—
Кхм-кхм! Как приятно видеть вас обеих снова и по такому
восхитительному поводу! — злобная усмешка озарила жабье лицо Долорес Амбридж.
Профессор Макгонагалл с кислой миной на лице посмотрела на розовую ведьму:
—
Восхитительному — это не тот термин, который я бы выбрала.
Неприятному или же
отвратительному — звучат вполне подобающе. Могу я спросить, что вы здесь делаете, Долорес? — спросила она, шумно дыша.
— Я нахожусь здесь, Минерва, как глава Комиссии по репатриации магглорожденных, чтобы засвидетельствовать уход мисс Грейнджер. Это такой важный момент, ведь мы, наконец, избавились от последнего узурпатора магии!
Амбридж повернулась к Гермионе и обратилась к ней с приторно-сладким ядом в голосе.
— Вы, должно быть, с нетерпением ждали воссоединения с вашими родителями-магглами. Очень жаль, что Министерство не смогло одобрить ваш запрос о международном портключе, чтобы навестить их в Австралии.
— Очень жаль, — решительно заявила Гермиона, встретившись взглядом с ведьмой и надеясь, что та почувствовала ее ненависть. Даже если бы Беллатриса пережила финальную битву, Амбридж все равно осталась бы тем человеком, которого Гермиона ненавидела больше всего. Запрет Министерства на то, чтобы увезти родителей и восстановить им память, как ни странно, даже не попал в число самых худших ее преступлений. Гермиона со злостью жалела о том, что Дамблдор спас Амбридж в Запретном лесу.
Ее взгляд скользнул мимо ненавистной женщины к четырем людям, которые уже сидели за столом для совещаний. Люциус Малфой не обращал на нее внимания, он был слишком занят наблюдением за продолжающимся словесным поединком между Амбридж и профессором Макгонагалл. Светловолосая голова Драко была обращена к молодой темноволосой ведьме, с которой он что-то шепотом обсуждал. Гермиона смутно узнала в девушке Асторию Гринграсс из Хогвартса, вспоминая недавнее обсуждение в прессе «свадьбы года», которую Нарцисса Малфой организовала за довольно короткое время. Нарцисса была единственной, кто поприветствовал ее, пусть и небольшим кивком. Гермиона задумалась, не поменяла ли эта элегантная блондинка свое мнение по поводу их сделки.
Это небольшое движение головы привлекло внимание младшего Малфоя к матери. Он обернулся и приподнял бровь, заметив Гермиону.
— Грейнджер, — надменно протянул он. — Я ожидал, что ты приедешь вместе со своей свитой бедняков. Где они? Разве Король-Уизли не захотел втянуть тебя в последний грязный поцелуй?
С огромным усилием и мыслями о том, что ее родители-стоматологи были бы в ужасе, Гермиона сдержала порыв заскрежетать зубами. Она знала, что Непреложный обет потребует некоторого взаимодействия с Хорьком, но она забыла, насколько он ей неприятен.
— Мы все попрощались в Норе вчера вечером, — сказала она ровным голосом Малфою. — Мы с Роном не нуждаемся в том, чтобы устраивать зрелище из наших отношений, — продолжила Гермиона, острым взглядом скользнув по Астории, цепляющейся за руку Малфоя. Она проклянет себя, если признается в том, что они с Роном расстались, когда ходатайство Нотта стало законом. Рон был ее первой любовью, и ей все еще было больно, что он так быстро и решительно отверг ее предложение о совместном переезде в мир магглов.
Астория сердито посмотрела на Гермиону, сверкнув темными глазами.
— Драко, мне нехорошо, — заскулила она и положила голову ему на плечо. — Тут чем-то пахнет, от чего меня тошнит.
Гермиона закатила глаза от незрелости этих оскорблений. Прежде чем она смогла что-то сказать, вмешалась Нарцисса.
— Пожалуйста, простите мою невестку, мисс Грейнджер. Асторию ждет интересное событие в начале следующего года, поэтому в настоящий момент она особенно чувствительна к парфюмерии и другим ароматам, — сказала она Гермионе. — Я сама не чувствую ничего неприятного.
— Понятно, — сказала Гермиона, пытаясь скрыть веселье от такого викторианского описания беременности. Затем добавила как можно более вежливо: — Поздравляю.
Лично она находила обычай чистокровных семей вступать в брак и заводить детей в подростковом возрасте весьма ужасным.
Малфой самодовольно улыбнулся ей, рассеянно погладив волосы жены.
— Спасибо, Грейнджер.
Астория издала тихий стон, показавшийся Гермионе фальшивым.
— Я думаю, мне становится хуже.
— Мне очень приятно слышать это от вас, мисс Грейнджер, — с легкой улыбкой сказала Нарцисса. Затем она повернулась к невестке и с холодком в интонациях продолжила: — Астория, дорогая, я знала, что в твоем состоянии тебе не следовало приходить сегодня. Я провожу тебя обратно в мэнор, там за тобой присмотрят эльфы. Пойдем.
Гермиона почувствовала легкую тень симпатии к Астории, когда та беспрекословно последовала за своей грозной свекровью. Ну и хорошо.
— Как глава Комиссии по репатриации магглорожденных, я имею право...
— Госпожа секретарь, директриса, возможно, мы могли бы начать? — Люциус прервал Амбридж посреди ее пронзительной тирады.
— Боюсь, нет, Люциус, — сказала Гермиона. — Мой заклинатель еще не прибыл.
— Моя дорогая девочка, надеюсь, вы не думаете, что я буду ждать Артура Уизли и соглашусь на него в качестве заклинателя, когда на карту поставлена жизнь моего сына. Боюсь, что я должен настаивать на непредвзятом, высокопоставленном чиновнике Министерства. Естественно, я предлагаю Долорес, — холодно сказал Люциус, одновременно забавляясь данной ситуацией.
Амбридж улыбнулась от такой похвалы. Гермиона задумалась, может ли утренняя тошнота Астории быть заразной, если учитывать кислое выражение лица профессора Макгонагалл, не говоря уже о ее собственном.
Гермиона развернулась и с вызовом посмотрела Люциусу в лицо. Когда ей было всего шестнадцать, она помогла Гарри победить его и других Пожирателей Смерти в Министерстве. И теперь она отказывалась его бояться.
— Я никогда и не ожидала, что ваша семья будет
так беспокоиться, Люциус. Думаю, вам будет приятно узнать, что я выбрала заклинателя, который
не Уизли и
не Амбридж.
Будто бы еще больше подчеркивая ее слова, в комнату ворвалась серебристая рысь. Челюсти животного разжались, и оно заговорило глубоким голосом Кингсли Шеклболта.
— Буду через мгновение, Гермиона.
— Люциус, у вас же нет возражений против Министра магии в качестве заклинателя?
Это был маленький триумф, так что Гермиона наслаждалась краткой вспышкой гнева, которая исказила лицо старшего Малфоя, пока тот не вернул свою надменную маску.
— Никто не будет возражать против нашего уважаемого министра в роли заклинателя. Особенно учитывая его заслуги в создании программы репатриации магглорожденных.
— Ты льстишь мне, Люциус. Я всего лишь винтик в этой большой машине, которая управляет всеми нами, — сказал вошедший в комнату Кингсли.
Он осмотрел комнату и кивнул присутствующим.
— Минерва, благодарю вас за то, что привели мисс Грейнджер. Пока вы здесь, возможно, вам и Люциусу хотелось бы что-то обсудить? Теперь, когда он восстановлен в качестве главы Совета Попечителей, я думаю, он захочет обговорить с вами предстоящий учебный год и, в частности, обращение с учениками из маггловских семей.
— Нет, министр, как я уже и говорила вам, — тихим голосом ответила профессор Макгонагалл.
Гермиона посмотрела в пол, опасаясь какого-либо воздействия на ее сознание со стороны Амбридж или любого из Малфоев. Одним из последних пожеланий Гермионы, которое она смогла вытрясти из Кингсли, который чувствовал свою вину, было обещание, что все магглорожденные будут отстранены от занятий в Хогвартсе до тех пор, пока репатриация остается официальной политикой.
— Я буду сильно потрясена, если свиток Хогвартса по-прежнему будет выбирать этих воришек с грязной кровью в качестве студентов! — вмешалась Амбридж. — Как вы знаете, министр, отдел тайн подтвердил, что магия может быть передана следующему поколению только тогда, когда мать и отец — волшебники. Теперь, когда все ядовитые сорняки в нашем саду были вырваны, прекрасные цветы — наши дети — будут цвести свободно!
Она слащаво улыбнулась Малфою, который выглядел так же возмущенно, как и ощущала себя Гермиона.
— Тем не менее вы, Люциус, должны работать с директрисой Макгонагалл, чтобы быстро нейтрализовать проблемы, если они возникнут, — мягким голосом повторил Кингсли.
— Этого не будет, министр, — мрачно возразила ему директриса. А все потому, что новая миссия Ордена Феникса заключалась в поиске магглорожденных детей и в настойчивых попытках убедить их родителей отправить детей учиться в Шармбатон. Мадам Максим обещала, что откроет двери своей школы для любого магглорожденного студента с Британских островов. Гермионе было нелегко думать о том, что лет через десять-пятнадцать, когда ее гипотетические будущие дети достигнут школьного возраста, она снова встретится с рыжеволосыми Уизли или бывшим профессором, даже если она их не вспомнит.
— Кингсли, можем ли мы уже начать? — внезапно спросила Гермиона. Она уже была сыта по горло мерзкими убеждениями таких как Амбридж и бесконечными пререканиями, ей хотелось лишь уйти.
* * *
Драко с восхищением подумал, что Шеклболт действительно был на своем месте в кресле министра. Аврор был резким и скользким, как змея, особенно по сравнению с Корнелиусом Фаджем, который был неуклюжим подхалимом во времена детства Драко. Фадж был бы смущен присутствием тех сильных личностей, которые сейчас находились в конференц-зале. Шеклболт же аккуратно оттеснил его отца, Макгонагалл и эту убогую Амбридж в угол обсуждать политику Хогвартса, чтобы ему никто не мешал выполнить обязанности заклинателя.
— Повернитесь лицом друг к другу и встаньте на колени, — сказал Министр.
Драко изящно опустился на пол и ухмыльнулся, увидев, что Гермиона слегка споткнулась.
— Я полагаю, Уизли не смог убедить тебя простоять в этом положении много времени?
Грейнджер покраснела, но быстро выпалила:
— Зато тебе, кажется, очень комфортно на коленях, Малфой. Это именно то, что требовал Волдеморт от своих последователей?
Драко нахмурился. С момента финальной битвы их общение было сведено на нет, и он забыл, какой сукой она может быть.
— Мистер Малфой, возьмите руку мисс Грейнджер, — начал Шеклболт.
Левая рука Драко твердо сжала ее правое запястье, намного сильнее, чем было необходимо. Она даже не поморщилась, не желая, чтобы он получил удовольствие от ее гримасы боли.
— Не так сильно, мистер Малфой, — сказал министр с едкой улыбкой. — Я обещаю вам, что в мисс Грейнджер достаточно храбрости, чтобы не сбежать.
Драко ослабил хватку и был достаточно близко, чтобы услышать тихий вздох облегчения Грейнджер. Этот мягкий, восхитительный звук напомнил ему о совсем неуместных мыслях, которыми он тешил себя на протяжении многих лет. Драко заставил себя сосредоточиться на предстоящей задаче, ведь нарушение Обета, который он собирался заключить, убьет его.
Как только Шеклболт положил кончик своей палочки на их руки, Грейнджер начала говорить глухим, но чистым голосом:
— Обещаешь ли ты, Драко Малфой, изо всех сил охранять меня в мире магглов?
— Обещаю.
Это было волнующе, даже интимно, но он сдерживал себя, стараясь не отпустить ее тонкую руку, напоминающую руку Астории, которой он давал обещания всего месяц назад. После слов Драко из палочки Шеклболта выползла огненная нить, которая обмоталась вокруг их запястий.
— Обещаешь ли ты, что защитишь меня от любого вреда? — спросила Грейнджер.
— Обещаю.
Это было очень иронично по мнению Драко, смотрящего на то, как вторая огненная нить обернулась вокруг их запястий, что первые два условия повторяли Обет, который его мать взяла у Снейпа. По крайней мере, третье условие
этого Обета не требовало, чтобы он убил кого-нибудь.
— Обещаешь ли ты воздерживаться от каких-либо действий в маггловском или волшебном мире, которые могли бы навредить мне?
— Обещаю.
Взгляд Грейнджер сосредоточился на его собственном, когда третья нить выскользнула из палочки. Ее глаза были неожиданно красивы, цвета золота или янтаря, хотя раньше Драко считал, что они должны быть похожи на грязь...
— Обещаешь ли ты перенести эти клятвы и на моих родителей?
В этом отношении их Непреложный обет отличался от сорока других. Мать Драко настояла на паре Грейнджер с ее сыном, и была очень обеспокоена, что она откажется. Ведь в школе ее сын дразнил Гермиону, а после ее пытали в их доме. Это была идея Нарциссы, чтобы он предложил защитить родителей Грейнджер, обеспечивая ее согласие.
— Обещаю.
— Да будет так, — объявил Шеклболт, когда четвертая нить быстро погасла, впитавшись в запястья и оставив после себя след. Как только Драко отпустил ее руку, Грейнджер провела пальцами по слегка розовому следу.
— Похоже на след от веревки, — заметила она, обращаясь к министру, а не к Драко. — Как быстро он исчезнет? Это может вызвать вопросы в маггловской больнице.
— В течение часа, — пообещал Шеклболт.
После нескольких минут неловкой тишины Драко протянул руку с раскрытой ладонью.
— Палочка, Грейнджер.
Ведьмам и волшебникам было невероятно сложно отказаться от своей палочки. Если она собиралась его уговаривать, это произойдет сейчас. Он слышал от Пэнси, что Джастин Финч-Флетчли напал на ее отца, когда у него забирали палочку. Пришлось применить Инкарцеро, прежде чем ему смогли стереть память. Драко не думал, что пуффендуец способен на такое, но вот Гермиона... Она была достаточно сильной ведьмой, чтобы нанести ощутимый урон.
Она колебалась. Краем глаза Драко увидел, что его отец и Амбридж с радостью на лице достали свои палочки.
Левое запястье начало жечь, и Драко понял, что Обет начал работать.
— Грейнджер, пожалуйста, дай мне свою палочку, — попросил он.
С болью во взгляде она вложила в его руку длинную темную палочку. Драко быстро положил ее в карман, мысленно благодаря за то, что она использовала ореховую палочку его тети, вместо той палочки, которая выбрала Грейнджер в одиннадцать лет. Если бы та палочка была все еще с ней, то она сейчас не сдалась бы без боя.
К счастью, настоящая палочка Грейнджер была спрятана в столе его кабинета. Он купил ее у егеря за десять галлеонов, думая, что она прекрасно подойдет для запасной палочки. Как бы он ни отрицал, у них с грязнокровкой был похожий стиль в заклинаниях и одинаково высокий уровень магических способностей. Но палочка из виноградной лозы была такой же упрямой, как и ее законная владелица, так и не подчинившись Драко. При попытке использовать ее, ему не давались даже самые простые заклинания.
Профессор Макгонагалл тем временем подошла к ним. Она была тем, кто должен был наложить Обливиэйт на Грейнджер.
— Ты готова начать, Гермиона?
Драко и не думал, что старуха может говорить с кем-то настолько любезно. Возможно, это потому, что Грейнджер всегда была одной из ее любимых учениц.
— Я готова, Минерва, но я передумала. Я хочу, чтобы это сделал Малфой, — произнесла Гермиона, расправив плечи.
* * *
Малфой, конечно же, возражал.
Действительно, его первой реакцией был яростный отказ. Люциус и Амбридж поддержали его, шипя оскорбления в сторону Гермионы, пока Кингсли не стукнул по столу, восстановив порядок.
Профессор Макгонагалл выглядела обиженной и пыталась переубедить Гермиону, но та была непреклонна.
— Это мое право выбирать того, кто наложит на меня заклятие. И я хочу Малфоя, — настаивала Гермиона. — Я знаю, что он сможет сделать это. Он изменял воспоминания некоторым чиновникам Министерства по приказу Волдеморта, поэтому у него хватит опыта, чтобы сделать это со мной, — Гермиона посмотрела прямо на Малфоев — сына и отца. — Я знаю, что вы всегда полагаетесь на кого-то другого, — сказала она, в усмешке изогнув губы. — Но если вы хотите, чтобы все было сделано правильно, то следует делать это самостоятельно. Если что-то пойдет не так, то во всем будете виноваты вы.
Отец с сыном обменялись долгим взглядом, а затем оба медленно кивнули. Гермионе было очень горько от того, что она теперь доверяла Малфою больше, чем любимому учителю.
Она сидела за столом конференц-зала напротив мрачного Малфоя. Кингсли выдворил остальных в коридор, отметая все протесты грубым указанием на необходимую концентрацию при наложении заклятия. Кроме того, как точно заметил Кингсли, она не могла ничего сделать Малфою без палочки, а он, соответственно, не мог навредить ей из-за Обета.
Малфой приподнял палочку, и Гермиона приготовилась к почти успокаивающему бледно-зеленому свету, который сопровождал Обливиэйт. Это было неким возмездием за то, что она без согласия забрала воспоминания своих родителей. Теперь то же самое произойдет с ней. Гермиона закрыла глаза, но рефлекторно открыла их, когда почувствовала, что палочка Малфоя уткнулась ей в подбородок.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— То, что мне понравится, — выдал он смущающий ответ.
Ледяные серебряные глаза смотрели на нее, и Гермиона напомнила себе, что он не сможет сделать ей больно.
Малфой мягко произнес заклинание, его голос был почти ласковым.
—
Обливиэйт.
