Одну жизнь назад

      Каждый ищет свое место, чтобы сбежать и вновь найти самого себя. Для кого-то это далекий край света, где никто его не знает и никогда не слышал; для кого-то самое людное место, чтобы затеряться в толпе, утонуть в море звуков и снова выплыть на поверхность тем, кем хочешь быть; для кого-то собственная комната и тишина, что пушистым облаком обволакивает и баюкает в своих объятьях, обещает покой и умиротворение, тешит тонкими нитями безмятежности и благоразумия.       Я нашла для себя собственный остров умиротворения и гармонии. Сны. Они не давали сойти с ума, когда реальность накрывала беспощадной лавиной; позволяли путешествовать в далекие невозможные края, где было легко отрешиться от проблем, наслаждаясь неизведанной неизбежностью; захватывали в водоворот чужеродной стихии и несли на своих безбрежных волнах. Сны — передышка от реальности, от кружащих событий, от неотвратимого будущего.       Но теперь мои сны стали вратами в мир, где не было спокойствия, лишь расплывчатая кошмарная реальность.       Я отрешенно разглядывала скользящие по потолку приветливые утренние лучи, а рука непроизвольно сжималась и разжималась, будто переворачивая невидимые страницы старинного фолианта. Фолианта, что хранил мои воспоминания. Старые, забытые, исчезнувшие в непроглядной вышине. Такие родные, но в то же время и пугающие.       — Небо в огне сгорает.       На западе догорало солнце в сметающем все на своем пути огне. Замок медленно превращался в руины, унося с собой в забвение многовековую историю, чужие жизни и былое величие. Запах гари разносился по округе, доходя даже до отдаленного, но нетронутого разрухой холма. Только этот клочок земли и остался таким же цветущим и невинным, как и до начала бессмысленного, беспощадного противостояния. Стебель одуванчика, стиснутый пальцами, жалобно пискнул, вырывая из зябких, пляшущих на грани восприятия, мыслей.       — Ты всегда говоришь эту фразу, глядя на заход солнца. Что она значит? — Корвин положил руку мне на плечо, привлекая внимание и заставляя сфокусироваться на нем.       Я привычно замерла на несколько секунд, вновь встречаясь с его понимающими малахитовыми глазами. Их глубина раз за разом очаровывала меня и заставляла на мгновение выпасть из реальности. Но он все равно не был тем.       — Старая, давно забытая колыбельная. И ты не узнаешь, как небо в огне сгорает, — напела я, вновь пытаясь воскресить утерянные воспоминания. Бесполезно. Лишь стылая пустота, да вечное молчание. Потерянное вернуть невозможно. И в этот последний миг, когда пылающее пламя захватывало мир, я поделилась последним откровением с Корвином. — Она связана с одним дорогим человеком. Он был для меня самым важным существом на всем свете. Я ищу его тень в каждом, но не нахожу. Лишь жалкие копии, осколки кривого зеркала, искаженные черты и отражения. Мы больше никогда не встретимся, — тяжкий вздох, больше похожий на всхлип, сорвался с губ и потонул в шуме обвала.       — Я знаю это чувство, — Корвин отвел глаза, устремляя свой взгляд вдаль и позволяя мне остаться с моей горечью наедине. — Дейдре не вернется, — заговорил он, разрушая размеренную тишину, — а я не могу отправится за ней вслед. Не знаю, куда она ушла, но точно далеко от этой вселенной. И сколько бы я не пытался ее найти — все бесполезно. Однажды тоска по ней сведет меня с ума.       «Однажды тоска по нему сведет и меня с ума», — эхом вторили мои мысли.       Я внимательно всмотрелась в профиль друга, ловя малейшие изменения. За минувшие годы мы прошли слишком много дорог и истоптали слишком много сапог, чтобы я была слепой и недогадливой. Сейчас, в этот самый миг, всегда гордый принц Амбера сидел с устало опущенными плечами, с неловко понуренной головой, что не привыкла, чтобы ее склоняли, скорбная складка залегла у уголков губ, а пышущие жизнью глаза потеряли свою яркость. Каждому дан собственный порог сил, и свой Корвин преодолел. Еще немного — и эта любовь убьет его, затягивая в беспросветный омут уныния и отчаяния.       Моя рука нашла его руку, некрепко сжимая. Мой путь на этой земле, впрочем, как и его, подошел к концу. Я опустила взгляд на корпус: ткань корсета полностью пропиталась кровью, еще немного — и вытекать уже будет нечему. Грудь Корвина тоже представляла собой не самое приятное зрелище: дыра рядом с сердцем мало вязалась с представлениями о долгой жизни. Мы умирали, оба. Прошли долгий путь, повергли множество миров, попробовали бесконечное количество впечатлений. И если бы не тоска по кому-то далекому, но такому близкому, мы бы выжили. Но слишком устали, чтобы дальше нести этот крест в этой жизни.       — Я заберу твои печали, — негромко произнесла я. Корвин медленно повернул голову, пытаясь встретиться со мной взглядом, но я уже смотрела в небеса, куда взор обычного человека не может заглянуть. — Хроники Акаши, я молю вас, подарите ему свободу. Я принимаю все его грехи и боль на себя. Я клянусь вечно нести этот крест и всегда быть его другом и соратником. Прими дар, предложенный бескорыстно — эту жизнь.       «Забери и мою тоску, забери все до капли, до последней черты. Оставь только, молю, слова этой колыбельной. Пусть она освещает мою вечность.»       Небо озарила зеленая вспышка, внимая моей мольбе и принимая предложенную жертву. Последний луч подмигнул на прощание, унося с собой и последний вздох.       Наш предсмертный миг с Корвином в Янтарном королевстве стоял перед глазами так, как будто это было вчера. Воспоминание вернулось резко, врываясь в память и занимая на ее полках свое законное место.       — Почему я не могу пойти?! Снова!       Голос Дианы заставил отвлечься от перелистывания дневника памяти и вернул в реальность к насущным проблемам — бойцовскому фестивалю в Бизеле и невозможности поучаствовать в нем нашей милой великанше. В окрестности города мы прибыли в сумерках и по приказу Мелиодаса ночь провели в таверне, чтобы уже утром со свежими силами штурмовать этот праздник.       Я накинула халат на ночную рубашку и торопливо спустилась на первый этаж, выходя на крыльцо и врываясь в самую гущу спора, чтобы вторая священная война не началась раньше времени.       — Не беспокойся, Диана, я останусь с тобой, — я привлекла внимание к себе, обрывая перепалку в самый горячий момент.       — Правда?       — Почему?       В один голос спросили великанша и Мелиодас.       — Мне запрещено посещать этот фестиваль с тех пор, как один раз мы немного перестарались, участвуя в нем, — пояснила я, припоминая эти триумфальные события. — Мы заплатили огромную сумму за возмещение ущерба. Теперь принцессу Элизабет там узнают даже под маскировкой. Пробовали уже пару раз, — немного расстроенно закончила я.       — Мы? — как мне показалось, ревниво уточнил демон.       — Я и Гавейн, один из моих рыцарей-защитников. Мы с ним тогда поспорили, кто из нас устроит больше разрушений. И хоть в полуфинале я слилась, он все же победил. И все разнес. И вместо сотни наградных монет пришлось тысячу уже платить нам. Ланселот тогда очень долго ругался, что нас нельзя оставить одних ни на секунду, — приложив руку к щеке и покачав головой, сказала я.       Бан рассмеялся, приговаривая: «Вот это моя Бетс», Кинг закатил глаза, а Мелиодас пристально меня разглядывал, словно видел впервые. Словно до этого перед его глазами стоял совсем другой образ, который вдруг разрушился, но все встало на свои места; словно вселенная сошла с оси, но новое положение даже лучше прежнего; словно истина была прямо перед ним, но заметил ее он только сейчас. Я лукаво подмигнула ему, возвращая в реальность, и улыбнулась Диане, что смущенно прикрывала лицо хвостиками, радуясь, что не останется одна.       — Ладно, раз такие обстоятельства, то делать нечего, — развел руками Мелиодас, — ведите себя хорошо, — пристально посмотрев на каждую и погрозив пальцем, он развернулся и отправился с Баном и Кингом в сторону города творить беспорядки и непотребство. Проявил безграничное доверие и уверенность во мне. На секунду понимание этого оглушило.       Я с причудливой смесью печали и торжества посмотрела им вслед, а потом вернула внимание Диане.       — Сейчас переоденусь и сможем прогуляться. Не сидеть же нам дома? — великанша радостно закивала, поддерживая мою идею.       Я быстро надела приготовленные еще с вечера кожаные брюки и белую рубашку, натянула сапоги и замерла. Из-под подушки выглядывала головка кинжала, данного мне в последний момент Гавейном.       — Бетс, держите, — Гавейн протянул мне свой фамильный кинжал, который трепетно хранил как дань своему прошлому и держал всегда при себе.       — Зачем? Ты ведь никогда не расстаешься с ним, — удивленно произнесла я, но кинжал приняла. Теплая на ощупь рукоять удобно легла в руку, будто я всегда держала только ее.       — У меня плохое предчувствие. Я знаю, что вы предпочитаете решать все проблемы другими способами и редко беретесь за эфес своей шпаги, но сейчас он вам нужнее, чем мне, — серьезно произнес Гавейн, в упор смотря на меня и передавая легкое беспокойство мне. — А когда вернетесь — отдадите обратно, — вернув беззаботность в голос, закончил он, снова становясь привычным легкомысленным гулякой.       — Тогда я не могу отказать тебе, — я благодарно улыбнулась и спрятала оружие в голенище, принимая этот дар.       И сейчас этот дар поглядывал на меня укоризненно и намекал, что его просто необходимо взять с собой. Так, на всякий случай. Я тяжко вздохнула и смирилась со своей паранойей. Я не рассчитывала, что сегодня что-то пойдет не так, но свербящее чувство на краю сознания настойчиво намекало, что мои желания — лишь несбыточная мечта. Как говорится: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах». А мои планы были слишком грандиозными, чтобы идти по накатанной дорожке.       — Элизабет, ты скоро? — поторопила меня Диана, заглядывая в окно.       — Уже бегу, — кинжал нашел свое пристанище на привычном месте, а я поторопилась наружу.       — В какую сторону пойдем? — вертя головой то вправо, то влево, поинтересовалась Диана.       — А куда ты хочешь?       — Туда, — великанша указала на лес, находящийся по правую сторону от таверны. Я согласно кивнула и первой двинулась в указанную сторону.       Это было весело. Болтать, как давние друзья, смеяться с различных ситуаций, что случались с грехами, идти без цели, когда важен сам путь. Я впервые видела Диану такой живой и свободной. Ее не связывала путами привычная манера поведения, которую она демонстрировала команде; не беспокоил собственный рост, что всегда смущал и заставлял зажиматься; не волновало чужое мнение, ведь рядом была только я, что всегда принимала ее такой, какая есть — такая же девушка, у которой есть свои слабости и маленькие глупые желания.       — Кстати, я все хотела спросить, — смущенно начала она, внезапно обрывая предыдущую тему прямо посередине. Я качнула головой, показывая, что внимательно слушаю ее и готова ответить. — Как вы устроили разрушения с тем рыцарем? — скороговоркой выпалила она.       — Не веришь в мои силы? — добродушно пожурила я ее и мысленно вернулась в тот день, когда шило в одном месте снова дало о себе знать.       Очередная поездка не дала никаких плодов, и мы с Гавейном возвращались в Лионес. Я уныло плелась за лошадью рыцаря, понуро опустив голову. И почему людям так сложно оставлять корректные летописи, а не всякую абракадабру, что даже смысла не несла. А потом до слуха донеслись возбужденный смех и одобрительные крики. Я резко развернулась и уставилась на склон горы, где расположился небольшой город.       — Это Бизель, Ваше Высочество. Здесь ежегодно проводиться бойцовский фестиваль, — понимая меня без слов, просветил Гавейн. И ответил таким же задорным оскалом, когда увидел, как зажглись мои глаза.       — Мы просто обязаны поучаствовать! Кто устроит больше разрушений, тот и победил! — радостно воскликнула я, вскидывая победно кулак.       — А просто победа вас не интересует, Бетс? — шутливо спросил Гавейн, останавливаясь и заплетая волосы в привычный пучок, чтобы не мешались в драке.       — Это же так скучно — просто побеждать. Должен быть размах, феерия, зрелище. К тому же у нас сегодня выходной, — заканючила я.       — Это вы так непрозрачно намекаете, что мы смогли избавится от Ланселота и заставить его вернуться в замок раньше? — задор в голосе Гавейна ясно давал понять, что все мои маленькие хитрости были разгаданы и поддержаны. — Ну что ж, раз уж вы предлагаете такое веселье, я просто не в праве отказаться.       А потом в порыве энтузиазма мы немного все разрушили. Или не немного, раз уж нас больше не пускают. Арену пришлось восстанавливать полностью, — закончила свой рассказ я, развела руками и потупилась, делая вид, что мне стыдно. Хотя это того стоило.       — С тобой никогда не соскучишься, — задорно рассмеялась Диана, и я вторила ей. — Ой, что это? — недоуменно произнесла она, останавливаясь и с подозрительностью рассматривая вставший на нашем пути живой фиолетовый гриб. Я отступила на пару шагов, на глаз рассчитывая зону поражения. — Какой-то ты странный, — великанша занесла кулак и опустила на бордовую шляпку. Гриб страдальчески запищал, испуская облако пыльцы, что полностью накрыло стоящую слишком близко Диану, и огромными прыжками поскакал вглубь леса. Я с любопытством следила за уменьшением великанши до размеров обычного человека. — Что со мной произошло?! Почему я такая маленькая?!       Диана крутилась на весте в ворохе своей одежды, ощупывала и рассматривала каждую часть тела как малое дитя и не верила в происходящее.       — А я-то думала, что он мне напоминает, — задумчиво пробормотала я, сняла рубашку, оставаясь в одном топе, и натянула на несопротивляющуюся Диану, прикрывая наготу. — Это был трусогруздь. В момент опасности он выпускает споры, которые уменьшают других живых существ.       — Значит… теперь я маленькая, как капитан! — радостно взвизгнула девушка и обняла меня. — Всегда мечтала примерить форменную одежду таверны и покрасоваться в ней перед ним.       — Тогда нам стоит поторопиться назад, чтобы ты успела переодеться и показаться в этом виде перед Мелиодасом.       Мы быстро нашли дорогу обратно, а среди кучи вещей, валяющихся в гардеробной за ненадобностью, нашлась спрятанная подальше розовая униформа. Диана вернула мне рубашку и споро нарядилась в униформу. Девушка с восторгом рассматривала себя в зеркало, умиляя меня своей непосредственностью и чистотой. И ей этот наряд даже шел.       — Раз уж теперь ты маленькая, то просто обязана повеселиться на фестивале за нас двоих, — я оторвала ее от самолюбования.       — А как же ты, Элизабет? — обеспокоенно спросила она, хотя глаза ее уже смотрели совершенно в другую сторону.       — Мне путь закрыт. Посижу, почитаю книгу, приготовлю к вашему возвращению праздничный пир. Здесь со мной ничего не случится, да и найти нашу таверну нелегко — деревья надежно скрывают ее, — спокойной объяснила я. — Неужели ты откажешься от такой возможности, Диана? — подначила ее я.       — Не откажусь! — бойко воскликнула девушка, что даже хвостики воинственно закачались.       — Тогда иди и ни о чем не беспокойся.       Больше уговаривать ее не пришлось: Диана махнула рукой на прощание и быстро скрылась за дверью. Я подошла к окну и успела увидеть лишь, как мелькнула в зелени розовая рубашка.       Это оказалось проще, чем я рассчитывала. Я неторопливо спустилась вниз, заперла входную дверь и осмотрелась. Пусто. Никто не отвлекает, нет свидетелей, не звенят голоса. Теперь и мне пора отправляться в свое путешествие. Я забралась на стол, сложила ноги в позе лотоса и закрыла глаза.       Можно тысячи лет бегать от правды, но однажды она обязательно снимет вуаль и покажет свое безобразное лицо. Лицо, что будет отражением тебя самого. И тогда все встанет на свои места, кусочки мозаики найдут свое место и картинка перестанет пестреть аляпистыми красками. Я была профессиональным беглецом, умышленно оставившим позади даже крохи памяти, что уцелели из-за ошибки того, кто сделал меня осознанно перерождающейся. Я бежала вперед, тормозила на мгновение, чтобы сотворить невероятную глупость, и снова стремилась дальше, оставляя позади всё и всех. Теперь я это знала. И больше бежать было некуда.       Раз — медленный вдох, спина прямая, руки расслаблены; четыре — пауза, замереть на секунду и выдох; восемь — снова пауза и новый вдох. Тело расслаблялось, заполняясь слабостью и легкостью, промежутки между вдохами становились все длиннее, а сердце с каждым разом билось все реже и реже. Маленькая смерть для этой вселенной, настоящая жизнь для бесконечной вечности.       Я посмотрела на свое тело, что лишилось души и замерло во времени и пространстве. Видеть себя так со стороны было дико и пугающе. Даже немного больно. Ведь та, что стояла сейчас посередине комнаты, была другой. Беспомощный призрак в белом без оболочки, эфемерный и мгновениями исчезающий насовсем. Душа, мечущаяся за гранью и танцующая на грани.       Входная дверь скрипнула, отворяясь в приглашающем жесте. Я сделала шаг по направлению к ней и пошатнулась — ступни пронзила боль, словно их прокололи острые мечи. Наверное, именно так себя чувствовала Русалочка, ступая по земле, танцуя ради принца, что любил ее танец больше всего. И именно это останавливало храбрецов, что решались проникнуть в тайны Хроник.       Но для меня это не было помехой.       Я выпрямилась, стиснула зубы и пошла вперед. Каждый шаг — новый приступ боли, каждый шаг — расплата за знание, каждый шаг — ради самой себя и ради человека, что столько сражался рядом со мной. А за порогом — бескрайний космос и мириады звезд, рождающиеся вселенные и взрывающиеся миры. Все на одном огромном, бескрайнем клочке макрокосма. И впереди грубо сколоченная из деревяшек лестница, уходящая высоко вверх. Я ступила на первую ступеньку, хватаясь за поручни и вздрагивая. Руку обожгло огнем, ступни оказались во власти обжигающего холода. И каждый шаг — шаг назад. Вверх по лестнице, ведущей вниз, среди бесконечности и пустоты, среди безвременья и потерянных снов, среди бессмертия и смерти.       Лестница вилась бесхитростной тропинкой, боль наказывала за каждое лишнее движение. Конца пути не предвиделось. Трусливый страх робко шептал отказаться от этой затеи, закрыть глаза и вернуться назад. Но я затыкала этот голос непоколебимым упрямством, что неустрашимо толкало тело вперед.       А потом остановилась. Обернулась и увидела за собой только пугающую темноту — все ступени, по которым я ступала, исчезли, отрезая путь назад; а вокруг лишь тьма и редкие звезды-светлячки. Словно весь путь проделан напрасно; словно и шага не сделано; словно лестница начинается в нигде и ведет в никуда.       «Следуй за белым кроликом, Эли, прыгай в кроличью нору.»       Мысль мелькнула на грани сознания и скрылась в пустоте. Я хмыкнула такой явной подсказке, развернулась спиной к пропасти, закрыла глаза и, раскинув руки, оступилась, падая, и падая, и падая.       Пока мягко не приземлилась на холодный каменный пол.       — Я ждал тебя, Эли, — я открыла глаза и села, оборачиваясь в сторону, откуда раздался голос. И хоть эхо искажало его и заставляло поверить, что раздается он ото всюду, но ощущения меня не подвели и я смотрела прямо в глаза сказавшему.       Молодой мужчина стоял посередине зала в окружении стеллажей, забитых тысячами книг. Белая рубашка четко обрисовывала атлетический разворот плеч, под длинными рукавами скрывались тонкие запястья, черные брюки подчеркивали узкие бедра и длинные ноги. Просто и со вкусом. Так, что уже в следующий миг можно и забыть его, если бы не лицо. Бледные точеные скулы в обрамлении светлых волос, тонкая полоска бескровных губ и серые выразительные глаза. Их выдавал взгляд, пронизанный вековой мудростью, наполненный тихой тоской, затуманенный безмятежной проницательностью.       — Ты…       — Я Акаши, создатель этого места, — просто пояснил он, обводя все пространство правой рукой. В нем не было скрытой наигранности или небрежной манерности. Он делал это легко, как дышал.       А мне вот дыхание не давалось от слова совсем. Я задыхалась. Чувствовала, как легкие раздирало на части, как дробились кости под давлением притяжения, как один за другим отказывали органы чувств — медленно, но верно тело сдавалось под напором этой силы.       — Это тоже часть испытания. Только сильные духом могут задержаться в этом месте, — его голос раздавался через слой ваты угасающего сознания.       — Значит, это про меня.       Я не собиралась сдаваться. Не после всего, что прошла; не после того, как я уже оказалась тут. Я сделала вдох полной грудью, прочувствовала всю боль, распространяющуюся до кончиков пальцев и отпустила ее, позволила править в теле наравне с разумом. Даже если будет невыносимо, даже если покажется, что я умираю, я не покину это место, пока не найду ответы.       — Ты все такая же сильная, — одобрительно сказал Акаши и — по звуку шагов я поняла — подошел ко мне. Я открыла глаза и увидела протянутую руку. За которую не колеблясь ухватилась.       — Мы раньше встречались? — не отпуская его твердой руки, спросила я.       — Я давно наблюдаю за тобой. Твои истории всегда исключительны и разбавляют тишину этого места, — он осторожно освободился и сделал несколько шагов вперед. — Пойдем, я покажу тебе бесконечность.       Акаши медленно шел среди стеллажей, позволяя мне рассмотреть их грандиозность во всей первозданной неотвратимости. Ощущение невесомости преследовало ежесекундно, словно попеременно каждый шаг был то по полу, то по потолку, что сбивало концентрацию, но не могло отвлечь от величественности этого места. Уходящие вверх шкафы терялись в звездной вышине, превращались в ее часть, а в другой момент становились отражениями самих себя. Перед глазами рябили тысячи полок с неисчислимым количеством книг. Каждая выделялась на фоне остальных, отличалась своей формой и тоном, имела свой собственный запах и голос. Некоторые пели детские колыбельные, другие тяжелые предсмертные оды, третьи трепетно молчали, изредка выдавая какую-либо ноту. От одних тянуло цветочным полем в ясный майский день, от других тяжелым запахом камфоры, зажженной в старом храме, следующие обещали покой, травя запахом ландыша и гортензий. Яркие обложки на огромных томах перемежались с тонкими невзрачными брошюрами, ютившимися у них под боком. Некоторые книги стояли в одиночестве, отталкивая своим ореолом неизбежности остальных, другие словно око урагана были окружены целой стаей небольших сборников.       — Сколько же тут книг, — завороженно прошептала я, прикасаясь к корешку одной и чувствуя ласковое поглаживание в ответ.       — Слишком много, чтобы точно назвать количество, — обернулся он и остановился. — Даже в этот момент библиотека пополняется, и новые летописи душ занимают свои законные места. Стоило появиться этому месту, как и другие устремились сюда, — будто разговаривая сам с собой, отрешенно пояснил он. — Кстати, это твоя книга.       — Слишком маленькая для той, что я ищу, — я вытащила тонкий томик и повертела в руках.       — Вероятнее всего, в этой жизни ты умерла в детстве, так и не успев написать новое приключение.       Из ниоткуда появились несколько массивных столов из темного дерева, за одним из которых комфортно устроился Акаши, расслабленно откинувшись на спинку стула.       — Располагайся. Моя библиотека в твоем распоряжении до тех пор, пока ты не найдешь ответы, — безразлично разрешил он и прикрыл глаза. — Либо пока не сдашься и не уйдешь, — бросил он мне в спину, когда я уже собиралась отправиться на поиски.       — Я не остановлюсь на пол пути, — отрезала я.       На самом деле я не знала, с чего начать. Ощущения перебивали друг друга, заставляли теряться в какофонии звуков и водовороте ароматов. Обложки путались, сменяли друг друга, сливались в единое целое. Все в этом месте пыталось обмануть меня и сбить с толку. Жаждало моего бессилия и капитуляции. Я закрыла глаза, отрезая себя от окружающего. Если не получается победить логикой, остается шагать наобум.       Я протянула руку и взяла в руки первую попавшуюся книгу. От нее пахнуло смрадом и зловонием разложения, а по пальцам кольнуло небольшими иголками. Не то. Я попробовала снова. Руку обожгло скверной по локоть, заставляя меня мгновенно поставить том обратно. На третьей попытке меня обдало леденящим амбре гари и железа. Снова не то. Я остановилась, открыла глаза и задумалась. Что заставило меня обратить внимание на первую книгу, что сейчас лежала в одиночестве на столе. Я пристально всмотрелась в нее, ловя малейшие отголоски и дуновение.       — Я твоя, — тихий шепот раздался в голове, как ответ на все вопросы.       Я взобралась по прозрачной винтовой лестнице как можно выше и взяла в руки огромный красный том, украшенный затейливой резьбой в виде веток и листьев. Книга приветственно нагрелась в руках, принимая меня. Торжествующая улыбка расцвела на губах. Этот том отправился в компанию к первому, а я собралась за следующим, внимая к голосам и дыханию книг.       От стеллажа к стеллажу, от полки к полке, от этажа к этажу я прислушивалась к книгам и всего на миг они дарили отголоски своих историй. Некоторые прогоняли, не желая говорить; другие обещали несметные богатства, заманивая в свои ловушки; третьи плавно нашептывали не неизвестном языке, но были чужими; и лишь последние приглашающе распахивали свои объятия и оказывались на столах в ожидании, когда смогут поведать свою легенду.       — Интересно, сколько я уже здесь, — я положила очередной том на стол, любовно проводя по черной замшевой обложке.       — У этого места нет понятия времени и пространства. Оно просто есть и его одновременно нет. Время течет здесь так же, как и в миллионах других вселенных, и одновременно стоит на месте, как остановившиеся часы, — рассеянно отозвался Акаши. В руках у него была одна из книг, которую он непринужденно листал. А я, сколько бы не заглядывала через его плечо, не видела в ней ничего — лишь пустые страницы.       — Тогда еще один вопрос. Почему большинство из них такие огромные? — немного недовольно пробурчала я, пододвигая стопку тяжелых талмудов с затейливой вышивкой на корешках.       — Ты слишком любишь жизнь, поэтому живешь всегда на полную катушку, врываясь во все катастрофы, которые только попадаются на твоем пути, — как неразумному дитя пояснил он, впервые проявляя эмоции. Только вот то, что это было восхищение и одобрение, заставляло задуматься.       — Прямо во все? — с надеждой спросила я.       — Во все, — безапелляционно подтвердил он и вернулся к чтению.       А я продолжила свои поиски.       Стопки росли, столы занимались одним за другим, а я все еще слышала зов своих рукописей и не могла остановиться, пока последняя не ляжет рядом со своими собратьями. Я собирала и собирала книги, стараясь не задумываться, сколько же их всего. Ведь посчитать — подписать себе окончательный приговор. А так: пока дышу, надеюсь.       К коллекции добавился том в ярко-желтой обложке, я сделала шаг и замерла. Всё закончилось. Тишина заполнила зал, посередине которого я остановилась. Все мои книги были собраны и нестройными горками высились на столах. Акаши зааплодировал, вырвав из странного оцепенения, вдруг сковавшего тело. Я села рядом с ним и осмотрела это импровизированное собрание. На соседних столах лежали самые внушительные и объемистые. Я чувствовала, что именно в одном из таких томов и будет описана первая жизнь, но в каком именно не знала. И как выбрать его тоже оставалось загадкой.       Я прищурилась, насчитала 16 томов в первой стопке и не нашла лучшего способа, чем использовать детскую считалочку.       — Вышел ёжик из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать буду бить, все равно тебе водить.       — И так решаются судьбы, — недоверчиво покачал головой Акаши, но не остановил.       Я стянула верхнюю книгу и внимательно всмотрелась в черную обложку. Мягкая на ощупь, но под пальцами ощущались врезанные линии рисунка. Я прикрыла глаза и, обводя каждую деталь, постаралась представить конечную картину. Перед внутренним предстала серебряная роза, перекрещенная с вороненым мечом и в обрамлении нескольких зеленых листков.       Почему бы ей и не быть книгой первой жизни?       Я раскрыла ее. Или попыталась. Пальцы как держали только обложку, так на ней и остались, а листы будто склеились.       — Она закрыта, — я подергала декоративную застежку, ранее незамеченную, попыталась отогнуть уголок страницы, но все без толку.       — Раз закрыты, значит должен быть ключ.       — Я знаю, Корвин говорил об этом, — задумчиво пробормотала я, закусив губу и нахмурившись. Это мои жизни, мое прошлое, мои воспоминания. Значит и ключи всегда при мне. Я вздрогнула от догадки. — Только не говори…       — Что лучше всего хранит воспоминания? Только наше сердце, что немо к мольбам разума, — излишне безмятежно ответил он. На задворках сознания мелькнула безумная догадка, но была отметена здравомыслием. Такого не может быть.       — Мне себя препарировать? — скрыть негодование в голосе за натянутой расслабленностью не удалось.       — По-другому никак. За все нужно платить. Здесь это боль твоей души. Конечно, ты можешь сдаться и забыть обо всем, вернуться назад и дальше следовать намеченному пути. Стержень не оставит тебя, поможет истории прийти к своему логическому завершению и, возможно, ты даже спасешься. А может и нет. Кто знает, какой конец ждет эту вселенную? — флегматично пожал плечами Акаши. Его это не волновало. Это был только мой выбор.       — Когда в следующий раз встречусь с Корвином — врежу ему, — мстительно прошипела я.       И пронзила грудь рукой. Это было чертовски нестерпимо — копаться голыми руками у себя в грудной клетке. Перебирать пальцами ребра, ощущать гладкость мышц, чувствовать движение легких и биение сердца. И понимать, что все это лишь в моей голове — настоящее тело осталось в другой вселенной, спокойно себе сидит и ничего не чувствует. Страдает только душа. Пальцы наткнулись на странное небольшое, но тяжелое кольцо. Я с силой потянула руку назад и со страдальческим стоном вытянула целую связку ключей изнутри. На вид их оказалось даже больше.       — Ты и правда слишком любишь жить, — в голосе Акаши сквозило уважение, а в глазах теплилось благоговение.       Я молчала. Переваривала боль и смирялась с неизбежностью. Наверняка ведь за ошибку в подборе ключа тоже будет наказание. Интересно, а здесь можно умереть? Предательская мысль скользнула по сознанию и была жестоко раздавлена.       — Ты можешь сдаться и уйти, — будто видя ее насквозь, сказал Акаши.       — Ни-за-что, — по слогам произнесла я.       И потянулась к первой книге, мысленно настраиваясь на любую расплату. Ключ вошел в книгу, но не прокрутился. Руку пронзило электрическим током, заставляя ее дернуться и выронить связку. Я вновь подобрала ее и попробовала другой ключ. Такой же эффект, но немного болезненней.       — Чем больше ты ошибаешься, тем сильнее молнии.       — Кто придумал эту средневековую пытку? — иронично поинтересовалась я, уже более осознанно выбирая ключ.       — Равновесие. Чтобы что-то получить, за это нужно заплатить, — в его руке вселенная в миниатюре разрасталась и разрасталась, а потом схлопнулась, будто ее никогда не существовало.       — То есть, даже когда я открою книгу, то все равно испытаю боль? — с сомнением уточнила я.       — Когда прочтешь и получишь знания из нее — да.       Я посмотрела на ключи, посмотрела на гору книг, и тяжко вздохнула. Не отступать и не сдаваться.       А потом почувствовала, что в той вселенной кто-то нарушил закономерность, и время вновь начало свое движение. Грохнула распахнувшаяся с удара дверь, застучали по деревянному полу каблуки, запахло опасностью и неприятностями.       — Черт, и кому я уже понадобилась, — раздраженно проворчала я, теряя весь настрой.       — Ступай. Дорогу ты знаешь, я и книги всегда будем здесь, — Акаши кивнул на прощание, и я начала растворяться светлячками, возвращаясь на бренную землю.       Первые несколько секунд тело ощущалось как чужое, а потом тысячи искорок пробежались от головы до кончиков пальцев, и я снова почувствовала себя на своем месте. Я распахнула глаза и повернулась ко входу.       — Привет, Вероника, давно не виделись, — приветливо улыбнулась я сестре.