Asylum

      Воскресное утро нещадно обливало меня дождем, пока я дожидался Николаса, моего знакомого, который должен был с минуты на минуту привезти мне подарок для Гэри. Радовало, что вчера это было абсолютно осознанное решение (мы с Роксаной допили весь виски в ту встречу), поэтому и сегодня я не сожалел о нем и не корил себя.       Я уже подумывал вернуться в главный корпус, потому что пройди еще минута — и водой пропитались бы мои легкие, но вдалеке замаячил знакомый автомобиль. Облегченный вздох сорвался с моих губ невесомым облачком. — Здравствуй, — выпрыгнул из салона в дождь Николас и тут же полез обнимать еще пока сухого меня.       Похоже, смысла в том, что я стоял под зонтом все это время, было ноль. — Здравствуй, — я дружески похлопал его по спине, — Спасибо за оперативность. — Ты же знаешь, моя тетушка готова уже раздавать их задаром, лишь бы забрали. Я постарался выбрать самого симпатичного, но они все уродцы, поэтому какой есть, — он полез обратно в машину, что вытащить коробку и протянул ее мне, — Держи. — Я в долгу перед тобой, — я взял коробку под мышку, но меня нервировала возможность уронить ее по пути. — Да уж, позвонил мне ночью и попросил приехать рано утром. Пришлось немного попотеть, чтобы организовать все, — Николас спокойно продолжать стоять под дождем, как будто до сих пор не заметил его. — Уже десять часов — не раннее утро.       Мужчина закатил глаза и сел за руль, закрыв дверь, но открыв окно, чтобы говорить со мной. Неужели промок, подумал я, сдерживая ухмылку. — Увидимся, Гарри. Если тебе захочется чего-нибудь более безумного, будь другом, забудь мое имя, — наигранно улыбаясь во все тридцать два зуба, попрощался со мной Николас. — Обязательно, — кивнул я в ответ, — Всего хорошего.       Коробку я все же дотащил до санатория без проблем, оставил зонт Тильде на регистратуре и направился прямиком к Гэри. Удивительно, но девушка не сказала мне ни слова по поводу увесистого предмета в моих руках, хотя поинтересовалась, куда я пойду. Видно, она предпочла тактику «меньше знаешь — крепче спишь — и меньше отхватываешь от Роксаны впоследствии», и я не мог не одобрить такой выбор. Меньше всего хочется впутывать в свои шалости невинных людей.       Возле двери Анвина я вновь перехватил коробку в одну руку, чтобы постучать другой по старому деревянному полотну, и парень открыл как-то слишком быстро, словно собирался уходить или же подбежал, сорвавшись с места. — А ты рано, — улыбнулся Гэри, тут же бросив взгляд на предмет у меня под мышкой, — Что это? — Это для тебя. Небольшой подарок на память, так сказать, — я зашел в комнату и поставил свою ношу на пол, — Откроешь? — Как скажешь, — Гэри уселся рядом с коробкой и аккуратно поднял крышку, — Какого…       Парень извлек маленького мопса и прижал это дрожащее тельце к груди. Я не ожидал такой реакции, я растерялся и почувствовал себя третьим лишним, а Гэри, казалось, вот-вот заплачет, но он отчаянно этого не делал, и я был очень благодарен ему: ситуация и так достигла своего апогея неловкости. — Спасибо, — он чесал щенка за ушком, а потом поднял его над собой, разглядывая со всех сторон, — Он такой смешной. Это бульдог? — Мопс. Он еще подрастет, но немного.       Мои крайние слова Гэри пропустил мимо ушей, играясь со своим новым питомцем, но меня это ничуть не задело. Наоборот, я снял пальто, устроился в кресле и стал наблюдать за юношей. Он довольно часто улыбался за эту неделю, но такое искреннее счастье, светлое и всеобъемлющее, я увидел в нем впервые, и мне было немного приятно, что именно я, пусть и косвенно, являлся причиной этого чувства.       Когда первая волна тотальной увлеченности прошла, Гэри сел, по обыкновению, на кровать, пристроив щенка рядом с собой, и тот, немного покружив, сладко зевнул и улегся, прижавшись к бедру юноши. Я молча ожидал, когда они разберутся со своими делами, пытаясь вычленить из действий Анвина необходимые мне для книги детали его характера и привычек. — Где ты сумел раздобыть щенка за ночь? — Гэри вроде окончательно вернул все свое внимание мне. — Есть у меня один знакомый из издательства. Однажды я заезжал к нему домой, а у него живет два мопса, вот он и обмолвился, что его тетушка разводит этих странных собак, — я не смог сдержать улыбку, вспомнив наш с Николасом диалог, — Что забавно, сам он терпеть не может их, но жена в восторге. — Но я верно предположил? Ты ведь ночью с ним связался? — Да. А как ты узнал? — до меня и не дошло, что моя схема разрушилась в два счета. — Простая догадка.       Я вопросительно вскинул бровь, но на самом деле не ждал ответа. Может, ему просто захотелось убедиться в своей правоте, и ничего за этим не следует, чтобы зазря сейчас сидеть и накручивать себя. Никаких логических цепочек, Гарри, когда ты уже запомнишь. — Неделя так быстро прошла, — уловить настроение, с которым была сказана эта фраза, у меня не вышло. — Если заполнять дни занятиями, время пролетает незаметно, — я закинул ногу на ногу, сцепив руки в замок на колене. — Но чем быстрее оно проходит, тем ближе наша смерть, — мне уже начинало казаться, что за ночь Гэри разучил технику сокрытия эмоций. — Что я слышу? Кого-то в этой комнате пугает смерть? — невесело усмехнулся я. — Ты уже смог убедиться, что не меня.       Прозвучало просто, но очевидно: мы должны оставить эту тему. Правда, я и сам уже это сделал из-за внезапно накатившей тоски. Завтра все завершится. Больше не будет наших бесед, Роксаны с ее, так полюбившейся мне резкостью, и Тильды, которая хоть и пыталась это скрыть, но была чрезмерно добра ко мне. Закончится все, и вернется привычная рутина. — Чем займешься, вернувшись домой? — будто прочитав мои мысли, спросил Гэри. — Буду писать. Думаю, за пару месяцев управлюсь, ведь какие-никакие наметки уже есть.       Но Гэри спросил меня вовсе не для того, чтобы узнать о моих планах, нет, он делал акцент на моем скором отбытии, чтобы мысль о нем не покидала моей головы. Если бы только это было возможно. — Доводилось ли тебе спасать чью-то жизнь? — ни с того ни с сего я начал работать, чтобы, наверное, отвлечься.       Юноша провел несколько мгновений в раздумьях, и нельзя было определить: пытается ли он вообще вспомнить, или же анализирует произошедшее. На его лице меж бровей залегла морщинка, которую мне, как бы банально это ни звучало, хотелось разгладить пальцем или… Не важно, все это бредни старика. — Я прикрывал тогда сестру, которая пыталась оказать первую помощь солдату с разорванным бедром. Он не мог выдавить ни слова — все кричал, а я до сих пор слышу, как эти его крики перемежаются с грохотом взрывов и выстрелов. Как вы, скорее всего, знаете, сестрами шли совершенно любые девушки, и эта, судя по всему, была из какой-то очень богатой и знатной семьи: вся такая утонченная и даже ухоженная. Всего на секунду я увлекся этой мыслью, когда шею сестры пронзила шальная пуля. Девушка тут же рухнула на землю, сжимая кровоточащую рану обеими руками, и я, подскочив к ней, прижал и свои ладони, — глубокий вздох пронесся по комнате: — но зря. Глядя на меня, запачканного всего ее кровью, глазами, полными ужаса, она умерла. Думаю, если бы смогла, эта девушка прокляла бы меня тогда, потому что в моих снах она делала это довольно часто.       Мое желание утешить парня переходило все разумные границы, но я продолжал сидеть в кресле каменной статуей, потому что любое движение, казалось, приведет к фатальной ошибке. — К сожалению, у меня не было времени и возможности, чтобы нормально проститься с сестрой, и я просто закрыл ей глаза, оставив лежать на земле, как тут мне в голову ударила мысль, что все это видел тот самый солдат. Я повернулся, чтобы посмотреть, жив ли он еще, и увидел лицо человека, впервые столкнувшегося со смертью так близко, но единственное, о чем я смог подумать: «Слава богу, он хотя бы перестал кричать». Я закончил работу сестры, и потащил солдата в сторону безопасности, а он еще пытался сопротивляться, вырывался постоянно. Даже так, мы спаслись, и после я пару раз встречал этого мужчину. Он каждый раз оставлял мои приветствия без ответа, подолгу и безмолвно буравя меня взглядом. Я знаю, что заслужил такое отношение, но первое время меня это задевало.       Пожалуй, это был самый длинный монолог Гэри за все время нашего знакомства. Он говорил спокойно, размеренно и так четко, что, осмелюсь предположить, не раз проговаривал историю в одиночестве, желая хоть как-то облегчить ношу и абстрагироваться от произошедшего.       Что самое ужасное, все эти истории я без труда представил как элементы ночных кошмаров юноши. Я видел, как ему предстает смерть Мерлина, как они читает страх в глазах той сестры, как его подстреливают снова и снова, и снова, и он просыпается, бледный и вспотевший, хватает ртом воздух и дрожит, понимая, что все повторится следующей ночью. — Стоит ли так меня жалеть? Я же выжил, — Гэри болезненно улыбнулся. — Я не сказал ни слова, — мне пришлось выплыть из омута размышлений. — Да у тебя на лице написано, какой я бедный мальчик.       Бесполезно спорить, если ты сам знаешь, что твой оппонент прав, поэтому вместо этого я надел маску добродушия. — Прости, — настал мой черед извиняться, — Но у тебя же должны были остаться и хорошие воспоминания с войны? Приятные знакомства там, или забавные случаи во время затишья. — Да, разумеется, — с некоторым облегчением ответил парень.       Мы оба заметно расслабились, пока он рассказывал мне о своих друзьях, с их странными привычками, об их совместных развлечениях, вылазках к сестрам по ночам.       Это были личные истории Гэри, но в них образ парня вырисовывался несколько иной, нежели тот, что успел сложиться у меня за неделю. И, тем не менее, тот человек из рассказов и этот задумчивый юноша передо мной — один и тот же Гэри.       Отличаться от себя из прошлого — более чем нормально, даже если, на первый взгляд, в твоей жизни не было значительных предпосылок к этому. На самом деле они есть, но мы их не замечаем: отношения с людьми, события, произошедшие не с нами, знания, полученные из книг — совокупность всего этого изменяет нас в крошечных деталях, которые, в свою очередь, становятся частью более внушительных перемен. Хотелось бы мне сказать, что и на Гэри повлияли мелочи, но это будет ложью. События в его жизни возникали перед его носом и, одно за другим, хлестали по лицу, не давая прийти в себя. Жаль только, что полученный опыт по итогу юноша истолковал как одну-единственную истину: жизнь лишена смысла.       Впервые за очень долгое время мне захотелось курить. Едва ли нас с сигаретами можно было назвать лучшими друзьями: я мог не прикасаться к ним годами и чувствовать себя великолепно. Но временами на меня накатывало желание посидеть в тишине, задумчиво выдыхая дым, и сейчас наступил как раз один из таких вот моментов, однако я не носил с собой сигарет, а Гэри, похоже, тоже не курил. Пришлось терпеть, и не только это. — Где ты был, когда объявили конец войны? — юноша прервал мои размышления. — Дай-ка подумать, — я мысленно прикинул, что там было на самом деле, и что стоит рассказать ему, — У моего старого друга, почившего еще лет тридцать назад, был день рождения, соответственно, я провел добрую часть дня на кладбище. Вернулся в город — все празднуют, подумал еще, чего это они про Альберта вдруг вспомнили.       Гэри прыснул, разбудив пса. Бедное животное в испуге слетело с кровати и уселось возле двери, ошарашенно глядя по сторонам. — Как ты умудряешься с таким серьезным лицом рассказывать шутки, — он оценил мои слова, хотя я и не старался развеселить его. — А ты тогда уже был здесь? — моей задачей на сегодня стала необходимость выворачивать диалоги так, чтобы раскрыть тему.       Подобно кролику, услышавшему шорох, Гэри резко выпрямился, стер с лица улыбку и весь обратился в наше общение. — Да, — он кивнул, поджав губы, а его взгляд блуждал вокруг меня, — Все как один благодарили Господа со слезами счастья на глазах, а я не мог понять их радости. Не уверен даже, что испытал что-нибудь похожее на облегчение, ведь мне уже все равно ничего не грозило, а из друзей никого не осталось, поэтому следующие пару-тройку дней я старался избегать контактов с людьми. Было в их счастье какое-то лицемерие, которое мне до сих пор не принять. — Главное ведь — твои чувства, Гэри, — я чувствовал себя то как дома, то как на иголках, и эта бесконечная смена выматывала, — Все эти люди вокруг — просто незнакомцы, и видимые тебе эмоции, исходящие из них, — лишь секундный кадр в кинофильме твоей жизни. Зачем же уделять столько внимания таким незначительным деталям, когда смута в твоей душе занимает целые сцены? — Иногда я думаю, что ты был бы замечательным отцом. Рассказывал бы детям такие красочные истории перед сном, от которых потом, наоборот, не уснуть из-за буйства воображения, — с этими словами Гэри прошел мимо меня и наклонился к щенку.       Подумав с секунду, юноша сел на корточки рядом с мопсом и принялся чесать его за ухом. Я тоже решил немного размяться, поэтому не спеша поднялся и подошел к окну, встав возле него вполоборота, чтобы не упускать из виду парня.       По стеклу барабанил до сих пор не прекратившийся дождь, и, судя по тому, как затянуло все небо, солнца нам сегодня не видать. Казалось бы, подобная погода должна наводить тоску, но мне было по-домашнему уютно от осознания, что эти сырость и холод — там, за стеклом, за пределами моей зоны комфорта, и им никогда не добраться до меня, пока я сам не выйду наружу. А сегодня я этого делать больше точно не собираюсь. — Хочешь, прогуляемся?       Не упускать из виду, как же. Едва я задумался, как Гэри, подобно тени, возник рядом со мной, и мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы не вздрогнуть и уж тем более не вскрикнуть. — Ты правда хочешь туда? — я большим пальцем указал на окно, надеясь, что мое лицо выражает мое мнение по этому поводу более чем достаточно. — Нам необязательно выходить на улицу, здесь же целые лабиринты коридоров, — он коснулся моего плеча, как будто поначалу хотел потащить за собой, но одумался, — Да и скоро уже обед. — Хорошо, — кивнул я в ответ и бросил взгляд на свое пальто, — Не против, если я заберу его позже? — Разумеется, — вспышка необъяснимой радости отразилась на лице парня, и он поспешил ее скрыть, отвернувшись от меня.       Я буду скучать по нему, что скрывать. Сердце требовало как-то повлиять на сложившуюся ситуацию и лелеяло надежду на то, что Гэри все еще может поехать со мной, но холодный разум не сдавал своих позиций и продолжал рулить моим поведением, из-за чего я чувствовал себя мальчишкой с пуговицей в кармане перед витриной кондитерского магазина.       Нам пришлось оставить мопса в комнате, потому что Гэри хотел лично уладить все нюансы с Роксаной, и в таком случае нельзя было, чтобы она узнала о щенке от кого-то другого. Я же не стал ему говорить, что, вообще-то, меня с коробкой видела Тильда: ей куда проще забыть о нашей встрече, чем впутывать себя в очередные проблемы.       Архитектура санатория не могла не поражать воображение. Казалось, за неделю я успел изучить примерную схему соединения корпусов, но на деле все было куда сложнее. Почти все здания на территории соединялись подземными и наземными коридорами, которые, иной раз, представляли собой такие хитросплетения, что проще было просто пройти по улице лишние сто метров, чем плутать по лабиринтам внутри. Но Гэри ориентировался спокойно и шел с полной уверенностью, что за следующим поворотом не будет тупика, поэтому я в очередной раз предпочел довериться ему и, вместо беспокойства, позволил нашему разговору целиком увлечь меня.       Узнавая все новые и новые детали о Гэри, раскрывая его характер и образ мышления, я впервые всерьез задумался о реальной значимости первого впечатления. Да, невозможно произвести первое впечатление дважды, но почему наш костяк — это тот образ, что сложился у людей о нас при первой встрече, а не в процессе общения? Если бы в тот день, когда впервые встретил Гэри, я позволил себе оставить все и засчитать первое впечатление как окончательное мнение о нем, то был бы абсолютным дураком, упустившим шанс на создание хорошей книги. Возможно, даже лучшей в моей карьере.       Весь этот день мы провели вдвоем. Было пару моментов, когда я подумывал отлучиться на час-другой, чтобы дать парню передышку, но время поджимало слишком сильно для подобных вольностей, и поэтому я до последнего докучал Гэри. Я задавал вопросы, пока мы прогуливались, за обедом, за ужином, когда мы пошли гулять с псом после отбоя. Каждый час ускользал песком сквозь пальцы, и мне приходилось черпать из ниоткуда новые силы, чтобы не думать об этом и не угнетать себя еще больше. В итоге, этот день выжал из меня все соки.       За Гэри же я к вечеру стал замечать задумчивость, появляющуюся куда чаще обычного. Пусть он и пытался не отвлекаться на посторонние мысли, но все равно то и дело выпадал из диалога. И как я ни хотел разузнать причины такого состояния юноши, что-то внутри меня останавливало, и, в конце концов, я и сам пришел к выводу, что меня это не должно касаться: если Гэри захочет и почувствует, что так правильнее, он сам расскажет.       Мы стояли в его комнате, когда я решил, что пора уходить. Мне не пришлось говорить парню об этом — он сам все понял и двинулся в сторону двери, чтобы проводить меня. — Жаль, что я проиграл пари, — мой взгляд безотчетно скользил по лицу юноши.       Я хотел улыбнуться, но лицо совсем не слушалось, так что проще было остаться с привычной маской тотальной непредвзятости. Надеюсь, не это спровоцировало Анвина.       Мне понадобилась секунда, чтобы понять замысел юноши, и еще одна на то, что бы схватить его за подбородок. Из-за быстроты реакции я совершенно не рассчитал силу, и теперь его лицо, комично зажатое моими пальцами, находилось в нескольких сантиметрах от меня. Я не отстранился, но тут же убрал руку, и Гэри сам отступил на шаг назад. — Не надо усложнять нам обоим жизнь, — я старался звучать не как строгий отец, а как заботливый друг, и выходило так себе. — Я… да… — Гэри сначала уставился мне в плечо, но собрался, поднял стеклянный взгляд и натянул фарфоровую улыбку: — Прощай. Спасибо тебе за все. — Гэри, — я вновь сократил расстояние, что взять его за плечи, — Что для тебя счастье?       Вопрос вытряхнул его из смятения, и мой любимый его взгляд, полный живой заинтересованности, вернулся. — Что? Счастье? — юноша нахмурил брови. — Можешь не отвечать — просто подумай об этом, — я чуть сжал его плечи, после чего убрал руки и кивнул, — Береги себя.       Я, наконец, смог улыбнуться, хотя на душе кошки скребли, и хотелось перестрелять всех, кто находился в этом санатории, а потом сжечь и сами эти проклятые корпуса.       До комнаты я едва ли не бежал: не хватало еще встретить кого-нибудь в состоянии полного раздрая и сорваться ни с того ни с сего. Отбой, наступивший почти три часа назад, сыграл мне на руку: все коридоры были безлюдны и темны, а тишина, поглотившая их, разрушалась лишь звуком моих шагов. Я мысленно хлопал за собой дверью и разносил свою комнату в пух и прах, но на деле тихо зашел и лег на кровать.       Уснуть я так и не смог, потому всячески коротал время, дожидаясь Роксану. Решив, что этот прилив бодрости — именно то, что мне нужно, я даже сел писать книгу, но пара корявых абзацев, выцеженных почти за час, убедили меня в обратном. Я попросту метался в сомнениях и предавался размышлениям из разряда «если бы…».       Без десяти шесть я услышал два тихих стука в дверь, и в комнату вошла Роксана, полная благородного спокойствия. — Выглядишь отвратительно, — она покачала головой. — Зато чувствую себя еще хуже, — предпринял я ленивую попытку пошутить. — Полагаю, ты уезжаешь, — Роксана уставилась на мой чемодан, а затем спросила, посмотрев снова на меня: — Один?       Я кивнул и встал, взяв этот самый чемодан. Да, я уже давно собрал вещи, оделся и сидел, бесполезно уставившись в одну точку, все оставшееся время. Я достал из кармана конверт, который, слава богу, подготовил еще вчера — оставь я это на сегодня, его бы не существовало — и протянул его девушке. — Отдай ему, когда придет время.       Одной рукой Роксана приняла конверт, а пальцами второй коснулась имени, написанного на нем. — Я сама должна решить, что оно пришло? — она продолжала разглядывать буквы. — Ты поймешь, поверь мне, — я коснулся ее плеча, — Если захочешь распить бутылку чего-нибудь крепкого за приятной беседой, я всегда к твоим услугам.       Влажные глаза девушки уставились на меня, и я старался не уделять этому внимание, пусть и был удивлен. Роксана не казалась такой уж чувствительной особой, но, видно, позволяла иногда эмоциям взять верх. — Обязательно, — прошептала девушка дрожащими губами.       Так я покинул санаторий. Странно, но я совсем не испытывал желания посмотреть на него в последний раз, чтобы оставить в памяти это мгновение. Вместо этого я вдавил педаль газа в пол, чтобы как можно быстрее оказаться подальше от места, которое вывернуло меня наизнанку всего за неделю.       Я впервые испытал такое разнообразие чувств за столь короткий период времени. Я был истощен как никогда ранее, однако мне хотелось кричать и разрушать все, что только возможно. Эмоциональная часть меня предлагала так и сделать, хоть прямо сейчас, но рациональная часть не отпускала вожжей, и я все еще был способен мыслить более менее ясно.       Сейчас мне был нужен сон, но прежде — я должен повидать одного человека, пока не стало слишком поздно.