Благослови своих демонов

      — Мы давно не заканчивали концерты этой песней… но сегодня я бы хотел снова исполнить «Одинокую дорогу».       Митч медлит. С его места на сцене публика кажется размытым пятном в темноте, но он всё равно не уверен, насколько готов изливать душу. Митч жмурится, смаргивая пот, который катится градом после мощного концерта — и, конечно, из-за софитов, что заливают сцену и сейчас фокусируются на нем.       В какой-то книге в детстве Митч читал о магии, которая заключалась в словах и становилась меньше, если этим словом поделиться с кем-то еще. Иногда ему кажется, в реальном мире с болью это тоже работает.       Если он разделит ее с залом, станет легче.       — Эта песня посвящена моему брату. Он умер семь лет назад, в этот день. Рив, мне до сих пор тебя не хватает.       Митч кивает остальным в группе, и они начинают тягучую печальную мелодию, такую непривычную для их быстрого оптимистичного ритма.       Никто из группы не поднимает головы: они тоже любили Ривера.              Сложно было не любить Ривера.       Высокий, тонкий, он всегда казался более юным, чем был на самом деле. Светлые волосы иногда отливали золотом — в отличие от Митча, который предпочитал пробовать на голове все цвета радуги. И если Митч оставался серьезным и хмурым, то Ривер открыто улыбался и его обаяния хватало на двоих.       Это Митч однажды сказал:       — Тебе надо быть актером. Ты фанат кино, умеешь подать себя и эмоциональный.       Они тогда сидели в их комнате, одной на двоих, дом-то был маленьким. Родители накрывали на стол, Митч пытался подобрать на гитаре песню, а Ривер гримасничал перед зеркалом. По совету старшего брата, пытался подобрать подходящее выражение лица, чтобы подкатить к Эми и позвать ее на бал.       Она тогда отказала, и Митч учил младшего заливать разбитое сердце алкоголем — другого способа подростки не знали.       Эми потом вернулась. Уже после того, как Ривер закончил актерскую школу, блестяще сыграл в первом же фильме, так что его заметили. Вот тогда Эми была готова на всё.       — Ты бы видел ее лицо! — смеялся Ривер по телефону, рассказывая об этом брату. — Конечно, я ее послал. Кстати, ты… приедешь на мой День рождения?       Митч тогда был в туре, пытался устроить ноющую спину в автобусном кресле, но всё равно услышал напряженные нотки в голосе брата. Тот боялся, что Митч не приедет.       — Конечно! И группу с собой возьму. С тебя бесплатная выпивка, а то они в печали, что пришлось отменить последний концерт и вернуться пораньше.       — Из-за меня? — торопливо спросил Ривер. — Черт, Митч, ну ты совсем. Нашел повод урезать тур. Ты же столько его ждал! Потом бы отпраздновали…       — Не из-за тебя, — оборвал его Митч. — Но я буду.       Он не хотел признавать, что да, уломал всех вернуться домой пораньше из-за дня рождения брата. Восходящей звезды, чье лицо уже украшало пару глянцевых изданий.       Они всегда были близки. Может, потому что родители были друг у друга, слишком погруженные в свою любовь. А между братьями пролегал всего год разницы.              На тот День рождения Митч чуть было не потерял Ривера.       Они давно не виделись, и Митч мимолетно удивился, как брат еще, а отеле начал праздновать с легкими наркотиками, а потом догонялся еще какой-то дрянью уже в клубе, где и проходила шумная вечеринка.       Митч не был борцом за здоровый образ жизни, но предпочитал свежую голову, даже не пил много. Может, поэтому он единственный заметил, когда Риверу стало плохо. Свежий воздух тоже не помог: Ривер рухнул в обморок у клуба. Митч вызвал скорую и думал, что никогда в жизни не испытает большего страха.              Как потом оказалось, какие-то из таблеток оказались некачественными, стали взаимодействовать с другой наркотой, и прибудь врачи чуть попозже, Ривер бы не выжил.       Он был хмур в больнице и, кажется, с трудом выносил визиты причитающих родителей. Но от старшего брата по-прежнему ничего не скрывал.       — Не знаю, что на меня нашло, — вздохнул Ривер, — вообще-то не люблю всякую дрянь. Но тогда это показалось хорошей идеей. Ни о чем не думать, ничего не чувствовать.       Слова насторожили Митча. Ривер не хотел пояснять, говорил, что и так доставил много проблем, извинялся. Тогда Митч забрался к нему на больничную койку, бесцеремонно подвинув. Как когда-то в детстве, Ривер свернулся рядом с братом, уткнулся ему в грудь и тогда сказал:       — Первый фильм удался, я не играл, жил им! Но дальше так не выходит. Не получается настолько хорошо. А все от меня чего-то ждут…              Депрессия — так сказала женщина с дипломом психотерапевта, к который Ривер примерно ходил. Она же одобрила план Митча позвать брата с собой в тур, раз он не хотел пока играть в кино.       Ривер, не пропуская, пил выписанные таблетки, улыбался людям, смеялся и был душой компании. Только иногда замолкал, но мало кто это замечал. Наедине же с братом он позволял себе будто гаснуть, не притворяться.       Митч запомнил горькую, совсем не сияющую усмешку Ривера:       — Я играю даже с ними. Не знаю, как иначе. Но это поганая игра.       Митч много читал о депрессии и тогда, и семь лет после. Его удивляло, как в художественной литературе пытались построчно воспроизвести то, о чем писали заумные книги по психологии: будто бы человек не встает с постели и вот это всё.       Наверное, у кого-то так и было. Но Ривер был с группой на каждом концерте, сидел с ними до и после, много общался. Только Митч слишком хорошо его знал и видел, что внутри брата расширяющаяся бездна. Его непонимание, что и зачем делать дальше, нежелание двигаться вперед.       — Внутри меня слишком много боли, — говорил Ривер, пока нервно теребил ремешок от кожаного браслета. — Кажется, даже дышать больно. И с этим никто не может помочь, даже ты. Прости, Митч, я приношу тебе только проблемы.       Митч пытался помочь. Он боялся, что эта бездна захлестнет брата с головой.              И не поверил, когда это правда случилось.       Когда в дверь его номера громко застучали. Уже успевший уснуть Митч не сразу понял, что ему пытается втолковать испуганный Нэш, басист. Тот говорил о Ривере. О том, что тот мертв — выпрыгнул с десятого этажа, шагнул в окно своего номера.       Митч думал, это какой-то страшный сон. Ривер не бросил бы его. Он пытался себя в этом убедить, пока шел вместе с Нэшем.       Они успели до полиции, скорой и прочей суеты, которая осталась в воспоминаниях Митча смазанными цветными пятнами. Хотел бы он, чтобы тело брата, распластанное по асфальту, застывшее в неестественной позе и луже крови, тоже забылось.       Хотя, наверное, спокойствие на мертвом лице лучше не забывать. Так проще.              «Прости, Митч. Ты сделал всё, что было в твоих силах. Я тоже пытался, но больше не могу. Я всегда был слабее тебя».       Как ни странно, от предсмертных слов Ривера Митчу правда стало легче. Сеансы с психологом тоже помогли понять, что он ни в чем не виноват. И принять смерть брата.       Только вранье, что со временем становится легче. Боль притупляется, но никогда не исчезает насовсем. Может, и Ривер ощущал что-то подобное — но у него не было зала, с которым можно поделиться.              Митч сам берет гитару на этой песне. Тонкие аккорды, в которых скрыта улыбка Ривера, отблески света в его волосах. Того, каким он мог бы стать сейчас, если б не застыл на отметке вечных двадцати трех лет.       — Я зову тебя каждый день, когда чувствую себя беспомощным. Но теперь я один на дороге жизни.       Когда Митч берет микрофон обеими руками, отчетливо видны татуировки на его пальцах: «1710» и «2012».       Дата, когда умер Ривер.