Asylum

      Всю пятницу я решил посвятить сбору информации, потому что тех огрызков текста, что у меня уже имелись, было явно недостаточно для хоть сколько-нибудь связной истории. День обещал быть весьма непростым, но куда деваться. Мне стоило подумать подольше, прежде чем заключать такое безумное пари.       Еще вчера мы с Гэри договорились, где нам встретиться сегодня, чтобы не тратить время на поиски друг друга, поэтому в половине одиннадцатого я уже сидел на той самой скамейке, где нашел Анвина впервые. — Почему мы никогда не пересекаемся на завтраках? — Гэри начал сходу, без приветствия, усаживаясь рядом со мной. — Не упускаю возможности провести в кровати подольше времени, — я сел к нему вполоборота, облокотившись на спинку скамейки, чтобы было удобнее общаться. — А ты любишь давать сложные ответы на простые вопросы. — Лучше так, чем не давать их вовсе, не думаешь? — Ага, еще один твой прием. Отвечать вопросом на вопрос, — он так и сиял от самодовольства. — Не совсем так. Я отвечаю, и тут же добавляю вопрос, чтобы поддержать диалог. Это совсем другое. — У тебя есть друзья психологи? — Лучше: глаза, чтобы читать нужные книги. — Ты хотел сказать «глаз»?       Оказывается, иногда Гэри может быть очень бестактным, но, наверное, это проявляется только при близком знакомстве. Я не стал отвечать на вопрос, желая немного пристыдить юношу, и это тут же сработало: уголки его губ поползли вниз, и он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но я перебил его. Пусть бестактность станет кредо наших коммуникаций. — Все в порядке. Я действительно имею привычку забывать о глазе. Ты, я уверен, тоже не думаешь денно и нощно о своих ранениях. — Как сказать, — Гэри коснулся живота, где, судя по всему, и был один из шрамов: — они — причина, почему я до сих пор жив, и каждый день служит мне напоминанием. — Расскажешь, как все было? — Да нечего рассказывать. Мы перешли в наступление, я поймал пару пуль и чуть не умер. Вот и вся история, — свои неприятные чувства он скрыл за скучающим видом. — Ощущение приближающейся смерти не может оставить равнодушным никого, Эггси, — когда-нибудь я перестану использовать его прозвище как рычаг давления, — но, знаешь, что пронеслось у меня перед глазами, когда в меня выстрелили? Абсолютно ничего. Я никого не любил, никем не дорожил. — И выжив, ты так уж изменил свою жизнь? — горько усмехнулся Гэри. — Конечно, нет, — я отчаянно искал в его глазах понимание, — но я никому не желаю подобного конца. Все обернулось так, что я не жил вообще ни для чего: ни ради кого-то, ни ради себя.       Мне стоило быть менее эмоциональным, но старые раны не вскрывают безболезненно. Главное, чтобы оно не было зря.       Холодный ветер гудел, заплетаясь в стволах деревьев, и я безмолвно внимал его отзвукам. Гэри все молчал, но я чувствовал, что он собирается с мыслями и ему еще есть что сказать. Мои ожидания все-таки оправдались. — Когда стреляли в меня, я был рад, что умру, — он ковырял пальцем облезающую краску на спинке скамейки и упорно наблюдал за этим, — несколько дней до этого лил дождь, и поэтому я упал спиной прямиком в грязь. Вокруг бегали люди, шумели выстрелы и взрывы, а я все лежал, дожидаясь своей минуты. Мне так осточертела эта война, почти все мои друзья погибли, и я не видел ни одной гребаной причины бороться за жизнь. Не умру здесь, подумал я, так все равно это случится потом, на другом бою, при других обстоятельствах, но случится. — Но ты выжил, — я коснулся подбородка Гэри, чтобы он посмотрел на меня, — и у тебя впереди уйма лет, что найти причины жить. Они не упадут тебе с неба, Эггси — ты должен их создавать сам.       Его зрачки забегали, и я сначала решил, что у парня какой-нибудь приступ, но в один момент он успокоился, освободил лицо из моей руки и стал разглядывать лес. Если честно, я начинал ненавидеть этот лес вместе с каждым его деревом. — Ты так хочешь выиграть пари? — он не вложил ни единого чувства в слова. — Когда-нибудь ты перестанешь искать подтекст в моих словах. Если бы мне нужна была только история, наше знакомство уместилось бы в один-единственный день, — я все еще упрямо надеялся, что Гэри вернет свое внимание мне, — Тебе настолько сложно поверить, что ты можешь быть кому-то интересен?       И он вернул его. В глазах юноши читалось недоверие или, скорее, недоумение, а сам он кусал нижнюю губу изнутри, но отвечать видимо не собирался. Что ж, сделаем вид, что это был риторический вопрос, и забудем. — Если ты продолжишь в том же духе, чем будешь говорить потом? — я ждал, когда он прекратит, глядя на его губы. — От дурных привычек сложнее всего избавиться, — он все же прекратил, слегка улыбнувшись, — Но откуда тебе знать? Ты ведь у нас идеальный Гарри Харт, само совершенство.       Он явно говорил это в ироничной манере, но я слышал в его голосе… Раздражение? Кажется, мне самому нужна книга о Гэри Анвине. Желательно, энциклопедия, где каждая его реакция будет расписана доступным мне языком.       И как мне быть теперь? Ответить в его же манере? Бред. Перевести разговор в более серьезное русло? С такого-то вопроса? Еще хуже. — А ты любишь водить знакомство с людьми, которые тебя не устраивают, как я погляжу. — Должно же быть хоть что-нибудь плохое, — он уставился на меня, как будто это на лице написано, — Или ты делаешь зарядку по утрам, пьешь кагор по праздникам и молишься перед сном?       Восхитительный набор заблуждений, и я с удовольствием разрушил их все: — Отнюдь, я тяжело встаю утром, предпочитаю виски и не отличаюсь набожностью.       Юноша театрально охнул, прикрыв рот рукой, но это была почти идеальная попытка скрыть реальное удивление. — Так планка истинного Галахада недостижима и тебе. — Поражен, что ты убедился в этом сейчас, — хмыкнул я в ответ. — О, только не говори, что мы вернемся к обсуждению собаки, — Гэри уже откровенно смеялся. — Кстати, — самое время перейти к более адекватной теме, — А у тебя самого были домашние животные? — Увы, — он заметно успокоился, но не загрустил, — Мама едва ли следила за мной, а потом и вовсе стало не до собак или кошек. Но я люблю животных. При санатории держат несколько лошадей — такие умные и красивые, что и людей не надо.       Я дал себе секунду поразмыслить над следующим вопросом, но тут же понял, что занимаюсь этим зря: Гэри не особо обращал внимания на связность диалога, более того, сам любил перепрыгивать с темы на тему, как ему только вздумается. И он снова взял на себя ведущую роль: — А знаешь что? Давай прогуляемся до конюшни?       Возможность немного размять ноги показалась мне неплохой, и мы отправились познакомиться с лошадьми. Самым удивительным элементом санатория служили хитросплетения тропинок, и я бы, наверное, блуждал по ним, пока не исчерпал терпение, пойдя напрямик по газонам, но Гэри точно знал, где нужно поворачивать, и не сбился ни разу, поэтому я просто следовал за ним.       Когда ты очень долго живешь один, то такая обыденность, как позволить кому-то помогать тебе, превращается со временем во что-то неестественное, и ты неосознанно пытаешься этого избежать. И я действительно не раз замечал за собой, что отвергаю людей за одно их желание хоть немного вторгнуться в мою зону комфорта, даже пусть от этого зависит моя жизнь. Гэри же нарушал границы неосознанно, и это было настолько в его характере, что проще перестать с ним общаться вовсе, чем попытаться отдалиться, но его открытость заставляла меня забыть о дискомфорте, причиняемый какими-либо контактами.       За размышлениями я и не заметил, как мы пришли к загону весьма внушительных размеров, где как раз катался какой-то парень. Гэри крикнул ему, помахав рукой, и он подъехал к нам на кобыле такой красоты, что я безотчетно потянулся ее погладить. — Гэри! Давно ты здесь не появлялся, — незнакомец слез с лошади.       Это был рыжий парень с юным лицом, усыпанным веснушками, что очень ярко контрастировало с его крепким телом и глубоким тембром голоса. Как ни странно, такая особенность казалась очаровательной — не забавной. — Столько дел, прости, — улыбнулся Анвин, — Я хотел показать Офею Гарри. — Гарри Харт, — я протянул руку и снова бросил взгляд на темно-коричневую морду: — Она чудесна. — Зовите меня просто Артур, — он ответил на мое рукопожатие, после чего тоже посмотрел на кобылу, — Офея когда-то была скаковой лошадью, но теперь наслаждается отдыхом у нас. — А вы тоже отдыхающий, или работаете здесь? — он вызвал у меня симпатию с первых секунд, и общение с ним не вызывало никаких затруднений. — Я здешний конюх. Живу неподалеку в деревне, — Артур показал пальцем куда-то нам за спины, но там все равно был один лес, поэтому ни я, ни Гэри не повернулись.       Артур спросил у Гэри про его дела, они обсудили общих знакомых, и я заметил, как вспыхнул парень, когда речь зашла о мисс Мортон. Так у нашей стальной леди, оказывается, есть тайный воздыхатель. Что-то мне подсказывает, что она понятия не имеет об этом, как и Гэри, наверное, но не мне выдавать чужие секреты. — Тогда я пойду. Запри только конюшню, когда будете уходить, хорошо? — получив кивок в ответ, Артур попрощался с нами. — А вы хорошо общаетесь, — я все еще провожал взглядом уходящего парня. — Что я слышу? Гарри Харт недоволен, что и у меня есть друзья? — Гэри, держа поводья в одной руке, второй нежно гладил морду Офеи, полностью поглощенный этим занятием.       Общение с Гэри иногда походило на подбрасывание спичек в горящий костер: ты видишь резкую вспышку, но она все равно незначительна на фоне остального пламени и тебе вреда не несет, зато наблюдать увлекательно.       Я оставил его вопрос без ответа, потому что мне так захотелось без особой на то причины. Пусть думает, что хочет — это его полное право, и мне не обязательно каждый раз разубеждать его. — Хочешь прокатиться? — а вот эта вспышка в его глазах меня и правда чуть не спалила. — Я в седле в последний раз сидел, когда ты еще не родился, Гэри. Стоит ли так рисковать? — Тогда ты тем более должен помнить, какое это восхитительное чувство, — он выглядел готовым настаивать хоть всю жизнь.       Не понимая, чего же он добивается, я все же сдался, снял пальто и залез на лошадь. Погода, конечно, не особо благоволила моей выходке, но какая уже разница. Напряжение от возможности упасть точно не даст моему телу остыть, но я все еще рассчитывал на благоприятный исход. В принципе, я не впервые сижу в седле, так что и проблем возникнуть не должно. Надеюсь. — Как ощущения? — Гэри выглядел как мать, выдающая дочь замуж.       У меня проскочила шальная мысль предложить ему прокатиться вместе, но я решил приберечь нелепые шутки для такого же нелепого случая.       Когда Офея зашагала, я сначала немного напрягся, и у меня вылетели из головы все основы, но все же моя рациональная сторона взяла верх, и я успокоился, да и Гэри вроде бы не заметил моей мимолетной растерянности. Ну, и раз уж я уже был в седле, то решил получать удовольствие от процесса.       Гэри был прав: когда ты едешь галопом, это по-настоящему восхитительное и ни с чем не сравнимое чувство. Неудивительно, что ветер ассоциируется у людей со свободой, ведь когда скачешь ему навстречу, то кажется, что вот-вот, и сможешь даже взлететь. Мне хватило всего пары минут, чтобы насытиться положительными эмоциями, как минимум, на день, а когда Офея перешла на шаг, то я вообще заметил, что нескромно улыбался все это время.       Я бросил взгляд в сторону парня. Гэри стоял, прислонившись к забору и скрестив руки на груди. На его лице сияла ухмылка, как будто ему удалось воплотить давно задуманное в жизнь. Но мне не стоило отвлекаться от моего основного занятия, как и забывать, что лошади, несмотря на свои размеры, весьма пугливые животные, и даже такой пустяк, как выбежавшая неожиданно кошка, может привести к не самым лучшим последствиям. Сам я не успел заметить, как это произошло, — увидел лишь резкую смену эмоций на лице Анвина, а после — оказался сброшенным на землю. Ударившись спиной, я даже не смог застонать — лишь шумный выдох вырвался изо рта. — Черт, — только и смог произнести я пустоте.       Боль должна была скоро пройти, и я терпеливо ждал этого, закрыв глаза и даже не предпринимая ни единой попытки встать. Что ж, если дышать неглубоко и медленно, то можно считать, что все отлично. Пока я лежал, размышляя о своих возможностях, мой слух уловил приближающегося Гэри: видимо, он сначала успокоил Офею. Я распахнул веки. — Прости, это была моя затея. Ты как? — он сел на корточки, склонившись надо мной. — Ничего, — я ответил на все и сразу, добавив подобие улыбки.       Юноша протянул мне руку и помог подняться. Как я и думал, ничего не сломано, может, только синяк где обнаружу потом, но что мне с того. Гэри отряхнул мне спину, все еще придерживая меня. Его неосознанная склонность к тактильному контакту порой удивляла, ведь мне такое было несвойственно, но, что странно, это не отталкивало, а вызывало желание изучить получше. По крайней мере, так я оправдывал себя, стоя чуть ли не в объятиях юноши. — Правда, мне очень жаль. Я ведь тебя заставил, — Гэри неожиданно разорвал контакт и отступил на шаг от меня. — В этом нет твой вины, мой мальчик — всего лишь случайность и моя невнимательность, — я все еще делал вид, что поправляю одежду, — Думаю, Офее нужен отдых после такого эмоционального выброса.       Бедняга был так расстроен, что даже не заметил каламбура. А жаль, моя речь не изобиловала ими. Вздохнув, я сжал его плечо: наша разница в росте делала этот жест естественным как рукопожатие. — Никакой трагедии, слышишь? — я заглянул ему прямо в глаза, чтобы сказанное точно было услышано и усвоено. — Да, извини, — Гэри улыбнулся, но его взгляд все еще выражал сожаление.       Я сделал вид, что ничего не заметил, и мы больше не обсуждали это. Вместо этого во время нашего возвращения в главное здание Гэри рассказал мне немного о своей жизни уже здесь, после той самой «вереницы госпиталей». Оказывается, наш коммуникабельный парень таким по приезде в санаторий вовсе не был: он мог сутками не выходить из комнаты, а если и выходил, то молча сидел где-нибудь, вроде той парковой скамейки, пронося себя снова и снова сквозь воспоминания. Первое время его мучили такие кошмары, что одна из медсестер всегда находилась возле его палаты, потому что крики юноши могли разбудить едва ли не весь этаж, но все это резко прекратилось, как будто просто щелкнули переключателем, и Гэри снова стал обычным собой, каким был до войны. По крайней мере, вести себя он начал именно так.       Он рассказывал эмоционально, но в то же время весьма равнодушно: так обычно рассказывают чужие истории, которые в книжках вычитывают — и я сначала решил, что он выдумывает, но все детали совпадали с данными его карты, которую я наизусть уже знал, значит, таким был его способ самозащиты. Весьма практично: если сделать вид, что это было не с тобой, то никакого эффекта на тебя данное событие не произведет. Только вот в таком случае ты будешь до конца дней тащить с собой груз скрытых сожалений, вместо того чтобы разобраться с ними сразу.       На время обеда мы предпочли разойтись по своим делам, ведь мне надо было сделать заметки, да и переодеться после близкого знакомства с землей желательно. Была и еще одна причина, но уже со стороны Гэри. Несмотря на его улыбки, эмоциональность и общую доброжелательность, я видел, как его выматывает наше общение. Он рассказывал мне многое, но и скрывал, кажется, тоже немало. Может, он не доверял мне, а может, просто считал эту информацию недостойной никого, но, в любом случае, постоянное напряжение из-за этого сжигало его изнутри, а мне приходилось наблюдать, как он пытается сохранять внешнюю беспечность.       В столовой я сидел один, бессмысленно поглощая обед, но, к счастью, ко мне присоединилась Кларисса Паркс. — Надеюсь, вы не против? — люблю, когда садятся, а потом уже спрашивают.       В прочем, я действительно был рад ее компании. Обычно я ничего не имел против одиночества, оно было неотъемлемой частью моей жизни, но здесь нахождение одному причиняло дискомфорт, заставляло чувствовать себя белой вороной. — Я никогда не откажусь от приятной беседы, — ответив ей, я сделал глоток чая. — А вы надолго у нас? — она все отмеряла ложкой нужный кусочек пудинга.       Нередко слепые люди выглядят беззащитными и вызывают тем самым жалость, но только не Кларисса. Она была бледна, весьма худа и абсолютно слепа, но при этом в ней чувствовалась такая сила духа и уверенность в себе, что я бы никому не советовал идти ей наперекор. — В понедельник утром я уеду, — я мысленно обругал себя за тот необдуманный поступок. — О, вы так быстро собрали информацию? — Можно и так сказать. — Вы хорошо скрываете эмоции, но вот лжете весьма посредственно, — Кларисса улыбнулась: она знала, что права. — Ладно, — хмыкнул я ответ, — под влиянием момента я заключил одно не очень выгодное для меня пари. Не уверен, что книга выйдет достоверной. — Под влиянием момента? Вы, мистер Харт? Простите, конечно, но разве держать лицо — не ваш стиль жизни?       Вот как она распознает это одним лишь слухом? Я почувствовал себя маленьким мальчиком, которого отчитывали за разговоры на уроках. — Может быть, я просто схожу с ума в этом санатории, — от безделья я водил пальцем по краю блюдца. — Ммм, — Кларисса покачала головой, после чего допила чай, — На вас влияет не место, а человек. И вы прекрасно это знаете.       После обеда я проводил Клариссу до библиотеки, а сам отправился в свою комнату работать. Все-таки я погорячился, решив, что беседа с ней будет увлекательной: эта леди быстро загоняла в угол и ставила под сомнение все, что бы я ни говорил, а настроения для воодушевляющих споров в последнее время у меня не было.       Мысли о Гэри не отпускали меня ни на секунду. Он был как шкатулка с замком-ребусом, и я пробовал все новые и новые методы, чтобы разгадать его, но ничего не срабатывало. Я засыпал с мыслями об этой головоломке и просыпался с ней, и, возможно, действительно начинал понемногу сходить с ума, но если даже нет, то самообладание стремительно ускользало из моих рук.       Зайдя в комнату, я какое-то время потратил на изучение очень странной картины, висящей напротив моей кровати. В первый день я решил, что яркие мазки то тут, то там — это цветы, но сейчас мне вообще казалось, что на картине изображено животное или что-то, напоминающее его. Если бы такие произведения висели в палатах, количество сумасшедших возросло бы.       Я все же смог заставить себя работать, но все равно делал это лениво, то и дело отвлекаясь на посторонние мысли, поэтому часовое занятие превратилось в четырехчасовое. Подошло время ужина, но я так не хотел никого видеть, что просто взял себе яблоко из вазы с фруктами и налил виски. — Стоп, что? — осознание настигло меня так резко, что я спросил вслух сам себя.       Какого черта здесь делает ваза с фруктами? Она всегда здесь была? Или кто-то пробрался ко мне в комнату, пока меня не было? Но кто и как? Дверь же запирается, то есть, у этого человека еще и ключ есть?       В голове всплыло одно-единственное имя — Роксана Мортон. Наверняка это была она. Но, даже если нет, я буду думать так, пусть и лучше не думать об этом вовсе.       Часы щелкнули пятнадцать минут десятого, когда я постучал в дверь комнаты Гэри, но мне никто не открыл, и я стал перебирать в памяти, где он мог сейчас быть. — В бассейне, скорее всего, — Роксана на секунду оторвала взгляд от бумаг, которые заполняла.       Да, я не нашел его ни в парке, ни в его секретном месте, поэтому решил поинтересоваться у осведомленного лица. — Он разве еще работает? — Нет, но это же Эггси, — она спокойно пожала плечами. — У Вас все в порядке? Вы кажетесь расстроенной, — я действительно беспокоился о ней. — Просто устала, да еще и эти бланки, — в подтверждение она отбросила стопку листов. — Заходите после отбоя, пропустим по стаканчику, — прозвучало как шутка, но я серьезно хотел с ней поговорить.       Она достаточно долго смотрела на меня, сощурившись, но все же сказала: — Хорошо.       Похоже, это был ее универсальный ответ, который она применяла, когда ей хотелось бы высказать что-то более резкое, но рамки приличия не позволяли. Я кивнул ей в ответ и уже отошел на пару шагов, как вспомнил: — Кстати, да, спасибо за фрукты. — Не за что, — она искренне улыбнулась и продолжила заниматься своими делами.