Благослови своих демонов

      Агата знала: если на берег выносит глобстера, жди беды.       Резиновые сапоги увязали в грязи, но уходить Агата не торопилась. Она достала сигареты и закурила, рассматривая находку. Туша была большой, наверное, на размах рук и походила на груду мяса, застрявшую у береговых камней. При должном воображении можно было разглядеть ластообразные конечности с двух сторон, но Агата полагала, воображение — не ее сильная черта.       По дороге за спиной пронеслась машина, в домах дальше залаяла собака. Дом самой Агаты стоял у самой дороги, она как раз с утра и увидела глобстера из окна.       Раньше их называли иначе, но с приходом интернета в их деревушку выяснили, что весь мир зовет неопознанные туши на берегу глобстерами. Слово всем понравилось.       Давненько такого не бывало.       Последнего глобстера Агата помнила еще девчонкой, а сколько воды утекло с тех пор.       Сигарета дошла до фильтра, и Агата затушила ее, чтобы дома выкинуть. Походила по берегу, пока сапоги чуть проваливались в грязь, и нашла палку. Вернулась к глобстеру, такому же темно-серому, как сумрачное небо над головой.       Туша казалась просто тушей.       Агата вспомнила, что обычно глобстеры — это сгнившие кашалоты или акулы. Может, китовий жир.       Давненько ничего такого не прибивало к берегам Гленорма. И надо же — у ее дома! После обеда должен приехать старший сын, и Агата решила дождаться его, прежде чем что-то делать. Она вернулась в аккуратный беленький домик и продолжила заниматься делами.       Даллан приехал после работы, как и обещал. Оставил машину в гараже, рассовал по холодильнику привезенную еду, на что Агата только покачала головой: она не была такой уж старой и могла сама сходить в магазин. Сын только отмахнулся и принялся чинить телевизионную антенну, ради которой приехал.       Он рассказывал о жене и детях, которые тоже хотели к бабушке, обещал нагрянуть всей семьей через недельку-другую. Агата кивала, пока готовила ужин.       Она выбрала момент и рассказала о глобстере после еды, когда они пили травяной чай. Даллан живо заинтересовался, и они пошли на берег, чтобы посмотреть, что принесло море.       Даллан с любопытством потыкал глобстера палкой, в сгущающихся сумерках даже сфотографировал, подсвечивая телефонной камерой.       — Думаю, это кусок большой акулы, — заявил он. — Покажи завтра соседям, они обрадуются новой сплетне.       — Предлагаешь оставить здесь?       — А что с ним еще делать? Может, волны сами унесут. Или сгниет.       Агата долго смотрела на глобстера. Она считала себя современной женщиной, лишенной суеверий. Да, она жила в маленькой деревушке, но в новом доме. Даже бывала в Белфасте раз пять.       И всё же холодные волны, бившие о камни, говорили о древних легендах. Низкое небо и ветер шептали то, что Агата слышала еще от бабки, когда не могла ночами уснуть.       — Глобстер — это к беде, — сказала Агата.       Сын смотрел на нее с любопытством. Даллан давно жил в городе и был лишен суеверий.       — В прошлый раз глобстера прибило к соседям, — продолжила Агата. — Они оставили тушу гнить, и их дом сгорел через неделю.       — Досадно, но при чем здесь кусок кита?       — Говорят, глобстеры — это не всегда киты или акулы. Говорят, на дне морей и океанов живет множество существ, о которых мы даже не подозреваем. Иногда они умирают, и их тела выносит на берег. Нельзя относится к ним с непочтением. Иначе ждать беды.       — И что ты предлагаешь?       Агата думала с минуту.       — Надо его сжечь.       Даллан пытался переубедить мать, но прекрасно знал, когда та решила что-то, спорить бесполезно. Пока окончательно не стемнело, он всё-таки принес из машины канистру, щедро вылил на глобстера бензин и поджег.       Агата и ее сын стояли и смотрели, пока туша не прогорела. Потом Даллан заторопился домой, а Агата еще долго сидела дома, не включая свет и даже телевизор. Она думала, что если беда не минует ее дом, то пусть что-то случится с ней, а не с детьми. Она прожила хорошую жизнь и готова присоединиться к давно умершему мужу.       Ничего не произошло.       Утро встретило хмурыми облаками, как и вчера, море волновалось, но несильно. Агата постояла на берегу, носком сапога ковыряя место вчерашнего погребального костра.       Агата пошла в магазин, но не стала ничего рассказывать ни встретившейся подруге Беатрис, ни улыбчивой Дарре, которая больше передавала сплетни, чем пробивала покупки. Даже младшему сыну и дочери Агата ничего не сказала.       Спустя неделю они почти поверила, что всё обошлось. Но потом наступила ночь.       Агата проснулась от низкого, утробного звука. Она никогда не видела слонов вживую, но ей казалось, они должны издавать подобное. Только здесь было что-то очень низкое, гулкое, древнее.       Однажды Агата видела по телевизору африканское племя и огромный рог — вот он звучал похоже. Тогда ее пальцы еще были ловкими, и она плела рыболовную сеть, смотря передачу.       Сейчас, в гулкой ночи, Агате тоже хотелось перебирать ячейки сети — это всегда успокаивало.       Она встала с кровати и подошла к окну. Осторожно выглянула из-за занавесок. Этой ночью светили звёзды, и Агата могла заметить темный массивный силуэт как раз на том месте, где она с сыном сожгла глобстера. То, что могло бы быть головой древнего чудовища, поднялось вверх, и снова послышался глухой вой.       Так мать оплакивает дитя.       Приходит на место его последнего упокоения, чтобы проститься.       А потом огромный темный силуэт как будто соскользнул обратно в воду, и Агата уже не могла сказать, точно ли ей не привиделось.       Утром она позвонила обоим сыновья и дочери, но у всех всё было хорошо. Успокоившись, Агата вышла на берег. Может, мать из глубин простилась со своим ребенком и посчитала, что уничтожение тела — это большая почесть, чем гниющая туша. Может, всё это просто глупые суеверия.       Может, это и правда было куском кашалота, а Агата видит яркие сны.       Так она думала, роняя пепел сигареты в грязь, всю изрезанную как будто следами от огромных ласт.