***
— Почему такой мрачный, приятель? Брюс отрешенно рассматривал сжатые на коленях руки, но голос заставил его поднять взгляд и посмотреть на сидевшего напротив мужчину. Взгляд Джокера скользил по строчкам в газете, хотя понять действительно ли он так уж увлечен текущими новостями было невозможно. Джокер жаловался, что ему скучно, поэтому Брюс предложил первое, что попалось под руку, тем сумев на минут двадцать относительно занять того хоть чем-то. Комментарий по поводу новостей практически не было. Лишь изредка тишину пещеры прорывали бормотания вроде «тупо» или «скучно». Один раз проскользнула искра интереса в виде смешка над карикатурой на тринадцатой странице. На самом деле, карикатура оказалась настолько забавной, что клоуну захотелось сохранить её себе, так что он просто вырвал всю страницу. От резкого движения с его недавно вымытых волос на оставшиеся страницы упало пару капель воды. Брюс наблюдал, как пятна на бумаге темнеют и расползаются, смешиваясь с печатной краской, пока Джокер принялся тщательно сгибать лишние части на краях, прежде чем оторвать их. Брюс не мог отрицать того, что в течение нескольких дней ему стало интересно наблюдать за клоуном. Он хорошо знал о том, с каким рвением и преданностью Джокер берется за поставленные перед ним задачи, которые обычно относились к грандиозному плану по терроризированию города, но он вовсе не ожидал увидеть аналогичную сосредоточенность и внимание к более обычным действиям, таким, как расчесывания волос, или тогда, когда он разрывал хлеб на кусочки, или вот то же вырывание карикатуры из газеты. Брюс мог только надеяться, что такой подход к вещам будет использоваться и в будущем. Не получив ответа на свой вопрос — хотя его привычка выражать вслух все, что у него на уме, мешала понять, нужен ли ответ вообще, — Джокер поднял брови, когда их взгляды встретились. — Хм? Вздохнув, Брюс промолчал, а затем поднял руку и передвинул лежащую на столе флешку ближе к клоуну. Он надеялся, что это действие заявит Джокеру о серьезности того, что ему передали. Тот наклонил голову в сторону, рассматривая флешку, а потом, протянув руку, взял её. — Что это? — спросил он, покручивая устройство в пальцах. — Её дала мне Рут Адамс, — ответил Брюс. — Тут находятся записи твоих сеансов с Крейном. Джокер, поморщившись, неотрывно смотрел на флешку. — Не знал, что он записывал их, — клоун усмехнулся. — Хотя я и не удивлен. Вот уж мерзкий засранец! — Не он их снимал, — объяснил Брюс. — Это делала Адамс. Глаза Джокера чуть расширились, и в них вспыхнула интрига. Он глянул на Брюса. — Неужели? — Да, а еще именно она помогла тебе сбежать. — Чертовка! — усмехнулся Джокер и, упершись локтями в стол, наклонился вперед. — Я же говорил тебе, что я ей нравился. Надо будет ей как-то принести благодарственную открытку. Брюс собирался сказать клоуну не беспокоиться об этом, но сдержал язык. Джокеру не нужно было знать, что психиатр сейчас просто в ужасе от перспективы встречи с бывшим пациентом. Это только подстегнуло бы того. Но смех, а потом и улыбка Джокера медленно сошли на нет, когда клоун снова посмотрел на флешку. Затем он спросил уже более спокойным голосом и с удивительно серьезным выражением лица: — Надеюсь, ты достаточно развлекся при просмотре? Брюс попытался поймать взгляд клоуна, но ему это не удалось. — Я еще не видел файлов. — Ага, — в голосе Джокера проскользнуло удивление, но Брюс мог сказать, что тот пытался его подавить. — Подумал, ты был бы в первых рядах на премьеру «Аркхэмовских домашних видео». Брюс сделал еще один глубокий вдох. — Я собирался, — признался он и сделал паузу, готовясь сказать то, к чему готовился всю ночь. Джокер снова склонил голову в сторону и приподнял бровь. — Но…? — Подумал, сперва получить твое разрешение, — закончил Брюс и стал ждать реакции Джокера, надеясь, что этим он ничего не испортил. Глаза Джокера сузились, он снова наклонился вперед, окидывая Брюса оценочным взглядом, тот в свою очередь быстро почувствовал дискомфорт от такого пристального внимания. Что, вероятно, было намеренным. — А что, если я сказал бы «нет»? — осторожно поинтересовался Джокер. Брюс рассматривал возможность такого поворота событий и то, как в этом случае поступил бы он, но самое интересное было то, что он так и не понял, смирился ли бы он с таким ответом. По крайней мере, выбрав этот путь, он предоставил Джокеру право на выбор. Чуть поерзав на стуле, Брюс ответил: — Тогда… я бы не стал их смотреть. Джокер, все еще держа флешку, сложил руки на груди. — Но что, если я сказал бы тебе уничтожить её? Что я не хотел бы, чтобы кто-нибудь это видел? Брюс тут же принял вызов, его взгляд вперился в выглядывающую из руки Джокера флешку. Клоун чуть пошевелил её, словно дразнясь, и Брюс почувствовал, как у него в животе начинает пузыриться паника. Он начал задаваться вопросом о том, не зря ли он отдал флешку Джокеру. Тот с легкостью мог взять дело в свои руки. И хотя Брюс знал, что сумасшедший не был идиотом, в глубине души он ощущал тлеющий интерес, который заставлял подумать о возможности того, что под этим напускным вызовом кроется подлинное желание сохранить то, что происходило во время сеансов. Ритм сердца ускорился. Брюс изо всех пытался не дать своему воображению, как это случилось прошлой ночью, развить тему возможностей того, что он может увидеть на этих записях. — Я бы сказал, — начал он, надеясь, что Джокер, если он действительно был настроен уничтожить файлы, будет открыт для переговоров. Брюсу и самому в течение прошлой ночи моментами до скрипа зубов хотелось бросить это проклятую флешку в стену, но ему хватило здравого смысла не поддаваться порывам, — что избавиться от материалов плохая идея, так как они могут быть убедительным доказательством. Уликами. Джокер не ответил. Их взгляды сомкнулись, и Брюс понял, что выхода у него нет. — Но… — неохотно продолжил он. Брюс ненавидел эту идею, просто не переносил её на дух, потому что она делала их зависимыми от извлеченной из аркхэмовских компьютеров информации. Но он также знал, какую бы реакцию получил, если бы удосужился спросить у клоуна разрешения лишь за тем, чтобы в случае невыгодного для себя ответа, пренебречь его пожеланиями. Не было смысла пытаться изменить их отношения друг к дружке, если он не будет уважать мнение Джокера. — Если ты действительно захочешь, чтобы никто не видел записей, тогда… мне придется избавиться от них. На какое-то время между ними воцарилась тишина, взгляд Джокера, если такое вообще возможно, стал еще тяжелее, напряженнее, заставляя Брюса чувствовать себя словно на чашке Петри под внимательным объективом микроскопа. Затем на его бледном лице расплылась широченная улыбка, но сказать хороший ли это знак или плохой было трудно. — Ну ничего себе, — протянул он, откидываясь назад, его улыбка стала еще шире. — Только посмотри на себя, так стараешься. Это убивает тебя, Бэтс, но ты действительно стараешься. Я почти горжусь тобой! По венам Брюса потихоньку разливалось облегчение. — Почти? — Ну, мы же не хотим, чтобы у тебя распухла головка, верно? — задумчиво подмигнул Джокер. — По крайней мере, не в этом плане. Джокер разразился смехом. Брюсу потребовалось пару секунд понять смысл его слов, но когда до него дошла двусмысленность сказанного, он опустил голову и сжал пальцами переносицу. Господи, как же сложно с этим человеком! Хотя несмотря на все это, Брюсу, чувствовавшему, как тоненький ручеек облегчения, перетекает в настоящий поток, пришлось приложить все внутренние усилия, чтобы не улыбнуться в ответ. Ему это практически удалось. Когда Джокер в конце концов успокоился, Брюс рискнул глянуть на него и увидел, что от клоуна все-таки не укрылась его маленькая полуулыбка. Однако тот никак не отреагировал на неё. — Итак, — сказал Брюс, пытаясь перевести разговор в нужное русло. — Каков будет твой ответ? Джокер пожал плечами и развернул руки, хотя флешку пока так и не вернул. — Можешь смотреть, можешь не смотреть. Можешь спроектировать содержимое хоть на Уэйн-Тауэр для всего города. Мне все равно. Брюс кивнул и на короткий миг подумал, что последнее предложение может быть не такой уж и плохой идеей. Тогда Аркхэму было бы тяжеловато откреститься от последствий. Или, быть может, Брюс просто переутомился. — Хотя предупреждаю, — продолжил клоун. — Если ты собрался провести публичные шоу-просмотр, я бы поставил ему твердый рейтинг 16+, — его голос понизился, — из-за содержания кадров сексуального контента. Сердце с треском ухнуло вниз, по позвоночнику пополз холод. Брюс, широко раскрыв глаза, вперил взгляд в Джокера. — Что? Тот наклонил голову и поднял брови, но так ничего и не сказал. — Они не… — Брюс не мог заставить себя сказать это слово. Эксперименты с токсином страха была вещью одной — и достаточно жуткой, — но это? Что-то глубоко внутри него болезненно заныло. Джокер снова засмеялся. — Да расслабься, я шучу! Не нужно покупать мне куклу и заставлять показывать, где меня не так щупали. Ужас быстро сменился сердитым недоверием. Брюс скептически глянул на клоуна. Какого черта? С грубыми намеками он справиться мог, но с шутками про изнасилование — нет? — Это не смешно, — заявил он, четко проговаривая каждое слово. — Позволю себе не согласиться, — возразил Джокер, а затем расставил руки в стороны и сделал неопределенный жест, словно невесомо огладил пространство вокруг них. — Поскольку здесь только один клоун, полагаю, что мое умение шутить превосходит твое. Он бросил флешку Брюсу, и тот еле успел её поймать. — Хорошего просмотра, дорогой. Решив, что лучше всего выйти, пока тот не передумал, Брюс сжал флешку в ладони и ушел.***
Посреди маленькой белой комнаты стоял Джонатан Крейн. Его волосы были аккуратно зачесанными назад, на кончике носа покоились очки, а поверх простого, но элегантного костюма был накинут обычный белый медицинский халат. Во всех отношениях он выглядел так же, как и любой другой сотрудник в Аркхэме, и никто бы даже и не заподозрил неладное. Перед ним, в углу комнаты у двери, стоял высокий коренастый мужчина в белых брюках и майке, свисающую с пояса дубинку частично прикрывала большая связка ключей. Лицо этого кадра было столь же выразительным, как камень, но то, что этот человек — головорез даже дураку было ясно. Смерти не проходят бесследно, они отпечатываются линиями морщин на лице, застывают холодным блеском в глазах, и Брюс сразу же почувствовал неприязнь к этому мужчине. Рядом с Крейном стоял деревянный стул. В подлокотники и передние ножки были вбиты металлические оковы, не оставляя сомнений в том, для чего использовалось это сооружение, вдоль задней стены тянулся стол, где аккуратно располагалось множество флаконов, пузырьков и игл разных размеров. Иглы. Брюсу не удалось подавить холодную дрожь при виде их, он вспомнил реакцию Джокера на шприц почти пять дней назад, когда он приволок того еле живого в пещеру. Неужели корни такого поведения брали свое начало отсюда? А казалось, будто это давний страх. Звук щелкнувшего замка вернул внимание Брюса к видео. Дверь начала открываться, и охранник сделал несколько шагов вперед, готовясь к предполагаемому посетителю. Крейн остался на своем месте, хотя в его позе мелькнула еле уловимое неуклюжее изменение. В комнату ленивым шагом вошел Джокер, на нем был стандартный для пациентов Аркхэма белоснежный комбинезон, который лишь подчеркивал бледность его кожи. Он медленно оглядел помещение и встретившись взглядом с охранником, расплылся в улыбке. — Вернулся получить еще, а, большой мальчик? — пропел Джокер, выражение его лица мгновенно обрело похотливый вид. Естественно, он решил пофлиртовать с самым крепким и самым опасным человеком в здании. — На этот раз будь со мной нежным. Я до сих пор не отошел от нашего последнего свидания. Лицо охранника так и осталось бесстрастным, когда ему, хихикая, подмигнули, а потом Джокер повернулся к Крейну. Флирт прекратился мгновенно, зеленые глаза остыли, а на лице исчезли последние следы эмоций. — Здравствуй, Джокер, — подал голос Крейн своим характерным монотонным и слегка самодовольным тоном. Джокер не ответил. Вместо этого он повернулся к двери и постучал. — Да? — раздался грубый голос из распахнувшегося отверстия, через которое обычно подавали тарелки с безвкусной едой. — Тут, похоже, в комнату занесло сквозняком перекати-поле, — сказал Джокер, его голос соответствовал его выражению. — Будьте любезны, выметите его отсюда. Отверстие закрылось. Джокер пожал плечами и, прислонившись к двери, обратился к стоящему в несколько шагов справа от него охраннику-головорезу. — Пересмотри на днях поведение персонала, а то что-то совсем распоясались. — Садись, — приказал Крейн, указывая на стул, явно раздраженный тем, что его игнорируют. От командного тона Джокер напрягся, его плечи сгорбились. Брюс увидел, как прижатые к двери пальцы левой руки медленно скрутились в кулак, как и пальцы на правой. Хотя лицо Джокера не было видно, было ясно, что в его сознании бушевала борьба, и, узнав её признаки, Брюс затаил дыхание. Очевидно, это был далеко не первый подобный сеанс с Крейном, и Джокеру было по силам, да и по нраву выделываться и капризничать. Но ничего из этого тот не сделал. Он вел себя хорошо. Брюс крепче сжал ноутбук. Молниеносно сменив поведение, Джокер сунул руки в карманы и развернулся, чтобы глянуть на Крейна и следующие слова сказать ему в лицо. — Благодарю за предложение, но я лучше постою. Тот щелкнул пальцами, и охранник хищно двинулся к Джокеру. Клоун лишь широко расставил руки в сторону и скривил губы, когда тот грубо схватил его за руку и шиворот и, швырнув к стулу, заставил сесть. — Что, даже и не поцелуешь? — наигранно надулся Джокер, когда охранник начал скреплять оковы. — Знаешь, чем больше ты строишь из себя недотрогу, тем сильнее мне хочется большего. В помещении раздался невеселый смех, пока охранник проверял хорошо ли держатся оковы, а затем, покончив с этим, он выпрямился и посмотрел на Крейна, тот жестом указал отойти к стене. Брюс не был уверен, заметил ли тот настороженный взгляд этого громилы или решил просто его проигнорировать. Джокер послал охраннику громкий воздушный поцелуй, когда Крейн подошел к столу и взял колбочку и иглу, лежащую к нему ближе всего. — Итак, что у нас на сегодня? — поинтересовался Джокер, максимально поворачивая голову, чтобы посмотреть на мужчину позади. — Что, опять глотать твое отстойное снадобье? Надеюсь, ты хотя бы потрудился улучшить запах. Последний материал вонял хуже, чем задница после испорченной паэльи. — На самом деле, — ответил Крейн, прерывая смешок, и в первый раз в его голосе появилось хоть немного жизни, — я работал над кое-чем особенным. — Да неужели? — сказал Джокер, и Брюс заметил вспышку заинтересованности в том, как тот чуть наклонил голову. — И у меня есть основания полагать, что результаты будут намного эффективнее, чем в прошлый раз. Джокер фыркнул. — Ну, для этого не нужно иметь семь пядей во лбу! Набрав полный шприц какой-то жидкости, Крейн встал перед Джокером, и тоном, каким бы мать просила своего ребенка поесть каши, сказал: — Теперь мне нужно, чтобы ты не дергал рукой, иначе будет больно. Взгляд Джокера потемнел. — О, но мама, мне нравится боль. Крейн проигнорировал комментарий и жестом подозвал охранника подойти. Дородный мужчина схватил Джокера за запястье, чуть ниже локтя, и сжал, чтобы тот не смог и шелохнуть рукой, пока Крейн приготовился вводить иглу. — Укол от уколотого! — пошутил Джокер и, поймав взгляд охранника, неприлично медленно провел языком по верхней губе, пока ему вводили в вену жидкость. Держа шприц в руке, Крейн отступил на несколько шагов назад и наблюдал за тем, как охранник сделал то же самое. Даже издалека Брюс мог видеть навязчивый блеск в глазах бывшего врача, а затем его внимание снова вернулось к Джокеру, который начал хихикать. — Ладно, — растягивая гласные потянул тот, сжимая пальцы. — Пока, так… скучно! Крейн не ответил, он просто продолжал смотреть. Джокер невпечатлено фыркнул и принялся ерзать руками и ногами, насколько позволяли ограничения. Следующие пару минут не происходило ничего, и Брюс подумал уже, что это первое видео будет вводным и щадящим в череде больных экспериментов Крейна. К сожалению, шанс на это бесследно исчез, как только Джокер впервые нахмурился. Излом бровей через мгновение разгладился, выражение лица обрело больше смущенный вид, но этого было достаточно, чтобы заинтересовать Крейна. Из Джокера вылетел короткий смешок, прежде чем тот снова нахмурился, и на этот раз его суетливые нервные движения были плодом не скуки и его обычной вредности, а дискомфорта. Какое-то время клоун продолжал дергаться, хихикать, ерзать, а потом еще и принялся качать головой. — Должен… отдать тебе должное, Пугало, — выдавил Джокер, его голос заскрипел, а кулаки сжались до белизны. — Укол так укол! Мне нужно… взять у тебя рецепт. — Мы еще не закончили, — ответил Крейн, возвратившись к столу и принявшись заправлять еще один шприц. Когда Джокеру впрыснули еще один раствор, Брюс увидел, как руки клоуна снова сжались в кулаки, и лишь боль в пальцах заставила его вдруг осознать, что и сам он вот уже какое-то время так же крепко сжимал свои руки. Как и прежде, Крейн сделал пару шагов назад, наблюдая за результатом издали. Тело Джокера все еще находилось под эффектом от первого раза, поэтому потребовалось всего несколько секунд, чтобы токсин снова начал работать, и по мере нарастания дискомфорта, усиливался и смех клоуна. — О-о, да, — пробормотал Джокер. — Определенно чувствуется… улучшение! — он продолжал хихикать, его пальцы сжимались и разжимались, пока токсин травил тело. — Хотя мне… мне любопытно, — продолжал он, и Брюсу пришлось даже восхититься тем, что даже нечто подобное не могло заткнуть его. — Те… раньше… не работали. Что ж, перед такой возможностью Крейн устоять не мог. — Помнишь кровь, которую я брал у пациентов на прошлой неделе? — спросил он, подходя ближе, чтобы еще лучше рассмотреть свою жертву. Брюс мог бы побеспокоиться за его безопасность, от того, что тот так близко подошел к клоуну, даже если часть его не верила, что Крейн заслужил то, что получил. Принявшись вертеть головой из стороны в сторону, Джокер не ответил. — Что ж, — продолжал Крейн. — Все образцы были отправлены в лабораторию, чтобы проверить… Это привлекло внимание Брюса. Лаборатория? Запись была сделана около восьми месяцев назад, когда Крейн был якобы не более чем обычным заключенным. Его официальное освобождение состоялось лишь на прошлой неделе, поэтому что, черт возьми, он делал в лаборатории? И в какой именно? Насколько было известно Брюсу, в Аркхэме лабораторий не было, это подтверждала и поддельная схема здания, и начертанная Джокером. Так где? И почему те, кто выпускал его, позволяли ему проверять кровь пациентов? Хоть убей, Брюс не мог понять мотив проворачивать подобное, и от этого ему даже больше, если это вообще возможно, хотелось добраться до Крейна. — … но твою мне разрешили оставить себе, — продолжал Крейн монотонным голосом, чем-то похожим на неприятное гудение флуоресцентных ламп. — Мне всегда было интересно, что дает тебе такой иммунитет переваривать то, отчего другие тонут в лужах собственной слюны. Яды Айви на тебя не действуют, как и мои, — его губы сложились в жестокую гримасу, он какой-то время рассматривал Джокера. — По крайней мере, раньше. — Ч-что я могу сказать, — возразил Джокер, он был бледнее обычного, на лбу выступили крупные капли пота. — Я… особенный. На последнем слове Джокер зарычал, и это так напоминало состояние, в котором он находился, когда попал в бэтпещеру, что Брюс неловко поерзал на своем месте. У Джокера тогда рядом был кто-то (он, Брюс), кто мог поддержать его. Здесь же, на записях, он был один на один с монстром. — Только когда я посмотрел на твой образец, я понял, почему ничто не срабатывало с тобой. Твоя ДНК действительно отличается от всех, что я когда-либо видел. На самом деле, я даже не совсем уверен, что ты вообще можешь сойти за человека. Не знаю, что та химическая ванна с тобой сделала, но она изменила не только твою внешность. Новой новостью для Брюса это не было. На протяжении многих лет у него было много возможностей изучать биологию клоуна, хотя все же, как именно произошли изменения, все еще оставалось загадкой. По всем правилам Джокер, упав в чан с кислотой, должен был умереть, но он выжил, оставшись здоровым — по крайней мере, физически. Ментально… ну, это была совершенно другая история. — Над своим «Газом Страха» я работаю уже много лет. Чтобы сделать его максимально эффективным, я прошел через множество проб и ошибок, — голос Крейна приобрел причудливый тон. — То, как он влияет на организм… — он посмотрел на Джокера. — Полагаю, даже ты должен признать, что он впечатляет. Джокер, продолжая упираться действию токсина, выдавил из себя сомневающийся в этом смешок. Крейн вернулся к столу, но вместо того, чтобы наполнить еще один шприц, он вернул старый в отведенное ему место и взял небольшой баллончик, похожий на тот, который использовали для граффити. — Но, конечно же, всегда оставалась лишь одна проблема. Он по-прежнему не действует на тебя. Тебя — Джокера, человека, которому даже не нужно находиться в той же комнате, как кому-то, чтобы напугать всех присутствующих в ней людей. Крейн снова встал перед Джокером, сжимая баллончик в правой руке и поглаживая пальцем спусковую кнопку. — Если бы я только мог понять, что страшит тебя, что заставляет подрываться ночью в холодном поту. Если бы я только мог дотянуться до твоего съехавшего с ума разума и вырвать из него кошмары. Что бы это было, что бы я нашел там? Джокер сумел выпустить веселый, булькающий звук, схожий на смех. — Не д-думаю, что даже тебе… хочется в мою голову. — О, но еще как хочется, — ответил Крейн, — мой токсин может заставить самых здравомыслящих, сильных людей хныкать как младенцы. Я мог бы поставить на колени целый город всего за пару часов. Его взгляд встретился со взглядом Джокера. — Но что хорошего в том, что по городу по-прежнему будет слоняться один человек, на которого мой яд не подействует? Я горжусь своим творением, но если еще остался тот, кто способен сопротивляться ему, оно не идеально. Если мне удасться сделать токсин настолько мощным, чтобы напугать даже Джокера, тогда меня уже никто не сможет остановить. Я буду непобедимым. В комнате воцарилась тишина, Джокер и Крейн сверлили друг друга взглядами. Клоун делал все возможное, чтобы контролировать свое тело, и, похоже, ему это удавалось. Дрожь ослабла, и Джокер уже не так сильно дергался, а это означало, что и вторая доза начала выветриваться. Брюсу уже не терпелось посмотреть, что будет от третьей. Затем Джокер начал хихикать. Сперва тихо, низко, угрожающе, но с каждой секундой смех креп, набирал обороты, интенсивность, звук, пока не стал раскатистым, заполнил пространство, как выпущенная из гребли вода, он хлынул тугими волнами, отскакивая от облезлых стен. Через несколько минут клоун уже задыхался им, его голова откинулась назад, а на лице Крейна появилось не предвещающее ничего хорошего выражение. — Т-ты… — Джокер умолк, его слова прерывались смехом и случайными подергиваниями. — Думаешь… что такое ничтожество, как ты, может напугать меня? Я ем страх на завтрак, Сонни Джим… и, прямо сейчас, единственное, что… в этой комнате пугает меня… твой ужасающий галстук! — Джокер на мгновение остановился, чтобы перевести дыхание. — Но так как я пережил и его присутствие… я бы сказал… даже этот страх побежден! Крейн напрягся, явно раздраженный оскорблениями Джокера, но спорить не стал. Вместо этого он снова приблизился к нему и поднял баллончик. Губы Джокера насмешливо скривились. — Что, накачать меня не вышло, решил теперь испробовать это? — О, инъекции были предназначены только для подготовки, — объяснил Крейн, пропуская в голос свое обычное самодовольство. — Сделать твой разум более… податливым, если можно так сказать. Веселье — полагаю, так ты бы назвал это — на самом деле начнется только сейчас, — он встряхнул баллончик. Джокер собирался откинуть голову назад, и Брюс был уверен, что тот был близок к тому, чтобы закатить глаза, но большие руки легли по обе стороны его головы. — Ох, не знал, что в твои обязанности входит массаж головы. А можно мне потом еще и массаж… всего тела? Крейн сделал шаг вперед, пока Джокер все еще подхихикивал над своей шуткой, их колени практически соприкасались. Он протянул руку и зажал большим и указательным пальцем нос Джокера, как родители, пытающиеся накормить упирающегося ребенка. Джокер попытался вывернуться из хватки, но руки охранника сжались, удерживая его голову на месте. Брюс почувствовал жалость в груди. Это было не просто жестоко, это было унизительно, и Брюс знал, что если и есть что-то, чего клоун не выносил, так это когда его заставляли выглядеть дураком. Конечно, если ситуация того требовала, он мог играть полного глупца, но это был его добровольный выбор. Здесь же этого выбора он был лишен, и хотя по выражению лица Крейна мало можно было что-либо понять, Брюс мог сказать, что тот наслаждался происходящим. Конечно, Джокер знал, почему Крейн сжимает ему нос. Он хотел заставить клоуна вдыхать токсин ртом, но Джокер не собирался подчиняться. Он решительно сомкнул губы и отказался разомкнуть их, даже когда его щеки побагровели, а колени подергивались судорогой. Спустя почти две минуты стало ясно, что Джокер предпочтет задохнуться, чем сделать, как ему сказали, поэтому Крейн выпустил его нос и отошел. Он встретился взглядом с охранником и впервые с того момента, как началось видео, заговорил с ним. — Сделай это. Охранник обошел стул и оказавшись прямо напротив Джокера, не церемонясь, двинул кулаком в живот клоуна. Джокер, хрипя, согнулся, насколько ему позволяли ограничения, и, прежде чем тот смог оправиться, головорез запустил в его волосы пальцы и резко рванул голову вверх. Джокер рефлекторно глотнул воздух, и тогда Крейн нажал на спусковую кнопку. Клоуна заволокло облаком белого дыма, и он принялся сплевывать и кашлять, когда тот проник в его легкие. На мгновение показалось, что Джокер сможет снова задержать дыхание, но охранник, все еще держащий его за волосы, схватил за подбородок и вжался пальцами во впадины щек, заставляя рот оставаться открытым. Крейн просунул между зубов сопло баллончика и снова нажал на курок. — Вдыхай, — потребовал он, его голос все еще был спокойным и монотонным. Когда баллончик был убран, охранник, отпустив подбородок Джокера, зажал ему рот, и клоун издал глухой крик, наполовину просеченный яростью, наполовину — ужасом. Его глаза широко распахнулись, он попытался качнуть головой, но хватка охранника лишала любой возможности шелохнуться. Джокер снова закричал, рука почти заглушила его вопль, и он начал яростно моргать, словно надеясь, что это избавит его от появившихся перед глазами ужасов. Но Крейн не позволил ему даже этого. Он присел на корточки перед своим испытуемым и пальцами открыл зеленые глаза. Джокер вжался в спинку стула, пытаясь избежать контакта, но охранник даром свой хлеб не ел — держал он крепко, не оставляя выбора, кроме как подчиниться. — Нет, нет, держи глаза открытыми, — велел Крейн, его тихий голос клокотал еле сдерживаемой радостью. — Я хочу видеть в них ужас! Джокер продолжал пытаться вывернуться, но, когда стало ясно, что это ему не удастся, принялся ерзать, дергая руки и ноги в оковах. Его дыхание потяжелело, стало отрывистым, мышцы на руках и шее напряглись. — Чувствуешь? — спросил Крейн. — Это страх. Чтобы исчерпать себя, токсину потребовалось около часа, и Брюс со смесью гнева, ужаса и отвращения наблюдал каждую секунду его проявления. К тому времени, как яд выветрился, Джокер был настолько измученным, что повалился вперед, буквально вися на оковах и тяжело дыша. Крейн снова присел перед Джокером, и его голос принял более мягкий, снисходительный тон. — Теперь тебя отведут в твою комнату, — сказал он. — И я хочу, чтобы ты к нашему следующему сеансу хорошенько отдохнул. Несмотря на свой измученный вид, Джокеру хватило сил бросить на бывшего доктора смертоносный взгляд. И это было только начало. Рут не солгала, когда говорила, что все стало лишь хуже. Сначала сеансы проводились два раза в неделю, пока Крейн тестировал на Джокере свои самые базовые токсины, наблюдая и записывая в журнал реакции клоуна и игнорируя все колкости и оскорбления в свою сторону. Но по мере того, как сила и крепость яда росла, Джокеру требовалось все больше времени для восстановления, и сеансы потеряли свою частоту. Они сократились с двух раз в неделю до одного, а порой между ними ставили почти две недели. Те сеансы были особенно плохими, и они ошпаривали нутро Брюса кипучей яростью. По прошествии времени, как в записях, так и в реальной жизни, физическое ухудшение Джокера стало очевидным. Он исхудал, скулы заострились, волосы отрасли, из них практически смылась зеленая краска, отчего они снова приобрели свой обычный цвет — белый, выцветший. И, хотя глаза оставались неестественно яркими, как и всегда, тени вокруг них приобретали все более темный оттенок. Сперва Джокер покидал комнату сеансов на своих двух, но вскоре его приходилось выносить, так как тот едва находился в сознании. Это стало обычным делом. Его бодрый настрой тоже пострадал. После нескольких месяцев подобных противозаконных экспериментов у него не хватало энергии поддерживать свой рутинный флирт и домогательства охранника, он уже больше не вваливался в комнату, насвистывая мелодию. Однако это не означало, что его дух был полностью сломлен. Независимо от того, насколько жестоко с ним обращались, как бы ни пытался Крейн свести его еще больше с ума, Джокер никогда по-настоящему не сдавался. Брюс видел это ясно, как день, по голосу клоуна, по линии его плеч и пылающему огню в глазах. Даже когда тело Джокера ослабло от токсина, этот упрямый ублюдок не прекращал бороться и упираться яду, прямо как тогда, когда Брюс впервые привел Джокера в свою пещеру, и Брюс не мог не восхититься такому упорству. Многие, многие люди бы уже давно сломались, и это не было бы зазорно, но только не Джокер. Это был единственный проблеск света, единственный плюс, который Брюс смог найти во всей этой ситуации. Но даже у человека, как Джокер, были пределы. На записи, сделанной ближе к концу последнего месяца, Брюс увидел момент, когда борьба начала ослабевать. На ней Джокер вошел в комнату, он был почти тенью самого себя, и Брюс увидел, насколько он утомился от всего этого. Ни в жестах его рук, ни в движениях тела уже не было той его обычной дерзости. Он просто выглядел уставшим. Встревоженный таким непривычным Джокером, Брюс вгляделся в его лицо, отчаянно пытаясь увидеть, найти ту искру там, чтобы понять, что Крейну не удалось потушить огонь упрямства клоуна. Зеленые глаза бросили короткий взгляд на охранника, затем на Крейна и, наконец, остановились на стуле. — Давайте не сегодня, джентльмены, — сказал Джокер, почти выплюнув последнее слово. — Я не в настроении. Охранник, как всегда, вышел вперед и потянулся за Джокером, но это был один из тех дней, когда клоун отказался сотрудничать. Он рванулся, зарычал и зашипел, когда охранник попытался толкнуть его на стул, вертя костлявыми руками, брыкаясь и царапаясь. Когда стало ясно, что для того, чтобы усмирить того понадобится, как минимум, еще один человек, Крейн вызвал охранников, стоявших за дверью комнаты, и внутрь ввалились еще двое мужчин, каждый из которых пытался схватить Джокера хоть за что-то. Но даже им троим пришлось знатно попотеть. Джокер двигался, как одержимый, и Брюс задавался вопросом, где он нашел в себе такую силу. Когда охранникам не удалось зафиксировать Джокера, они прибегли к насилию, и после нескольких ударов в живот и трех в лицо, тот, наконец, упал на пол и замер. Из носа и рта лилась густая кровь, окрашивая белоснежный комбинезон, Джокер смотрел, как двое охранников прицепляли его к стулу, и в его глазах горела чистая ненависть. Когда Крейн уверился, что клоун не причинит ему вреда, он подошел к нему и быстро оглянул, оценивая нанесенный ущерб, уголок его рта дернулся вверх. — Побереги свою энергию, она тебе еще пригодится, — сказал он. — На сегодня у меня есть кое-что особенное. В ответ Джокер сплюнул сгусток крови в сторону бывшего врача, Крейн посмотрел на то место, где штанину окрасил багровый цвет и, с отвращением нахмурившись, поднял взгляд на Джокера. — Ну что ж, продолжим. А затем, подойдя к столу, взял три предмета: пару шумоподавляющих наушников, черный мешок и кляп. Все тело Брюса похолодело. — Сейчас мы очень близки к совершенствованию токсина, — сказал Крейн, поднося предметы охраннику. — Поэтому я решил попробовать нечто новое. — У меня есть встречное предложение, — объявил Джокер, ненависть в его глазах просочилась в голос. — Как насчет просто убить меня? — Это вряд ли поспособствует моим экспериментам, — ответил Крейн. — А тебе бы следовало подумать об этом, — продолжал Джокер. — Пока у тебя есть шанс. Потому что, когда я выйду отсюда, я найду тебя и причиню такую боль, что к тому времени, как я закончу, тебе даже не потребуется принимать свой токсин, чтобы вызвать кошмары, потому что ты сам будешь жить в них. А затем впервые за несколько недель Джокер улыбнулся. Вот она, искра, стержень клоуна, он все еще был цел, хоть и изрядно побит, и Брюс с облегчением выдохнул, только осознав, что все это время не дышал. Крейн замер и задержал на Джокере взгляд, обдумывая угрозу, а затем приказал охраннику заткнуть ему рот. Джокер попытался укусить того за руку, но был вознагражден тяжелым ударом по лицу, и мгновенной дезориентации было достаточно, чтобы всунуть ему в рот кляп и закрепить его на месте. — Полагаю, ты слышал о сенсорной депривации? — спросил Крейн, передавая мешок охраннику. — С годами я обнаружил, что внешние стимулы часто обогащают опыт, который оказывает мой токсин. Однако, чтобы действительно проверить его эффективность, я хотел бы полностью лишить органы чувств внешнего воздействия и посмотреть, что он реально может сделать с человеческим разумом. Сквозь кляп Джокер зарычал, когда ему на голову натянули черный мешок. — Это очень деликатная вещь, и спешить с ней я не хочу. Можешь себе представить, какая эта нагрузка на мозг, она настолько сильная, что способна нанести непоправимый урон, а уму, подобному твоему, этот риск увеличивается в геометрической прогрессии. Но думаю, ты готов. Последним, завершающим штрихом были наушники. Крейн быстро оглядел их, чтобы убедиться, что те сидят правильно, а затем, зайдя за спину Джокеру, и, встав у его левого уха, громко хлопнул в ладоши, звук звонко отскочил от стен комнаты. Джокер не дрогнул. Теперь, вооружившись шприцем, Крейн стоял перед своей жертвой, а охранник держал руку Джокера. — Выключи свет, — закончив вводить токсин, приказал он, прежде чем сделать несколько шагов назад, посмотреть на результаты последнего эксперимента. Комната погрузилась в густой полумрак, и Брюс был вынужден изменить яркость экрана, чтобы видеть, что происходит. Сердце гулко толкалось в груди, и ему потребовалась вся его сила воли, чтобы заставить себя смотреть дальше. Он не мог отступить, не сейчас. Ему нужно было знать, что случилось, что он допустил. В течение месяцев Крейн улучшал свой токсин, и теперь его эффект был мгновенным. Руки и ноги Джокера начали подергиваться, движения сперва были единичными, но вскоре частота наросла, голова стала двигаться, вертясь то из стороны в сторону, то вверх и вниз, и дико дрожала. Его кулаки прижались к подлокотникам, а затем пальцы с силой сжали их, и тело Джокера начало качаться, не в силах удерживать воображаемых монстров лишь в голове. Из заткнутого рта вырывались задыхающиеся, приглушенные крики и яростные вопли. Насколько Брюс знал, для сенсорной депривации затыкать рот было не нужно, но он знал, почему Крейн сделал это. Просто еще один способ взять под контроль свою жертву. Через несколько минут Джокер превратился в извивающийся, крутящийся беспорядок из конечностей, и Брюс вздрагивал от каждого ужасающего звука, вырывающегося из него, нож, который с каждой следующей записью погружался все глубже в его тело, сейчас болезненно прокручивался в груди, причиняя практически осязаемую боль. Он обнаружил, что не может сохранять спокойствие, ведь ситуация на записи все ухудшалась, а собственная неспособность как-то повлиять на это надсадно крутила жилы. Брюс заерзал на своем месте, руки зудели сделать хоть что-нибудь — что угодно, — чтобы облегчить яростное напряжение в груди, высвободиться. Хоть немного. Его дыхание потяжелело, когда пузырящийся гнев начал вскипать. Его взгляд неотрывно следил за Джокером, и это было хорошо, потому что Брюс знал, рискни он взглянуть на Крейна и увидеть на его лице беспристрастное, расчетливое выражение, он бы не удержался. Несмотря на кляп, Джокер так сильно кричал, что в какой-то момент Брюсу пришлось зажать уши руками, не в силах их вынести. Пытки продолжались почти час, и, к концу, тело Джокера было сокрушено сильными толчками. Его одежда была заляпана пятнами кровавой слюны, стекающей изо рта, на запястьях и лодыжках появились ярко-красные следы, что свидетельствовало о его ярой борьбе с оковами. Подпитываемое гневом рычание теперь превратилось в жалостливое хныканье человека, отчаянно нуждающемся в том, чтобы его муки прекратились, у него даже не было сил двигаться. Он откинулся на спинку стула, голова вяло покачивалась из стороны в сторону, пока ужас, придуманный исключительно его собственным изворотливым воображением, продолжал свой натиск. В конце концов, почувствовав, что сейчас от клоуна можно получить немного больше, Крейн дал сигнал включить свет, а затем, подойдя к Джокеру, снял наушники и протянул их охраннику, прежде чем скинуть мешок. Яркий свез заслепил Джокера, и он с силой зажмурился и опустил голову, пытаясь скрыться, но Крейн поднял его лицо, и охранник развязал кляп. Он был мокрым и с хлюпающим звуком упал на пол. Теперь, когда мешок был убран, Брюс пожалел, что не мог увеличить лицо Джокера. Он отчаянно хотел, чтобы эта искра все еще была в нем. Он нуждался в этом. Джокер рвано втянул ртом воздух, его глаза были неестественно широкими, а с губ срывался неразборчивый лепет. — Что говоришь? — спросил Крейн, слишком довольный результатами своей больной работы. — Б-б-б-б… — Боюсь, тебе придется повторить, ничего не понятно, — сказал Крейн. Брюс надеялся, что никогда не найдет Крейна, для его же блага. Или найдет, но тогда, когда градус гнева спадет, и ему станет все равно. — Б-б… б-бэ… — Б-б-б, — передразнил его Крейн, его голос стал жестоким. — Б-б-бэт? Бэтмен? Ты это пытаешься сказать? «Знаешь, он много раз звал тебя». Голос Крейна смягчился и снизился до злобного восторга, он медленно, с насмешливым сожалением покачал головой. — О, прости, Джокер, но, боюсь, Бэтмен не сможет спасти тебя. Не в этот раз. Глаза Джокера заметались слева направо, пока слова медленно оседали в его сознании, и когда они укрепились, показав всю свою ужасающую правду, он взревел. Взгляд Брюса заслонила красная пелена. Оттолкнувшись от стола, он проигнорировал звук упавшего за ним стула и направился к двери. Звуки из записей преследовали его, они будто пробрались в разум и заполонили собой черепную коробку, он пытался заглушить их, чеканя шаг, и чувствуя, как в такт отбивается его сердце в груди. В ушах ревела кровь, сдавливая виски, вся ярость, которая копилась с каждой записью, грозилась вот-вот вырваться наружу. Брюсу хотелось что-то ударить. Нет, ему хотелось кого-то ударить. Зуд раздирал ладони, хотелось прямо сейчас найти чертового Джонатана Крейна и избить его до смерти. Хотелось разорвать это гребаное поместье в клочья, комнату за комнатой, пока силы не лишат его, а в голове не перестанет пульсировать сирена. Хотелось кричать, вопить, орать насколько хватит дыхания в легких, насколько выдержит горло. Хотелось… Хотелось… Хотелось извиниться. Это была его вина. Целиком и полностью. Ведь это он отправил Джокера в эту адскую дыру. Конечно, Бэтмен не впервые отправлял клоуна в психиатрическую больницу, и он и допустить в мыслях не мог, что может произойти подобное, но впервые Брюс оставил его одного на столь долгое время. Обычно Бэтмен удостаивал Аркхэм «неофициальными» визитами, чтобы проверить клоуна и узнать, не причиняет ли он слишком много неприятностей. Однако на этот раз он оставил его одного, дал ему время, которое тот просил, и попытался хоть раз с уважением отнестись к воле мужчины в надежде, что это может укрепить само понятие перемен в их отношениях. Во всяком случае, именно так рассуждал Брюс все это время. Теперь же он был вынужден признать факт, что мотивировал его скорее страх, чем уважение. Он боялся вернуться назад, боялся ответа, который получит, так же сильно, как и желал узнать его. Он был чертов трус, а Джокер — как и весь остальной Аркхэм — заплатил цену. Но все изменится. Брюс собирался остановить это, остановить Крейна и тех кусков дерьма, ответственных за произошедшее. А затем он собирался сделать все возможное, чтобы убедиться, что это никогда больше не повторится. Но сперва ему нужно было кое-что сделать. — Мистер Уэйн? Голос Альфреда сумел прорезать пьянящую дымку гнева и вины, когда Брюс прошагал мимо. — Не сейчас, Альфред, — отмахнулся он, не в настроении разговаривать. Положив поднос, который он аккуратно держал в руках, на пол, Альфред последовал за ним. — Мистер Уэйн! — Не сейчас! — прорычал Брюс, теряя способность держать себя в руках. — Брюс. Звук собственного имени и тон, каким оно было сказано, заставили его затормозить. Альфред принял это, как знак продолжить. — Не спускайтесь туда, — настаивал он. — Пока не спускайтесь. Кулаки Брюса снова сжались, и часть его ненавидела, что старик видел его насквозь. — Сходите на прогулку, побегайте, покатайтесь на машине. Если понадобится, побейтесь головой о стену, но не спускайтесь туда. Первым инстинктом Брюса было восстать. Альфред не видел видео, не видел ужасные муки, которые причинял Крейн Джокеру, не видел того, как человек, из которого всегда так и лилась энергия, который так и бурлил жизнью, цветом, превратился в жалкое, дрожащее эхо самого себя. В вылинявшую тень. Брюс должен был сделать это, ему нужно было поговорить с Джокером и объяснить ему, пообещать, что он заставит Крейна заплатить, пообещать, что этого больше никогда не повторится. Ты в безопасности. Понял? Брюс сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем слегка повернул голову, так чтобы зацепить краем глаза Альфреда. — Я обязан… — Что бы вы не хотели сказать ему, это может подождать, — терпеливо сказал Альфред. — Дайте себе время успокоиться. Между ними воцарилось молчание, они так и замерли на месте. У Брюса начала болеть голова, и эта боль острыми импульсами собиралась прямо в центре. Он попытался придумать способ убедить Альфреда, но его разум был слишком помутневшим, чтобы функционировать нормально, и тогда он понял, что, возможно, старик прав. С таким настроем, любая колкость могла сорвать последние предохранители, и чем больше Брюс размышлял об этом, тем больше он задавался вопросом, а что, черт возьми, он мог бы сказать Джокеру. Вряд ли клоун хотел извинений, скорее он хотел бы видеть прогресс, видеть, что дела идут, и существовал лишь один способ сделать это. Отвернувшись от Альфреда, Брюс глубоко вздохнул, надеясь, что прохладный воздух хоть немного поможет успокоить бурлящее пламя в груди. Это не слишком помогло, но этого хватило, чтобы заставить себя принять совет Альфреда. Оглянувшись через плечо на Альфреда, Брюс кивнул ему и ушел. На ум пришла новая цель. Бэтмен собирался найти Крейна и, понравится ли это больному ублюдку или нет, собирался поговорить.