Об итальянской лексике

Virtù — благодетель.

— С чего это ты тут так хвалишься? Миралем появился из-за угла бесшумно, как тень. Они перестали смеяться, точнее, Дуглас неловко прикрыл рукой рот, не в силах сдержать широкой ухмылки, а Пауло почти побледнел. Веселье с его лица исчезло мгновенно. Пьянич, конечно, не мог этого не заметить, да и смысла не было притворяться: они оба прекрасно понимали, что один все слышал и прячет за слабой улыбкой сильное раздражение, а второй не сможет ничем оправдаться. Не понимал только Дуглас, который, словно глухой, не слышал этого напряженного, будто треск лопнувших струн, звона резко повисшей в номере тишины. Он еще пару минут мешкался, бросая какие-то незначительные фразы о только что сыгранном матче в FIFA, приглашал настойчиво Пауло в холл на еще одну партеечку этим вечером, а после, гонимый немым нетерпением, сверкавшим в посланных ему взглядах, изволил к собственной радости удалиться, не закрыв за собой толком дверь. — Ну и какого ты хрена творишь? Миралем, отлипнув наконец от стены, медленно, неспеша зашагал вперед. Дибала, сидевший до того бездвижно, как соляной столп, на кровати, вдруг слегка дернулся. В конце короткого коридора отгремели уже шаги, измерив застывшее между ними молчание, и скрипнул тихонько стул, на спинку которого тяжело оперся руками Пьянич. — Это не то, о чем ты подумал, — Пауло, поняв, что бури, слава Богу, не будет, шумно выдохнул с едва слышимым облегчением. — Да? А что же, по-твоему, я подумал? Пальцы Миралема нервно стучали по отполированному дереву. Этот глухой звук звучал в звенящей тишине комнаты почти издевательством. — Да ты как всегда, — Дибала поднялся с кровати, поправил сбившуюся челку, решился подойти ближе, но не намного. Желания собачиться перед игрой не было вот совсем, но закипавшее внутри возмущение было все-таки трудно сдержать. — Что как всегда? — Устраиваешь эти глупые сцены и задаешь еще более глупые вопросы. Миралем усмехнулся. — Это я ли устраиваю здесь сцены? — в его голосе звучала не то ирония, не то плохо скрываемая злость, а возможно, и вместе. В такие минуты интонацию трудно было различить: обычно бархатно-мягкий голос трещал и скрипел, как этот чертов впивающийся ножками в дорогущий паркет стул. — Зачем ты лезешь к этому Бернардески, черт бы его побрал? Неплотно закрытая дверь от сквозняка хлопнула. Эхо на секунду оглушительно загремело в ушах. Пауло театрально вздохнул. — Я всего лишь помогаю ему влиться в команду, окей? Он новичок, мальчик из какой-то флорентийской деревни, думаешь, ему здесь легко? — Флорентийской деревни? — С восьмого места в чемпионате, хорошо. Миралем хлопнул ладонью по высокой резной спинке и мотнул головой. — С чего ты вообще взял, что адаптацией новичков должен здесь заниматься ты? Десятка на спине у тебя, конечно, красивая, но ты тут не капитан. Дай разобраться тем, кто знает, что делать. Пауло рассмеялся. Какая интересная шпилька, ну надо же! Ткнуть его носом в свеженький номер на новой футболке, той, что была до него у Дель Пьеро и Баджо: гляди, мол, не высохла даже краска, а ты тут уже зазнаешься. Как будто не понимает, что парнишку из Фиорентины просто хочется подразнить. — Да что ты знаешь о благодетели, Миралем? Сдержав какое-то наверняка не самое лестное замечание, Пьянич отодвинул от себя стул. Тот с противнейшим визгом скользнул по полу и, покачнувшись, едва не упал. — Прояви благодетель к моим нервам, Пауло. Будешь доебываться до новичков — лично устрою последствия. Дибала улыбнулся, как сам черт. — Вы на него посмотрите! Полузащитник Ювентуса и защитник бедных и притесняемых! Любовь моя, тебе ли меня остановить? Больше Миралем терпеть этого не мог. Оставил мальчишку заливаться в своих драматично-шекспировских колкостях, захлопнув негромко дверь. Ох и устроит он ему благодетель по приезде домой…