Миры и Грани Шестигранника. История 25. "Дети вырастают"

Дом достроили только к середине второго осеннего месяца. Рядом с покосившейся избушкой вырос он — светлый, просторный, с большой кухней и четырьмя комнатками поменьше. Сигелл удивился тому, что и у него, самого маленького, комнатка будет только его, а у папы и братика Сави — одна на двоих. Пришлось Вэру рассказывать, отчего так. Аккуратно, подбирая понятные ребенку слова. Но Жизнь на то и Жизнь, чтоб такое понимать влет. Гелли только кивнул — и больше вопроса не поднимал. Сельчане удивлялись тому, что и взрослые мужчины, и юноша, и ребенок — все разные, словно на подбор, со всех концов материка собирались, — называют совсем молодого парня отцом. И относятся с искренним сыновним почтением. Но не спрашивали, кто их знает, может, он оборотень какой, из тех, кто долго-долго не стареет. Дракон, к примеру. Вэр эти сказки не пресекал, только усмехался весело. А кем его еще признавать, если в серебряных глазах зрачки то узкими щелочками, то почти круглые? А что не оборачивается — так мало ли причин? Про детей вскоре все же вызнали: приемные все. Зауважали. На парней сельские девки так и облизывались, так и стреляли глазами, но те словно не видели. Неспешно обзаводились хозяйством, разводили огород, купили на ярмарке корову и пару поросят. Сменяя друг друга, нанимались кто в артель, а кто и в обозную охрану, провожать караваны с лесом, досками да бумагой в сторону империи. Отпускал Вэр сыновей с тяжелым сердцем, но нужно было на что-то жить, платить подати, покупать нужное на ярмарках. Он и сам без дела не сидел — собирал травы, готовил целебные снадобья, учил Сигелла. Через десять лет после того, как странная семья поселилась в Оленьем Броде, вся округа знала: что-то сломал, обварил, обморозил, где-то внутри болит или ноет, колет — дорога тебе к дому Вэра-целителя. Дни летели, сливаясь в недели, в месяцы, в годы. Стражи слушали мир, чутко, словно часовые на границе, ловили колебания струн эфира: не прокрался ли снова Враг? Не готовит ли новой пакости? Вэр боялся, что Сигелл не успеет набраться сил и знаний до его прихода. Учил жестко, но юный Страж с радостью поглощал все, что давал ему Тень. И даже требовал еще, больше, полнее! Учились и остальные, совершенствовали навыки, шлифовали способность работать вместе, командой. Легче всех приходилось в обучении разве что Савиору, только знай, бегай по болотам да освобождай утопцев. Деньги в семью Смерть с болот и нес, где мертвяки клад разыщут, где без зазрения совести сам после упокоения кошель приберет. — Им теперь деньги ни к чему. А по всем селам с этим кошелем поищи-ка наследников, — посмеивался он. Время шло, текло неспешно в этой глуши. Вэр не сомневался: жизнь не стоит на месте. Вот исполнится Гелли пятьдесят, и его стоит отправить учиться в какой-нибудь столичный Храм или лекарский цех. Хоть Вэрилан и мотался туда сам, выискивая самые новые книги о медицине, о травах, изобретенных лекарствах и способах исцеления болезней, но всего охватить не мог. Вот отбросят Врага снова — и он в очередной раз тоже отправится учиться. Некромантии, военному делу, дипломатии, целительству, новым языкам, искусствам. Чтобы, когда придет час, учить новые воплощения Стражей не тысячелетним замшелым знаниям. Но думать об этом моменте не хотелось вовсе. Представить, как будет существовать без Савиора, Вэр и вовсе не мог. Что-то в нем изменилось, дрогнуло и сместилось в этот раз, позволив Смерти прорасти в самую суть, оплести любовью крепче, чем паук опутывает муху. Люди и оборотни этого мира привыкли жить не спеша. Куда торопиться, если малое совершеннолетие в двадцать пять, а полное — в пятьдесят, в сто сорок человек только-только перешагивает порог зрелости и начинает стареть, а иные доживают и до двухсот с хвостом. Про оборотней и вовсе можно промолчать — четыреста лет живут, а то и побольше иногда. Некуда торопиться. И все же лик мира менялся, исподволь, незаметно. Там лес выкорчуют, тут тракт проложат, здесь в горе выгрызут тоннель, чтоб не везти дорогие фрукты через перевалы по ненадежным горным дорогам. И время шло так же незаметно, словно кралось мимо дома, куда неизменно возвращались к приемному отцу четыре Стража мира. Он подыскивал материалы и металл для того, чтобы сотворить подарок Жизни: браслеты-накопители и усилители. Когда-то он заложил в них щит, но активировать его можно было, только скрестив браслеты, и так он потерял одного из сыновей. Вэр никогда не был идеален, он тоже ошибался, мучился от осознания ошибок, учился на них. К пятидесятилетию Сигелла подарок был готов. Полюбоваться им и поздравить любимого младшенького собралась вся семья. Селамир думал, что сгорит от смущения, хотя, казалось бы, давно разучился и смущаться, и краснеть. Но нет, горели уши, дрожали всегда уверенные руки, когда вручал свой подарок Сигеллу. Завернутая в голубой шелковый лоскут, небольшая медная коробочка с травлеными узорами оказалась неожиданно тяжелой. — Что там, Сель? — любопытно потряс пока еще неразвернутый подарок юноша. — Я подумал… тебе это когда-нибудь понадобится… — запинаясь, выговорил лучник. — Открой. — Открывай, сынок, — ободрил Гелли отец. — Всем ведь интересно, с какими дарами пришел к тебе Надежда, — и подмигнул Селамиру: не тушуйся, я все вижу. Он в самом деле видел, как безудержно влечет этих двоих друг к другу. Селамир не знал, но Вэр поставил младшенькому условие: никаких экспериментов в постели до полного совершеннолетия. Это Смерти можно и нужно было стабилизировать свою силу в постели. А вот Жизни было желательно сохранить чистоту как можно дольше. Сигелл повиновался беспрекословно, даже не позволил себе поцеловать того, кого, казалось, полюбил так же сильно, как старший братик Савиор — папу Вэра. И вот пришло время себя вознаградить. — Открывай, малыш. В коробке, разложенные по выстланным бархатом гнездам, лежали безупречно-острые ножи разных форм из сиявшего голубоватым светом совершенства металла. — Боги, Сель… Ты сам… сам их выковал? Селамир с толикой гордости кивнул: и ковал, и закаливал, и затачивал сам. Пришлось немало выучить прежде, чем сумел сделать хоть что-то приемлемое, но ведь сделал, сумел. — Сели, я так тебя люблю! — кинулся ему на шею юноша, и остальные Стражи вместе с Вэром неслышно отступили, ушли к весело полыхавшему на берегу речки костру, чтобы заняться жаркой мяса и прочими приготовлениями к веселому празднованию дня рождения младшенького. И не мешать ему целоваться с Надеждой. Время шло. — Малыш, что тебе подарить на первое столетие? — огорошил Вэр вопросом Савиора в одно прекрасное весеннее утро. — Сумку побольше, чтобы ремень был крепкий. Я тут такой клад нашел, сплошь драгоценности, карета с обрыва рухнула. — Откуда кареты в нашем медвежьем углу, да еще и с драгоценностями? — удивился Вэр, но услышать ответ не успел. По всем его чувствам, по всем теням мира словно плеснуло обжигающим, чужим и чуждым светом, заставляя тени корчиться и скручиваться, словно сжигаемая бумага. — Враг пришел! — голос Хозяина Теней набатом донесся до каждого Стража, и те поспешили коснуться первой же попавшейся под руку-ногу тени, чтобы отец сумел выдернуть их мгновенным переходом к себе. Они расположились вокруг Вэра, зорко оглядываясь и крепко держа оружие, каждый свое. Впереди, на острие атаки — Солнце. За его плечами — Смерть и Надежда. Жизнь — позади, готовый исцелить и напитать силами. И за ними всеми — Хозяин Теней, у которого против демиурга ничего нет, да и не его обязанность — сражаться. На удивление, Враг не торопился. Словно не ожидал увидеть Стражей живыми и полными сил. Вне телесного воплощения он выглядел для них столпом черного света, в котором сиял тонкий белый луч. Стражи выжидали. Пока Враг не примет воплощение, данное этим миром, он ничего не сумеет сделать. И они тоже. То, что Вэрилан с самого начала перенес их на каменистое плоскогорье вдали от любого людского поселения, было хорошо: Враг просто обожал устроить какой-нибудь катаклизм, последствия которого приходилось разгребать именно им. Сейчас пусть хоть огненный дождь устраивает, хоть потоп, если, конечно, найдет здесь воду. Вокруг были только камни, камни и камни. Наконец, Враг принял решение, воплощаясь в огромного роста мужчину со слегка чуждыми пропорциями тела и чертами лица. И эта чуждость как нельзя больше выдавала то, что Враг ненавидит творение своего собрата и жаждет его уничтожить. Вэр не помнил еще ни одного воплощения Врага, что было бы хотя бы обыденным, не говоря уж о красоте. Нет, по отдельности черты его лица не вызывали никаких особенных чувств, но вместе это смотрелось так, что возникало желание немедленно проблеваться и удалить с лица земли эту мерзость, чтоб больше никто не смог увидеть. Этим Стражи и собирались заняться. Вторым пунктом, разумеется. Вэр стоял, укутавшись в тени, и думал, что у Врага совсем нет фантазии: в одно из своих пришествий в этот мир он уже выбирал этот или схожий облик. Хозяин Теней учел ошибки и натаскал своих мальчиков на бой и с таким противником, который выше и сильнее. Однако не это заставляло Вэрилана хмуриться. Враг стоял слишком далеко и почему-то не собирался приближаться. А потом и вовсе заговорил: — Послушайте, молокососы! Если сдадите мне мир без боя, я пощажу ваши жалкие жизни! Солар ответил, красиво, образно, одной фразой на полторы минуты. — Мы не согласны, предлагаем вам удалиться и нас не тревожить, — «перевел» вежливый Савиор. — Тогда вы подохнете, как и все живое на этом шарике! — в руке Врага возникло странное сооружение, чем-то даже похожее на лук и арбалет вместе взятые. А между концами этого предмета ярко сверкнуло, словно там возникла живая молния. — Я не зря пробрался в этот мир недавно и тайно, мне удалось рассмотреть ваши силы и понять, чем и как их можно уничтожить! — демиург расхохотался. — Прощайте, жалкие букашки! Молния сорвалась с его оружия и хищно прянула вверх и вперед… разъединяясь на четыре части. Вэр прокусил губу: до сих пор Враг предпочитал ближний бой и от стрел Надежды просто отмахивался мечом, стремясь сократить дистанцию. У его мальчиков не было щитов. Идиот, старый идиот! Не продумал! Только что слепил глаза нестерпимо-белый свет летящих в них стрел, и вдруг окутала нежная, надежная, как родные объятия, тень. Закрыла щитом от смерти: ее отбрасывал Вэрилан, возникший на пути артефакта в одно мгновение. Савиор не успел даже сказать «Нет», даже подумать что-то — стрела-молния, соединившись снова в одно целое, вонзилась в грудь Тени, пробив его простую кожаную куртку и белую сорочку. Тень остался стоять, только содрогнулся от боли, да плеснуло кровью на камни перед ним. — Вэр! — Живите… — прозвучало хрипло, чуть слышно, в разуме каждого Стража. — Живите долго, дети… Первым опомнился старший, с рыком вскинул Луч, направляя острие на Врага. За ним следом бросил на тетиву стрелу Надежда, и Радуга запела, готовясь отправить ее в цель. Смерть покрепче ухватился за оплетенную белой кожей рукоять верной Змеи, словно пожатие теплых пальцев ощутил. И все трое бросились вперед, чтобы раз и навсегда изгнать Врага или же и вовсе уничтожить его. Только Сигелл остался за спинами, поймав на руки падающего отца и пытаясь удержать его просачивающуюся сквозь пальцы жизнь. Все было кончено очень быстро. Гораздо быстрее, чем Савиор ожидал. То ли Враг растерялся от неудачи, то ли они слишком преисполнились ярости, но вскоре от принявшего телесный облик ради уничтожения Стражей демиурга не осталось ничего, даже силы — ее разорвали и впитали в себя меч, стрелы и кнут. И тогда братья кинулись к младшему. — Сигелл? Как отец? Почему ты не вынул из него эту дря… — Не трогай!!! Если ты или кто-то из нас прикоснется к стреле, он будет уничтожен. Отец — не Страж, его сути артефакт не вредит, но он пробил его сердце. Я ничего не могу сделать. Он умирает. — Но ты ведь… ты ведь Жизнь, Сигелл! — прохрипел Савиор. — Ты должен что-то сделать! Он должен жить! Юноша, едва перешагнувший порог совершеннолетия, понимающе посмотрел на него, но покачал головой: — Я бессилен, брат. Но кое-что можешь сделать ты. — Я? Но я же Смерть… — Ты некромант. Окутай его тело чарами, что остановят время и все жизненные процессы. Однажды мы найдем способ уничтожить артефакт, и тогда я оживлю отца. — Но как мы без него? — немного растерянно спросил Солар. — Нам придется справиться самим. Он целую вечность присматривал за нами и учил, неужели мы не справимся? — Селамир крепко сжал в руке холодеющую ладонь Тени. — Хорошо. Отойдите все, — Савиор вскинул руки, нараспев повторяя и повторяя заклятье. Воздух сгустился вокруг тела Вэрилана, превращаясь в сковывающий его прозрачный льдистый хрусталь. И такая же броня облекала кровоточившее сердце Смерти. — Похороним его здесь, в горах, это единственное место, где время течет медленнее всего, — Селамир вытер глаза тыльной стороной руки. — И будем ждать. Когда скорбный обряд был закончен, братья собрались уходить, зная, что до дома им добираться далеко, не один день и неделю без Вэра, который мог перенести их одним движением. Савиор отказался двигаться с места, усевшись на камень у заложенной крупными глыбами пещеры, в которой теперь покоился кристалл хрусталя с Тенью внутри. — Я буду тебя ждать, — зашептал он. — Буду ждать всю вечность. Ты только вернись ко мне, через сто лет или через тысячу. Или через десять тысяч. Он хотел бы заплакать, как старшие и младший, но не мог — ледяной хрусталь сковал все его чувства, только болело где-то в горле и сухо горели глаза. — Я буду ждать, Вэр. Сигелл, вернувшись, мягко поднял его с камня и повел за собой, не позволяя оглядываться. Безмолвными сторожами могилы того, кто был еще не мертв, но уже и не жив, остались лишь возвышавшиеся вокруг горы.