Об итальянской лексике

Mattina — утро.

Даниэле подставляет голову под воду и отчаянно матерится. У него ноют мышцы, как после девяноста минут против какой-нибудь Барселоны, а чуть выше локтя темнеет синяк. Волосы растрепаны, всклочены — он запускает в них руку и тут же одергивает, вспоминая, как вчера так же чужие пальцы грубо перебирали пряди. Одну за одной, несильно сжимая и немного оттягивая назад — это не давало оторваться от поцелуя, глубокого, властного, ожидаемо жесткого и неожиданно настоящего. Как будто Франческо Тотти умеет целоваться иначе. Даниэле больно утыкается лбом в холодную плитку и жмурится. Больше всего сейчас хочется убежать — то ли из этой квартиры, то ли от собственных мыслей. Он не может коснуться даже своей кожи, зная, что ее касались вчера горячие ладони Франческо, что синева расплывается на предплечье именно от его хватки, что в ушах шумят не разбивающиеся об кафель струи, а тихий, вкрадчивый голос — «ты с огнем играешь, Де Росси». Доигрался, блять. Телефон, полуразряженный, забитый пропущенными от жены, показал семь утра. Наверное, времени хватит, чтобы вовремя добраться домой. Полотенцем уже спешно стирая с плеч мелкие капли, Даниэле заметил у зеркала аккуратно сложенные в стопку собственные джинсы и светлый джемпер — только не свой. Франческо не спит. И их, кажется, ждет очень сложное утро.