринадцать сорок пять. – Времени у нас мало, но все же. Теперь мы можем перейти к реальной причине того, почему ты сегодня такой расстроенный.***
Юра таращится на него все глаза. Смотрит, и не может выдавить из себя ни слова. Мария Викторовна, советы у вас хуевые. - В смысле… - В смысле, что расстроен ты явно не поэтому, - абсолютно спокойно утверждает Отабек. - Забудь, что я говорил про препода, - ошарашено шепчет Юра. – Психолог в тебе умер. Или психотерапевт. Или кто там из них кто. - Я учту, - чуть улыбается Отабек, но тут же снова становится серьезным. – Юра, пожалуйста, если у тебя что-то случилось… - Ты мне нравишься, - прерывает его Плисецкий и отпивает остывшего чая. – Нравишься, как… ну, как парень, наверное. Что-то он подзаебался за сегодня. Нет у него ни сил, ни желания больше юлить, придумывать, прятаться за другими проблемами. Все равно детектор лжи по имени Отабек Алтын все чувствует. Отабек молчит. Сосредоточенно смотрит на Юру, тоже берется за кружку с остывшим кофе, подносит ко рту и тут же ставит обратно на стол. Переводит взгляд на окно. Как ни странно, но Юра почти не волнуется. Вот если бы Отабек начал что-то сразу говорить, или делать, или как-то странно смотреть – то да, это было бы пугающе. Но в настоящий момент он просто думает. Плисецкий не единожды видел это – как Алтын сидит над документами с таким же отсутствующим лицом. И все же он не железный. Потихоньку поднимается паника – может, не стоило ничего говорить? Нельзя же так вываливать на другого человека – господи, другого парня – подобные новости. Это ведь не просто «ты мне нравишься». Это «кажется я гей, и ты мне нравишься». Блядь, а ведь они живут в России. За такое можно получить не то что в рожу, но и в печень. Ботинком. В тот момент, когда Юра уже начинает готовить пути к отступлению (возвращается мысль о больничном на ближайшие три месяца) Отабек отмирает. - Хорошо, я понял. Юра охуевает. И впервые за всю жизнь понимает этих голливудских красоток в фильмах, которые выплескивают мужику в лицо кофе. Лично он сейчас готов вылить на Отабека свой чай, его собственный кофе, а потом въебать по лицу кружкой. Обеими кружками. - Круто, - вежливо говорит Юра, сжимая руки в кулаки. Отабек вздыхает. - Погоди секунду, Юр, я собираюсь с мыслями. - Конечно, не отвлекайся, - совсем уж елейным тоном отвечает Плисецкий. Пусть думает. Он поест остывших спагетти пока. Вилка Юры стукается о пустую тарелку, а сам он уже открывает рот, чтобы сказать что-то типа «мы можем сделать вид, что этого всего дерьма не было», когда Отабек, кажется, созревает. - Во-первых, спасибо, что сказал… - Не за что, - влезает Юра. - Во-вторых, ты мне тоже нравишься. Вот это уже внезапно. - Эээ, спасибо?... – растерянно бормочет Юра, и внезапно больше всего на свете хочет оказаться дома. И ничего не говорить Алтыну, и ничего не знать. - Давно, - уточняет Отабек, видимо, уловив на лице Плисецкого какую-то эмоцию. – Я сейчас искренне говорю, а не просто щажу твою неокрепшую психику. Неокрепшую психику, значит. - Бека, вот то, что ты сейчас сказал, у меня в шестнадцать лет было, когда я на катке наебнулся. И как видишь, выжил. Так что со всей этой ситуацией моя психика как-нибудь, да справится. - Я понимаю, - лохматит волосы Отабек, и вдруг криво улыбается. – Вот теперь понимаешь, почему я курить начал? Ух ты. - Из-за меня? – недоверчиво уточняет Юра, и, дождавшись утвердительного кивка, присвистывает. – Круто. Я могу стать причиной рака легких. Да уж, это серьезное признание. - Серьезнее некуда, - соглашается Отабек, и снова смотрит на часы. – Погоди минуту, я позвоню Лилии, скажу, что мы немного задержимся. - Ага. Алтын отходит к окну – там нет колонок, и музыку почти не слышно, а Юра падает лицом на скрещенные руки. Мыслей у него нет. Совсем. - Простите… Плисецкий подскакивает от неожиданности, и хватается за сердце. - Ой, извините, - бормочет бесшумно подошедшая официантка. – Я просто хотела спросить, можно ли убрать тарелки, и не нужно ли вам еще что-то? - Кофе и чай повторите, - бурчит Юра, и трет лицо руками. Напугала, блин. Чего он с детства ненавидит, так это внезапные звуки. - Эм, простите еще раз… - Плисецкий поднимает на девушку вопросительный взгляд, под которым она ежится, но твердо поджимает губы и говорит: - Я знаю, что лезу не в свое дело, но… в общем, если он говорит, что больше не будет изменять – не верьте! Юра столбенеет. Натурально столбенеет – не может ни пошевелиться, ни сказать ничего. Только глазами хлопает. - Что бы он не говорил, это ложь! Бросайте его, даже не раздумывая! – осмелев, тараторит девушка. – Я знаю этот тип, они всегда клянутся, что это «последний раз», а потом опять ныряют в чужую койку! - Ага, - выдавливает наконец Юра. - В общем… ой. К столику возвращается Отабек, и девушка, смерив его презрительным взглядом, удаляется. Юра чувствует, как его начинает душить истерический смех. - Что-то случилось? – озадаченно спрашивает у него Отабек, убирая телефон в карман. - Да, - всхлипывает Юра, пытаясь не ржать в голос. – Эта милая девушка сказала, что нет тебе веры. И что ты только и думаешь, как нырнуть в чужую койку. Судя по лицу Отабека, больше всего он думает о буддийском храме, затерянном где-то в горах. - Еще он-н-на посоветовала, б-б-бросить тебя, - уже не может сдерживаться Юра и начинает трястись от смеха. - Ваш… ой. Официантка ставит на столик заказанные кофе и чай и смотрит на подрагивающие Юрины плечи круглыми глазами. - Спасибо, - медленно благодарит Отабек и поднимает на девушку глаза. – Не обращайте внимания. Он просто очень расстроен тем, что я снова ему изменяю. Юра начинает некультурно подвывать. Это уже слишком. Судя по топоту, девушка ретируется бегом. - О боже, - произносит Отабек и накрывает руками лицо. – Вот уж не думал, что создаю настолько плохое впечатление. - Ну конечно нет, Бека, - похрюкивая от смеха, хлопает его по плечу Юра. – Ты п-п-п-роизводишь прекрасное впечатление. Э-э-это я, наверное, произвожу впечатление лоха, которому рога наставляют. - Вот уж не думаю, - вздыхает Отабек и вдруг улыбается. – Таким, как ты, не изменяют. Юра делает пару глубоких вздохов, чтобы успокоиться, и опирается подбородком на ладони. - Спасибо, - искренне произносит он. - За правду не благодарят, - продолжает улыбаться Отабек. Юра несколько секунд смотрит в теплые карие глаза и молча ставит на стол правую руку с оттопыренным мизинчиком. - Пообещай, что мы разберемся со всем этим. Отабек молча цепляется за его палец, и тихонько качает руку. Юра улыбается, а потом с серьезным лицом говорит: - Но если ты мне еще раз изменишь, я тебя брошу, как и советует эта милая девушка. Отабек улыбается шире. - Как скажешь, милый, как скажешь.