Asylum

      Не просто так Роксана была моим любимым героем всей истории Анвина. Когда мы вернулись в санаторий, она с распростертыми объятиями встретила парня, поинтересовавшись, как прошел день. И все было бы очень трогательно, если бы в это время она не прожигала дыру во мне своим полным ненависти взглядом. Думаю, Роксану ничуть не смущала наша разница в возрасте и рамки приличия, когда она влепила мне оглушительную пощечину, едва Гэри ушел к себе. Я еще никогда в жизни так не сожалел, что это было заслуженно. — Думаете, раз пишете свои книжки, можете вот так увозить Эггси неизвестно куда?       Хотел возразить, но тут же вспомнил, что и правда не сказал Тильде, куда мы собираемся. Да и как бы я сказал, если сам в тот момент не знал еще, куда сбежать. — Да вы едва знакомы! Он ведь ни разу не выезжал отсюда, а вы подвергли его такой опасности, не посоветовавшись со мной, — она тыкала пальцем мне в грудь с такой силой, словно желая проткнуть мне сердце. — Мисс Мортон, все в порядке, — мне почти нечем было оперировать в этом споре, но успокоить ее было нужно, — Я бы не дал в обиду Эггси.       Почему-то именно «Эггси» показалось мне наиболее необходимым сейчас вариантом. Его прозвище было для близких людей, и раньше называть его так я считал неуместным и неправильным. Роксана тоже заметила перемену, но она больше сбила ее с толку, чем убедила. Ну, хотя бы речи на повышенных тонах остались позади. — Откуда я могу знать? Вы знакомы меньше недели, — она недоверчиво сощурилась.       Воображение подкинуло картину меня как маньяка, который входит в доверие юношей из лечебно-оздоровительных заведений, а потом увозит их оттуда, чтобы закопать где-нибудь в лесу. Забавно, но уж больно изощрено. Даже для меня. — Если ничего не менять, он так и останется прозябать здесь. Согласен, стоило сказать тебе, но вчера работала Тильда, а решение было принято мной утром.       Я не сразу понял, что перешел на «ты» в порыве страстных убеждений. Разумеется, страстных для меня: внешне это не выражалось никак. — Мне показалось, или вы только что сказали, что стоит ожидать еще чего-то подобного с вашей стороны? — Боюсь, что так. У меня есть некоторые идеи, но позвольте приберечь их, хотя бы пока.       Ее несогласие полыхало в ней и отражалось в глазах так ярко, что я едва не рассмеялся, когда она ответила: — Хорошо.       Видно, добавить хоть слово было выше ее сил, поэтому она просто кивнула мне и ушла прочь. Я почувствовал слабый укол совести: мне пришлось слегка приукрасить действительность для пущей убедительности, ведь на самом деле идей у меня не было никаких. Да, я определил для себя какое-никакое направление, но что делать конкретно, понятия не имел. И это сводило меня с ума даже больше, чем весь этот проклятый санаторий. Похоже, все, чем я занимался последние несколько дней, — не понимал, что происходит, и раздражался от этого.       Сидеть в комнате, как и докучать Гэри своим присутствием, не было никакого желания, поэтому, переодевшись, я сразу же отправился в библиотеку — единственное место, где я чувствовал себя более или менее комфортно.       Вчера я оперировал погодой в разговоре с Тильдой, не имея ни малейшего представления, какой она окажется, но сегодня и правда пошел дождь. Я неторопливо шагал по коридору, рассматривая, как напитывается водой опустевший двор. На самом деле в санатории отдыхало достаточно много людей, но, прежде всего из-за его размеров, я редко встречал кого-то вне столовой, парка и, как оказалось, библиотеки.       Я совершенно не ожидал, что в плохую погоду многие проводили время именно здесь, но, с другой стороны, я был тут всего однажды — да и то пришел поздно ночью, а ушел еще до завтрака — поэтому не было ничего удивительного в том, что мои поспешные выводы оказались диаметрально противоположны реальному положению дел.       Подумав с секунду, я все же взял ту же книгу и сел на тот же диван, что и в прошлый раз, но несколько мгновений созерцал незнакомый мне вид. Одни искали чтение на вечер, другие делали какие-то записи за столом, а кто-то вообще активно, и в то же время очень тихо, спорил с библиотекарем — пожилым, но крепким на вид мужчиной.       Пока я бессмысленно разглядывал людей, рядом со мной на диван присела женщина примерно моего возраста. Нельзя было не заметить в ней особу хоть и болезненную, но представительную по одному только внешнему виду: немного чересчур причудливая прическа, прямая осанка при весьма расслабленной позе, аккуратно подпиленные ногти. На ней была блузка и юбка самых простых фасонов, но из безумно дорогих тканей, и все же я мысленно похвалил ее за старания соответствовать скромной обстановке санатория.       Как ни странно, отдыхающие редко носили одежду, которую здесь выдавали, предпочитая свои обычные наряды. Я решил, что это во избежание неприятной больничной атмосферы: так можно было думать, что все находятся здесь для отдыха — не лечения. — Интересный выбор книги, — леди улыбнулась, показав очаровательные ямочки на щеках. — Рекомендую как средство от бессонницы. — Могу предположить, что вы здесь не отдыхаете? — Верно, я остановился в санатории по работе.       В ответ снова показались ямочки. Какая улыбчивая, однако, женщина, что несколько даже странно, ведь она явно пережила многое за эти жестокие для всех нас годы. Сложно было не заметить, как ей тяжело давалось каждое слово, но она это упорно игнорировала, и мне тоже пришлось сделать вид, что все в порядке. — Не подумайте, что я слишком наблюдательна. Просто, когда вы треть дня тратите на свои проблемы с головой, вряд ли вам захочется потом еще изучать это в свободное время, — она окинула взглядом всех присутствующих, и тут же резко спохватилась: — Я же не представилась. Кларисса Паркс. — Гарри Харт, — я кивнул ей в ответ.       Я действительно на секунду решил, что она упадет замертво, едва произнесет последнее слово, но на ее лице не дрогнул ни мускул. Может, все же она только выглядела больной, но не чувствовала себя так? — Приехали писать книгу? — как ни в чем не бывало, продолжила она поддерживать диалог. — Да, — не было смысла добавлять ни слова.       Меня несколько смущало, что все знают меня, хотя популярным писателем я считался едва ли. Спасибо, что хоть нигде не было моих фото, чтобы узнавать меня в лицо, иначе о спокойной жизни точно можно было бы забыть. По крайней мере, Кларисса не акцентировала внимание на моей деятельности, поэтому я все еще сидел с ней рядом, не пытаясь придумать отговорок, чтобы поспешно удалиться куда-нибудь. — Как вам здесь? — она постоянно смотрела куда-то сквозь меня. — Мило, — только и смог выдавить я в ответ.       Она рассмеялась, и смех ее звучал потрясающе: искренний, но элегантный, с бархатными теплыми нотами. Женщин с таким смехом только и хочется смешить, чтобы наслаждаться этим волшебством вновь и вновь. Казалось, только эта эмоция позволяет ей чувствовать себя по-настоящему живой. По крайней мере, со стороны все выглядело именно так. — Унылое место, не правда ли? — Невероятно. И как люди проводят здесь целые месяцы? — я скорее сам задавался вопросом. — Не у всех есть выбор. Боюсь, из-за войны многие остались без родных и намеченного будущего, и теперь им гораздо проще вечно притворяться больными, чем вернуться в мир, где их никто больше не ждет, — вздохнув, она бесцветно добавила: — Грустно, но так выглядит наша реальность.       Я не хотел в это верить. Безысходность буквально пронизывала каждое ее слово, и я видел отчаяние, которым наполнились ее невидящие глаза.       Точно. Невидящие.       Кларисса была слепой. Вот почему она смотрела не на меня: она вообще никуда не смотрела. Ее движения были настолько отточенные и естественные, что принять ее за слепую с первого взгляда было практически невозможно. — Простите мне мое чрезмерное любопытство, но как вы узнали, что за книга у меня в руках? — я по привычке повернул пособие к ней. — Моих друзей поразил ваш выбор, — она, кажется, немного расстроилась, что я догадался. — А давно вы здесь… отдыхаете? — я так и не был уверен, что подобрал правильное слово. — Скажем так, я помню библиотекаря куда более молодым, — и она действительно повернула голову туда, где он находился. — И вы правда считаете, что не только старые, но и молодые люди останутся здесь даже после излечения? — Мистер Харт, основная проблема в том, что вы понимаете под «излечением». Слепота к возможностям будущего — она ведь только в голове больного, и пока человек сам не поймет, что он и есть творец своей судьбы, его вряд ли убедят какие-то там слова доктора. К кому-то это осознание приходит спустя годы, а кто-то не оправится никогда. — Но ведь можно объяснить ему, что жизнь прекрасна и стоит того, чтобы попытаться. — Даже если он согласится с вами, для него это все еще будет ваше, и только ваше, суждение. Это как принять, что спорт может быть смыслом жизни, но при этом быть всемирно известным пианистом: оно есть, но это не твой случай.       Я бы сейчас все отдал, чтобы громко выругаться. Кларисса была права, но так не хотелось это признавать. Я все думал, что смогу убедить Гэри в красоте жизни, и он бы согласился со мной однажды, однако это было бы согласие с тем, что так можно считать, и так есть для кого-то. Это был мой фатальный провал. — Кажется, я вас расстроила, — она опустила голову, прислушиваясь к звукам. — Что вы, — я все еще бездумно подкреплял слова жестами, — без ваших слов я мог никогда к этому не прийти сам. Спасибо вам. — Пожалуй, не стану больше отнимать у вас время, — она встала, поправила юбку, — Приятно было познакомиться, мистер Харт. Надеюсь, мы сможем еще как-нибудь пообщаться. — И мне. Хорошего вам дня.       Она уверенно ушла куда-то вглубь библиотеки, ни разу даже не замедлив обычного темпа ходьбы и не подняв руку. Похоже, Кларисса попросту выучила наизусть все расстояния и постоянно просчитывала траектории в голове. Поразительно.       До самого ужина я отчаянно пытался делать вид, что вчитываюсь в строки и понимаю, о чем говорится в книге, но сам только и делал, что уходил в свои мысли. Из всех этих мук я смог для себя определить одну единственную вещь: мне нужен Гэри. Использовать его проекцию в своих схемах я не мог, потому что не знал, как юноша поведет себя в тот или иной момент, и какова будет его реакция. Поэтому я надеялся, что живой Гэри Анвин подкинет мне пару ответов.       Мне удалось присоединиться к нему за ужином. Двое его знакомых парней как раз собирались уходить, когда я садился за стол напротив Гэри. Он и сам почти доедал, но специально замедлился, чтобы не смущать меня, глядя, как я ем один. — Не голоден? — он с нескрываемым интересом изучал мой поднос.       Я взял только тушеные овощи и чай, и, признаться, вкуса все равно не чувствовал, просто закидывая что-то в желудок, потому что так было надо. — Слежу за фигурой, — я позволил себе легкую улыбку. — Ты-то? — он вскинул бровь, отрезая себе кусочек мяса и аккуратно кладя его в рот. — Уверен, в молодости ты был мечтой всех девушек в округе. — Если это был комплимент, то я тридцать лет назад благодарю тебя.       Он поперхнулся, пытаясь посмеяться, но быстро пришел в норму. Было очевидно, что он знаком с правилами этикета, но следовал им постольку-поскольку: сомневаюсь, что тут вообще особо следили за правилами. — Чем ты обычно занимаешься в санатории? — спросил я, проглотив безвкусное что-то. — В свободное от процедур время читаю книги, иногда мы с парнями играем в футбол, а еще тут есть бассейн. В общем, все как у обычных людей, — он с безразличным видом пожал плечами. — Ты ведь ходил в университет, верно? — задавая вопросы вразброс, я мог наблюдать за его реакцией. — Да, но не окончил его, — он хотел скривиться, но вовремя остановил себя. Почти вовремя. — Из-за войны? — Из-за семьи.       Он все же доел, но продолжал сидеть, дожидаясь меня. Я вот был поглощен мыслями, что умру быстрее, чем моя тарелка опустеет. Мозг настолько не воспринимал вкус, что с таким же успехом я мог жевать вырванные из блокнота листы. — Кстати, днем я встретил Клариссу Паркс. Любопытная личность. — Она слишком добра ко всем, что делает ее слепоту еще более жестоким подарком судьбы. Представляешь, она родилась незрячей, — он так искренне сопереживал ей, словно они были очень близкими друзьями. — Думаю, чужая жалость никак не скрасит ее положение. Она вроде как очень давно сюда приехала? — Я слышал, что она дочь основателя этого санатория, так что можно считать, она здесь родилась. — Наверное, поэтому она так хорошо ориентируется: мне не сразу удалось заметить ее слепоту. — Пока мне не сказали, я тоже не знал.       Мы перестали перемывать кости бедной леди: ей от этого легче точно не станет, и мне самому казалось неправильным такое косвенное вмешательство в ее личную жизнь. Все заслуживают право на сохранение своих тайн.       Я, наконец, доел и в три глотка выпил кружку чая, наплевав на любые манеры: слишком уж неприятные остались ощущения от ужина. Я прекрасно помню, что манеры — лицо мужчины, но проведя здесь еще сутки, я себя перестану, наверное, человеком чувствовать, что уж там говорить об остальном.       Мы не стали зазря задерживаться в столовой и пошли туда, где Гэри любил иногда посидеть в одиночестве. Оказалось, это пролет лестницы, ведущей на крышу. Там было окно с низким подоконником, на котором мы расположились, и прекрасным видом на большую часть остальных зданий. Ввиду того, что это был неполноценный этаж, а лестница дальше вела, можно сказать, в тупик, здесь почти всегда не было ни души. Это было великолепно. — Как ты узнал про это место? — Случайно, когда хотел выйти на крышу, — Гэри, подтянув ногу к груди, сложил руки на колене, — Нам нельзя запираться в комнатах, поэтому, если надо побыть одному, я иду сюда. Мне хотелось найти в нем что-то, чего он еще не показывал, поэтому я внимательно вглядывался в лицо юноши, в его движения, даже в то, как он дышит, но ничего, кроме спокойствия, граничащего с равнодушием, не уловил. — Тебя это раздражает, — зелень его глаз неожиданно прожгла меня. — Что? — я резко сконцентрировал внимание на нашем диалоге. — Мое отношение ко всему: ты не можешь его понять, и поэтому так сходишь с ума. Но разве ты не приехал просто писать книгу? Так пиши же, задавай вопросы, выясняй детали. Зачем пытаться разобрать мне голову? Делаешь вид, что хочешь стать моим другом, но, если бы не работа, ты никогда в жизни бы не обратил на меня внимания.       Я был ошеломлен. Этот неожиданный поток его негодования сбил меня с толку, и что самое ужасное — во многом Гэри был прав. Мы все это время подыгрывали друг другу, а теперь он загнал меня в угол. Мне стоило бы поразмыслить, но слишком долгая заминка разрушает правдоподобность ответа: вы не задумываетесь над правдой, потому что ее не нужно выдумывать — она существует как факт. — Гэри, ты никогда не думал о том, что все события вокруг нас — это, как правило, обычное счастливое или не очень стечение обстоятельств и совокупность случайностей? Ты прав, я знаком с тобой из-за работы, но и с Мерлином в свое время я подружился из-за совместного проекта в университете. Тем не менее, он был мне таким хорошим другом, какого я не заслуживал. И я действительно приехал сюда только ради работы, но это история о тебе, и мой выбор — не пальцем в небо. Я не хочу писать сухую биографию, я хочу, — тут я схватил его руку и, крепко сжимая, повернул ее тыльной стороной вверх, — чтобы твои мысли, — а затем перевернул так, чтобы сверху оказалась моя рука, — стали моими.       Я освободил его ладонь, ожидая хоть какой-то реакции, но юноша подозрительно долго молчал, густо покраснев. Похоже, мой порыв искренности смутил его. Что поделать, пластинка уже установлена, и мелодия звучит. — Если ты хочешь, я уеду завтра же, и оставлю тебя в покое, — я все еще надеялся превратить мой монолог в диалог, — но я знаю, что все может быть иначе, если попытаться. — Ты думаешь, я не пытался? Думаешь, я приехал сюда, восхитился обстановкой и решил, что большего мне в этой жизни не надо? Да я не могу и глаз сомкнуть, чтобы не видеть взрывов и бессмысленной гибели.       Мы молча уставились друг на друга, окутанные тишиной сырого вечера, плавно перекатывавшегося в ночь. Я чувствовал, как мой желудок завязывается в тугой узел от этого гнетущего безмолвия, но сказать мне было нечего. Судя по всему, Гэри был того же мнения, и поэтому мы оба просто сидели, дожидаясь, кто же сломается первым.       Конечно, это сделал я. Потому что, прежде всего, должен был. И я чувствовал, что еще не раз пожалею о сказанном. — Давай заключим пари. — Какое? — юноша отклонился назад, как от резко вспыхнувшего перед его лицом пламени. — Если до конца недели ничего не меняется, ты меня больше не увидишь. Но, — я поднял вверх указательный палец, — если ты, все-таки, захочешь уехать отсюда, я первым делом отвезу тебя к матери. — А что с книгой? — он нахмурился, не понимая, где этот элемент цепи нашего общения. — Я в любом случае ее пишу. Мне хватит времени, чтобы собрать материал, — наглая ложь, я закапывал сам себя. — Что ж, тогда почему бы и нет.       Мы скрепили пари рукопожатием и оставили на сегодня неприятные темы, вернув в наше общение атмосферу дружелюбия и взаимопонимания, без которых я не мог дышать в этом санатории.       В любом случае, сегодня четверг, и до конца недели осталось всего ничего. Я знаю, что Гэри изведет себя размышлениям, и что все зависит от них — не от моих действий в эти три дня, но я был вынужден избрать метод альтернатив: он самый действенный, хоть и ставит на кон все. Нам обоим все равно уже было нечего терять. Ну, или почти нечего.