Auld Lang Syne. Robert Burns. Перевод С.Я. Маршака
31 декабря 2003 года Было что-то неестественное в праздновании Рождества в субтропическом климате, но Гермиона решила, что не против встретить Новый год в теплой, влажной и солнечной обстановке. В доме ее крестных, в пригороде Брисбена, имелся прекрасный двор и бассейн, в котором она провела много времени за последние десять дней, плавая, отдыхая и, прежде всего, размышляя. Размышляя о том, что хотя у нее и был выбор, ни один из вариантов не был хорош. — Не хочешь пина коладу? — спросила Моника, очевидно, сделав кувшин напитка сразу же по возвращении домой из стоматологического кабинета и уже переодевшись в шорты и майку. Гермиона перевернулась с живота и села. С ее языка чуть не слетело автоматическое «нет», но тут она заметила бутылку рома в другой руке крестной. — Там нет алкоголя. Ты несколько раз повторила, что тебе нельзя из-за «антибиотиков», и я это запомнила, — Моника улыбнулась с капелькой скептицизма в голосе. — В таком случае это прекрасная идея, спасибо, — ответила Гермиона. Это был божественный напиток из свежих фруктов, а не из мерзкого сока из магазина. Самое то в жаркий день. Моника села на шезлонг рядом с Гермионой и вытянула свои длинные загорелые ноги, предварительно сняв сандалии. У ее крестной была стройная, почти девичья фигура, и Гермиона с горечью подумала о том, что это могло быть одним из преимуществ отсутствия детей. — Ты еще не принимала никаких решений? — спросила Моника. — От чего еще планируешь отказаться в Новом году, кроме как от алкоголя в течение следующих девяти месяцев? Гермиона поперхнулась пина коладой. — Что, прости? — О, ты меня услышала! — раздраженно произнесла крестная. — Ты все время уставшая, несмотря на то, что спишь по десять часов в сутки, некоторые продукты и запахи вызывают у тебя тошноту, а также ты не пьешь, — закатила глаза Моника. — Очевидно, что ты беременна. — Венделл знает? — с тревогой спросила Гермиона. — Сомневаюсь в этом, ведь я ничего ему не говорила, а мужчины менее наблюдательны. Я просто не понимаю, почему ты не сказала мне. Моника выглядела настолько обиженной, что Гермиона почувствовала укол совести. — Извини, я просто думала, что ты будешь разочарована мной. — Ты была неосторожна? Незащищенный секс? — Конечно же нет, я... пила противозачаточные, мы прошли обследование, но... — Гермиона замолчала. Она привезла в Австралию свои противозачаточные таблетки — не из-за того, что до сих пор их принимала, а чтобы проверить их и внимательно прочитать то, что написано мелким шрифтом на рецепте. Упаковки таблеток не были повреждены, никаких признаков подделки, что заставило Гермиону думать о влиянии гормонов на то, что это подозрение вообще пришло ей в голову. Но, по крайней мере, она нашла совершенно рациональное объяснение тому, как забеременела. Таблетки нужно было принимать каждый день в одно и то же время. Гермиона нарушила регулярность приема, когда ее вырвало вместе с таблеткой, которую она приняла на Хэллоуин, а следующую приняла с опозданием из-за того, что проснулась в квартире Малкольма, после чего они сразу отправились в Оксфорд. Гермионе пришло в голову, что очень многие женщины могут винить в своей беременности текилу, но она — единственная, для кого причиной стала библиотека. — Но при использовании противозачаточных таблеток могут происходить сбои, если ты пропускаешь пару приемов, — закончила за нее Моника и философски пожала плечами. — Возможно, это судьба. — Легко тебе говорить, — огрызнулась Гермиона. — Ты спросила меня, от чего я собираюсь отказаться в 2004 году? Абсолютно от всего, если сохраню эту беременность. — Ты драматизируешь, не так ли? Разве тебя выгонят из университета за то, что ты не замужем и забеременела? Оксфорд и Кембридж теперь категорически отказываются принимать матерей на докторские программы? — выгнула бровь Моника. — Конечно же нет, — вынуждена была признать Гермиона. — Твоя мать забеременела на последнем году обучения в стоматологическом колледже, — сказала Моника. — Она постоянно была уставшая, несчастная, а запах фтора заставлял ее тошнить так, что я до сих пор содрогаюсь от воспоминаний об этом. В итоге она закончила колледж, причем закончила самой лучшей ученицей нашей группы. Раньше Гермиона как-то не обращала внимания на то, что ее родители окончили стоматологический колледж за три месяца до ее рождения. — Я была запланированным ребенком? — Этого я не знаю. Однако что я знаю наверняка, так это то, что они хотели тебя, несмотря на неподходящее время, — Моника тепло улыбнулась ей. — Ты не будешь босой, вечно беременной и привязанной к кухне, если решишь сохранить ребенка. Даже в 70-ые годы твоя мать смогла найти работу с гибким графиком, а затем они с твоим отцом открыли свою клинику, прежде чем ты пошла в школу. Я не хочу показаться легкомысленной, но единственное, от чего тебе придется отказаться, оставив ребенка, так это сон. Несмотря на опыт собственной матери, Гермиона совсем не была уверена. — Ты пытаешься показать все это слишком уж легким, — запротестовала она. — О, наверное, ты упустила ту часть, в которой я говорила, что твоя мать все время была уставшей, несчастной и ее постоянно одолевала тошнота? Ты не можешь избежать запаха фтора в стоматологическом колледже, — казалось, Моника немного позеленела при упоминании об этом. — Ей очень помогло то, что твой отец очень поддерживал ее, — добавила она. — Малкольм плохо отреагировал? Из-за этого ты уклонилась от ответа, когда я спросила о нем? — Мы узнали об этом лишь в последнюю ночь перед моим отъездом. И нет, он отреагировал как нельзя лучше. Он хочет ребенка, — нехотя сказала Гермиона, вспоминая как Моника, просматривая фотографии из Дублина и некоторых других мест, пела дифирамбы ее парню. Гермиона, конечно же, ожидала, что крестная положительно оценит его внешность, но ее почти материнское покровительство в отношении него было весьма странным. — Ну, тогда все хорошо! Все же решено! — Моника хлопнула в ладоши и ласково улыбнулась, после чего захихикала. — Сколько рома ты добавила в свой коктейль? — спросила Гермиона, чувствуя одновременно веселье и раздражение. — Ничего не решено только потому, что он хочет ребенка. Это мое решение. Я думала, ты поддерживаешь право женщин на выбор. — Поддерживаю, — Моника резко кивнула головой, будто бы очищая ее от ненужных мыслей. — И поддержу тебя, если ты решишь прервать беременность. Я лишь хочу сказать, что вы с Малкольмом сможете воспитать ребенка, если решите его оставить, — она посмотрела на браслет на руке Гермионы и продолжила: — Очевидно, у него достаточно денег, чтобы нанять первоклассную няню. — Мы не обсуждали такие детали. Я действительно не думала ни о чем, кроме вопроса, сохранять беременность или нет, — призналась Гермиона. Она думала, что Малкольм оставит ее дома с ребенком, учитывая его консерватизм, но, возможно, стоит поговорить с ним об этом. Няня позволила бы ей выкроить время для своих исследований, а значит, на ее учебе и карьере не будет поставлен крест. — Ты должна поговорить об этом с ним, прежде чем принять решение, — сказала Моника. — Забавно, он предложил мне поговорить с тобой, — ответила Гермиона. — Это хороший совет. Гении мыслят одинаково, — ухмыльнулась Моника, после чего продолжила более серьезным тоном: — Должна признаться, я всегда хотела детей, причем больше одного, хотя физически не могла их иметь. И лично я бы никогда не прервала беременность из-за того, что сейчас неподходящее время. Гермиона задумчиво кивнула. Она хотела родить ребенка — когда-нибудь, но только не сейчас. Раз или два, особенно после того, как она заметила, как Малкольм читает Изабелле, ей в голову приходила шальная мысль, что он будет удивительно хорошим отцом. Когда-нибудь. — Я склоняюсь к тому, чтобы оставить ребенка, — спустя минутную заминку сказала Гермиона. — Это не идеальный вариант, но он лучше. Моника казалась довольной. — По фотографиям твоего парня можно сказать, что ребенок будет великолепным и очень, очень особенным, — убедительно сказала ее крестная. Гермиона слабо улыбнулась. Ребенок может быть великолепным и особенным, но в данный момент беременность буквально сводила ее с ума. — О, Гермиона? — тихо произнесла Моника, откидываясь на подушки, тем самым позволяя дневному солнцу ласкать ее лицо. Гермиона оглянулась, вопросительно приподняв брови. — Я считаю, что традиция семьи Малкольма использовать названия звезд и созвездий в имени ребенка — весьма очаровательна. И ты должна серьезно подумать о продолжении этой традиции.* * *
Через несколько часов во дворе у бассейна собрались все друзья и соседи ее крестных родителей, которые собирались встретить Новый год, устроив барбекю. Достаточно побыв в их компании, с приближением полуночи Гермиона уже бродила в тихом уголке заднего двора, откуда открывался хороший вид на ночное небо. Яркие звезды Центавра помогли ей найти Южный Крест. Драко, ее новое любимое созвездие, не было видно в это время года в Австралии, и Гермиона была удивлена внезапным желанием оказаться рядом с Малкольмом в момент наступления Нового года. Почему-то конец года всегда вызывал у нее меланхолию, а ее элегантный, сексуальный бойфренд умел вытаскивать из такого состояния. Она также очень хотела поговорить с ним о некоторых конкретных вопросах после разговора с крестной. Напоминание о том, что ее собственная мать балансировала между беременностью и стоматологическим колледжем, а затем ребенком и карьерой, немного успокаивало Гермиону, но она должна была убедиться в том, что Малкольм поддержит ее выбор. Он звонил ей дважды в день с тех пор, как она прилетела в Австралию, постоянно отмахиваясь от ее предупреждений об астрономическом счете за телефон. К счастью, Малкольм воздерживался от давления на Гермиону, просто справляясь о ее самочувствии. Они уже разговаривали поздним утром, прежде чем Малкольм отправился спать, потому что, как он утверждал, ее голос вызывает у него приятные сны. Гермиона хотела бы сказать то же самое, но без тепла своего парня рядом она становилась жертвой все более ярких ночных кошмаров. Гермиона хотела услышать его еще раз этим вечером, прежде чем он отправится на работу, но он еще не позвонил. Казалось, что ее мысли пересекли тысячи миль, сообщая о действиях Малкольма, потому что она увидела из своего уголка, как крестный на кухне разговаривает с кем-то по телефону. Гермиона не могла вспомнить больше никого, кто мог бы звонить в столь поздний час, всего за несколько минут до полуночи. Но разговор Венделла с незнакомцем все продолжался, пока он не вышел на задний двор с беспроводным телефоном в руке и не позвал ее. — Гермиона, это тот молодой человек, — Венделл передал ей телефон с недовольным выражением лица, после чего ушел на кухню, чтобы дать ей некое уединение. — Почему твой крестный спросил, есть ли у меня зубы мудрости? — тут же спросил Малкольм. Гермиона рассмеялась. — Он весь день бормотал о вырывании их плоскогубцами, а не надлежащими стоматологическими инструментами. Я сказала ему, что беременна, и он не так уж хорошо это воспринял. — Ты преуменьшаешь, — сказал Малкольм так, что сухость в его голосе была слышна даже по телефону. — Надеюсь, твои крестные не слишком наехали на тебя? — в его голосе была слышна забота, и Гермиону это весьма тронуло. — Моника все поняла, и она в тихом восторге от того, что скоро станет крестной бабушкой, — успокаивающе ответила она. — Венделл немного разочарован во мне, но он возлагает всю вину на тебя. — Он прав, ведь я в ответе за это. — Это не должно звучать так самодовольно, придурок! — рассмеялась Гермиона, с легкостью представляя ухмылку на его лице. — И танго танцуют вдвоем, сам знаешь. — Знаю, принцесса, я так понимаю, тебе уже лучше? — вот оно, завуалированный вопрос о беременности и ее мыслях по поводу всего этого. — Намного. Но я хотела кое-что спросить, — нерешительно начала Гермиона. — Тогда продолжай, — после недолгого молчания ответил Малкольм, немного насторожившись. — Что ты думаешь по поводу няни? — спросила Гермиона, чувствуя набегающее беспокойство. — Я знаю, что твоя мать не работает, но я не хочу отказываться от учебы или карьеры ради ребенка. Ясли — это тоже хорошо, но часы довольно негибкие, и я бы не хотела заразить чем-нибудь своего ребенка, второпях приходя с работы. Но если бы у меня была няня, которая могла бы заботиться о ребенке... — Ты хочешь няню? — прервал ее Малкольм. — Хорошо. Может, двух? Если первая заболеет или случится что-то еще? Или надо будет вставать к ребенку ночью... — Э-э-э, нет, — ответила она, пытаясь сдержать смех из-за абсурдности его слов. Она жила в однокомнатной квартире, ради Годрика! — Одной приходящей няни должно хватить. — Это значит, что... — начал ее парень с надеждой, ожидая подтверждения своей догадки. — Это значит, что 2004 год станет интересным годом с появлением ребенка и всем прочим, — подтвердила Гермиона. «Спасибо» на том конце провода было таким тихим и сердечным, будто предназначалось не для ее ушей. — Ты не пожалеешь об этом, Грейнджер, я тебе клянусь. — Да ладно, Драко, я думаю, мы достаточно близки, чтобы ты называл меня по имени, — передразнила она, переключив внимание на Венделла, который вышел из кухни и в данный момент зазывал ее во внутренний дворик. — Я должна идти. У нас разница в одиннадцать часов, так что сейчас самое время для обратного отсчета. — Останься на линии со мной, — неожиданно попросил Малкольм. — Я хочу быть первым, кто пожелает тебе счастливого Нового года. — Ладно, — мягко ответила она. «Семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, — голоса ее крестных и их гостей ворвались во дворик. — С Новым годом!» — воскликнул хор голосов, после чего последовали многочисленные тосты. — С Новым годом, любимая, — повторил ее парень. — Это будет замечательный год, — пообещал он. Толпа во внутреннем дворике начала петь, а горло Гермионы сжалось от непрошеных слез на фразе: «Забыть ли старую любовь и дружбу прежних дней?» — И тебя с Новым годом, — прошептала она, надеясь, что не совершает самую ужасную ошибку в своей жизни.