Об итальянской лексике

Colpa — вина.

В секунду, когда Пауло затолкнул его за первый попавшийся на пути порог, Миралем искренне пожалел о том, что ляпнул это дьявольски вежливое «закрой рот». — Послушай, нас ведь могут… — Тш-ш-ш, — Дибала спешно захлопнул дверь и приложил ему палец к губам. — Знаешь, сейчас закрыть рот лучше тебе. В запасной подсобке ресторана было пусто и темно, горела только одинокая лампочка под потолком. Прижатый к голой неровной стене, Миралем чувствовал себя в этой маленькой тесной комнатке так, будто ему не хватало воздуха — весь забирал Пауло, у которого дико стучало сердце и опасно горели глаза. И кажется, он был возбужден больше самого Пьянича, потому что… Черт, да потому что этот мальчишка жить не может без выходок. Миралем попытался в последний раз возразить, но Пауло, заметив это, недовольно покачал головой. Его холодные руки быстро скользнули вниз, к ремню, и, ловко подцепив пряжку, бросили его на пол. Отшагнув немного назад, Дибала небрежно скинул с себя пиджак и, оставшись в одной рубашке, расстегнул верхние пуговицы. Будь они дома, Миралем навряд ли бы простил ему эту наглость и сразу бы перехватил инициативу на себя, но сейчас Пауло мог позволить себе все. И позволял. В подсобке было так тихо, что Миралем, кажется, слышал, как гудит от напряжения кровь у него в висках, но еще отчетливее — собственный шумный вдох, когда Дибала, резким движением стянув с него вместе с бельем брюки, опустился на колени. В густом полумраке тяжело было что-либо различить, но хватило даже одного короткого взгляда, чтобы увидеть невыносимо самодовольную улыбку, растянувшую губы Пауло, прежде чем они, теплые и сухие, мягко коснулись члена. Ощущая, как Миралем тяжело опустил руку ему на плечо, Дибала снял кончиком языка проступившую на головке мутную каплю, ладонью обхватил основание и смело провел по всей длине вверх. Почувствовав, как твердеет под каждым его прикосновением теплая плоть, повторил движение еще раз и медленно — издевательски медленно — взял ее в рот. Нервно сглотнув, Миралем тихо выругался и всем телом прислонился к шершавой стене. За дверью сновали из кухни в зал официанты, быстрые шаги и обрывки фраз казались настолько близкими, что томное, мучительное наслаждение обострялось навязчивой паникой; Пауло понимал это и поэтому наращивал темп не спеша, дразняще растягивая движения. Вязкое тепло его рта оттого казалось еще горячее, и Пьянич, едва сдерживая подступающий к горлу стон, вцепился ему в волосы, влажные и скользкие от геля, и надавил на затылок, не давая в очередной раз оторваться, чтобы перехватить немного воздуха. Совсем рядом прозвучал голос Джиджи: он точно шел к черному входу, чтоб покурить, и громко разговаривал с кем-то. Прикусив губу, Миралем закрыл глаза и взмолился, чтобы только никто не спрашивал, где он с Дибалой шляется — Буффон с собеседником прошли прямо под дверью, стуча каблуками туфель, и Пауло, опустившись в основанию ниже, остановился на несколько секунд, давая Пьяничу короткую передышку. Под языком все четче ощущалась бешеная пульсация, и когда входная дверь наконец хлопнула, хватило всего пары быстрых движений, чтобы Миралем, в последний раз сжав между пальцев темные пряди, обессиленно выдохнул, ослабляя резко крепкую хватку. Вытирая ладонью блестящие губы, Дибала осторожно поднялся на затекшие ноги и не сдержал ехидной ухмылки. — Ты все еще хочешь, чтобы я закрыл рот, Мира? — Ладно, прости, — Пьянич выглянул сквозь щелку в двери. — Ты первый. — Как мило, что ты признаешь свою вину, — Пауло коснулся влажным поцелуем щеки и перепрыгнул через порог. — Убирайся уже, — фыркнул Пьянич и швырнул ему вслед забытый пиджак, — кара божия.