* * *
Благодаря своему мастерству торговца Маркус получил довольно просторный офис в «Малфой Энтерпрайзес». Тем не менее казавшийся тесной кабинкой по сравнению с роскошным кабинетом Драко, что делало еще более удивительным тот факт, что белокурый босс и друг Маркуса сейчас сидел в кресле для посетителей, небрежно закинув ботинки из драконьей кожи на его рабочий стол. — Эй, Малфой! — возмутился Маркус. — Ноги прочь! — Твоя жена хорошо тебя натаскала, — ехидно заметил Драко, но ноги со стола убрал. — Не жена. Кэти, — поправил его Маркус. — Она говорит, что я веду себя так, как будто вырос в сарае, а не в поместье. Драко печально покачал головой: — Знаешь, я всегда думаю о Кэти как о твоей жене. Даже не могу вспомнить имя другой. — Брунгильда, но это не важно, — пробормотал Маркус. Малфой попал по больному месту. Маркус знал, что Кэти обиделась на него за то, что восприняла как необоснованное нежелание жениться. Это была единственная проблема, из-за которой они когда-либо серьезно ссорились, включая вчерашний вечер. — Зачем пришел? — спросил он, надеясь, что друг поймет намек и оставит эту тему. — Надеялся, что у тебя осталось еще то маггловское имбирное печенье, — признался Драко. Маркус достал банку из ящика, поставил на стол и толкнул в сторону Малфоя. — Ты ведь знаешь, что их можно купить в магазине, да? — Они вкуснее, когда я выпрашиваю их у тебя, — смех Драко не затронул его глаза. Приглядевшись внимательнее, Маркус заметил темные круги под глазами Драко, быстро поглощавшего печенье. — Все в порядке, приятель? — осторожно спросил он. — Как дела у Гермионы? — Хорошо, — ответил тот с быстрой, невольной улыбкой. — Все еще упрямая, как мул, когда дело доходит до существования магии. Лично Маркус не видел в этом ничего плохого. Учитывая, что случилось с Чо, когда Тео вернул ее воспоминания, будет лучше, если гриффиндорская принцесса продолжит не признавать магию. — Так что, вам удалось договориться об имени для маленького Того-Кого-Нельзя-Называть? — усмехнулся Маркус. — Гарри Малфой так красиво звучит. Он тут же получил раздраженный взгляд. — Совсем не смешно, Флинт, — язвительно сказал Драко. — Ты должен благодарить Мерлина за то, что так чертовски хорошо продаешь зелья, потому что никогда не смог бы заработать на жизнь карьерой комика. — Гарри не такое ужасное имя, — утешил его Маркус, полагая, что нашел причину плохого настроения своего друга и бессовестной кражи двух печений (да, он считал). — Неужели? — спросил Драко. — Тебе бы понравилось каждый раз, произнося имя сына, вспоминать о покойном Святом Поттере? — Ты прав, приятель, — вынужден был признать Маркус. — Но Грейнджер никогда не согласится ни на что другое. Тем более, у нее есть какой-то ментальный блок, который не дает ей поверить в магию, а тебе — выиграть пари. Драко пренебрежительно махнул рукой. — У меня все под контролем. Одно из правил семьи Малфоев гласит: если ты проигрываешь, измени правила игры. Маркус приподнял бровь. — А как насчет фамилии ребенка? Есть прогресс на этом фронте? — он ткнул пальцем в небо, все еще пытаясь понять, что выбило Драко из колеи. — Работаю над этим, — коротко ответил тот. Неожиданно для себя Маркус решил дать ему какой-нибудь мудрый совет. У него было на несколько лет больше опыта в интимных отношениях с гриффиндорками с их изменчивым характером, чем у Драко. — У Грейнджер душа нараспашку, — озвучил он очевидное. — А ты прячешь свои эмоции, как гоблин — мешок галлеонов. Дай ей понять, что чувствуешь. — Она и так знает. Гермиона не дура, — усмехнулся Драко. Маркус покачал головой: — Она знает, что тебе нравится трахать ее, знает, что ты доволен как индюк из-за того, что у нее будет от тебя ребенок, но ты когда-нибудь говорил ей о своих чувствах? Недавно, не тогда, когда вы были детьми. И если в этот момент кто-то из вас был голый, это тоже не считается. Он был очарован двумя розовыми пятнами, проступившими на скулах Драко. Очевидно, наследник Малфоев не был таким уж бесстыдным. — Эм-м, может, мне стоит попробовать. — Может, и стоит, — мягко посоветовал Маркус. — Это должно сработать. Я бы сказал, что она слишком умна, чтобы брать на себя эту неблагодарную задачу быть твоей лучшей половинкой, но она ведь по уши в тебя втюрилась. — Замолчи, — протянул Драко, но Маркус заметил, как что-то вспыхнуло в его глазах при последнем замечании. Когда Маркус уже поздравлял себя с тем, что помог Драко решить проблему с отношениями, тот протянул руку и взял еще одно имбирное печенье. Значит, оставалась третья возможная причина беспокойства его друга. Маркус напрягся, прежде чем задать вопрос. — Как дела с отцом? Люциус не появлялся в офисе с того дня, как Чо выдвинула обвинения, даже несмотря на то, что его освободили до суда после оплаты внушительного — для всех, кроме Малфоя — залога. Драко небрежно пожал плечами: — Они с Броклхерстом работают над его защитой, но я думаю, что он больше беспокоится о матери, чем о Визенгамоте. Ей не нравится, когда грязное белье выносят на публику. Маркус подавил дрожь в теле, услышав этот неудачный выбор слов. — А у него есть стратегия защиты? — Он считает, что Чо можно убедить снять с него все обвинения, — Драко глубоко вздохнул, дойдя до сути дела. — И он хочет, чтобы сегодня днем, во время твоей ежеквартальной поставки зелий Слагхорну, я отправился в Хогвартс вместе с тобой, чтобы мы могли провернуть это.* * *
Гермиона не хотела устраивать праздник будущей мамы. Они с Драко с легкостью могли сами приобрести все необходимое для ребенка. Кроме того она знала, что мать Драко откажется приехать, а ее крестную не стоит заставлять лететь ради этого аж из Австралии. Кэти, однако, настояла на том, чтобы хотя бы закупиться до рождения ребенка. Именно под этим предлогом Кэти, Джастин и Панси Уркварт вытащили Гермиону из исследовательской лаборатории университета в элитный детский бутик. Панси резко поприветствовала ее у входа в магазин, хмуро оглядев с головы до ног. — Так вот что будет со мной через несколько месяцев? — с содроганием спросила она. — Убери свои когти, Панси, — весело скомандовал Джастин, целуя Гермиону в щеку. — Ты выглядишь восхитительно — как будто сунула пляжный мяч под рубашку. И вся буквально светишься! — Ведешь себя как гребаный золотистый ретривер, — пробормотала Панси себе под нос. — Готова поспорить на свои «Маноло», Финч-Флетчли, что ты отлично умеешь находить всякие вещи, но и только. — Я бы согласился на пари, Панс, потому что собираюсь стать просто потрясающим папочкой-донором, но твои туфли мне не подойдут, — обезоруживающе сказал Джастин. — Просто игнорируйте ее, — обратился он к Гермионе и Кэти театральным шепотом. — Беременность сделала ее слегка стервозной. — Очень сомневаюсь, что в этом виновата только беременность, — сухо сказала Гермиона. Кэти толкнула ее локтем. — Так у тебя будет мальчик или девочка? — весело спросила она Панси. — Девочка, — гордо ответила та. — Эсмеральда Нарцисса Паркинсон-Уркварт. Реакция Гермионы на, возможно, самое ужасное детское имя, которое она когда-либо слышала, должно быть, отразилась на ее лице, потому что Панси обернулась к ней. — Ты не посмеешь меня критиковать, Грейнджер, особенно когда носишь в животе ребенка по имени Сигнус, — она схватила бледно-голубой слюнявчик и взмахнула им в направлении Гермионы, как оружием. — Может, я подарю тебе вот это с монограммой «СМ» и вышитыми лебедями и павлинами по краям! — Павлины очаровательны, — с энтузиазмом проворковал Джастин. — Что значит «М»? — в замешательстве спросила Кэти у Панси и повернулась к Гермионе. — Ты согласилась с Малкольмом по поводу второго имени? — Мы еще не договорились ни о каких именах, — ответила ей Гермиона, с прищуром наблюдая за Панси. Та выглядела совершенно сбитой с толку. — Что означает «М», Панси? Я не помню ни созвездий, ни звезд на эту букву из тех, которые мы с Драко рассматривали. А его фамилия — если у ребенка будет его фамилия — Фой. — Я сказала «М»? — неискренне переспросила Панси. — Я имела в виду «Ф», конечно. — Конечно, — эхом отозвалась Гермиона. — Во всяком случае, я предлагаю всем воздержаться от монограмм, пока мы с Драко не придем к согласию. Или, — добавила она с ухмылкой, — вы можете поставить на то, что я одержу победу и в монограмме будет «Г». — Гарри? — Кэти ухмыльнулась в ответ. — Хорошо, что ты держишься за этот вариант. Гермиону позабавило то, в какой ужас от этого имени пришла Панси, так что она поправила Кэти с неким сожалением: — На самом деле я предложила Драко очень разумный компромисс — Адриан(1). Он был римским императором и увлекался астрономией, так что имя соответствует традициям обеих сторон семьи Драко. И оно начинается с той же буквы, что и имена в моей семье, так что все подходит. — Мне нравится, — заявила Кэти. — Это намного лучше, чем другие имена, о которых вы говорили. — К сожалению, Драко отказался. Если имя не является созвездием, или звездой, или каким-то другим небесным телом — оно просто недостаточно шикарно, — раздраженно проворчала Гермиона. — Может, он придет в себя, — с оптимизмом сказал Джастин. — Или, скорее, я сдамся, — призналась Гермиона. — У Драко день рождения на следующей неделе, а у меня закончились идеи по поводу подарка. Что можно купить человеку, у которого уже все есть? — риторически спросила она. — Позволить ему выбрать имя для ребенка — хороший жест, вам не кажется? — Ты слишком много думаешь об этом, Гермиона, — Джастин дерзко улыбнулся. — Малкольм — обычный мужчина в расцвете сил, просто сделай ему минет. — О, да, я уверена, Драко будет рад, если ты встанешь перед ним на колени, — вмешалась Панси. В то время как предложение Джастина было игривым, ее комментарий прозвучал злобно. Вместо того, чтобы резко ответить — как ей сначала и хотелось, — Гермиона подняла брови в притворном замешательстве. — Почему ты так говоришь, Панси? Это из-за того, что случилось между нами в школе? — она надеялась, что ее вопрос достаточно общий, чтобы вытянуть из Панси какую-нибудь информацию. Злорадная улыбка на лице Панси сменилась выражением абсолютного шока. — Драко сказал тебе? — она практически визжала. — Не могу поверить! Что у него вместо мозгов? — затем в ее глазах появилось коварное выражение, она повернулась к Джастину и задала вопрос опасно сладким голосом: — Ты случайно не поделился с Грейнджер той фотографией, которую я тебе подарила? Где я и двое красивых молодых людей в плавках? Джастин сглотнул. — По правде говоря, да. Панси довольно сильно ударила его сумочкой: — Это за то, что поделился моими вещами без разрешения. Джастин отскочил в сторону, потирая плечо, в то время как Гермиона пыталась скрыть разочарование. Панси окинула ее оценивающим взглядом и едва заметно улыбнулась. — Очень тонко, не ожидала от тебя такого, Грейнджер. Очевидно, Драко оказывает на тебя большее влияние, чем кажется. Гермиона улыбнулась в ответ, гадая, удастся ли ей убедить Панси рассказать больше об их школе. — Я понимаю, что мы не были друзьями в школе, но есть ли причина, по которой мы не можем сейчас вести себя вежливо? Панси злобно рассмеялась. — Я слышала, что беременность делает женщин глупыми, но никогда не видела таких явных доказательств, — она фыркнула так сильно, что пряди ее идеально уложенных черных волос разлетелись в разные стороны. — Причин так много, что я не буду их даже перечислять. Можешь считать себя особенной, но на самом деле ты не более чем грязнокровный инкубатор Драко. — Панси, иди сюда немедленно! — завизжал Джастин с другого конца магазина, держа в руках маленькое белое платье, расшитое желтыми цветами. — Ты должна это увидеть! Это милое маленькое платье подойдет для Эсмеральды! На нем нарциссы, как и ее второе имя! Или вот это, с анютиными глазками! Это отвлекло Панси, и она поспешила к Джастину, не обращая внимания на Гермиону и Кэти, смотрящих ей в спину. — Придется потом поблагодарить Джастина за то, что предотвратил кошачью драку, — сказала Гермиона, рассеянно проводя рукой по шраму. — Она настолько ужасна, что по сравнению с ней Чо кажется милой. — Я знаю, — согласилась Кэти. — Есть новости от Чо? — Только письмо, в котором говорится, что полиция арестовала ее насильников, а она останется в безопасном месте до окончания судебных процессов. — Мне она написала то же самое. Надеюсь, с ней все в порядке, — обеспокоенно сказала Кэти. Гермиона кивнула. Как бы колюча ни была Чо, она все еще была их подругой. Помедлив, Гермиона решительно задала вопрос, который не давал ей покоя: — Ты правда думаешь, что в словах Панси есть какой-то смысл? — Честно говоря, нет, — после минутного размышления ответила Кэти. — Он попросил тебя выйти за него замуж, не так ли? Очевидно, что твой партнер видит в тебе нечто большее, чем просто привлекательный инкубатор. Гермиона сразу уловила горечь в голосе Кэти. — Ты знаешь, что для Марка ты тоже нечто большее, — заверила она. — Да, я, по крайней мере, поднялась до уровня любимой любовницы, — невесело рассмеялась Кэти. — Получила карт-бланш на все украшения, кроме обручального кольца. Я говорила тебе, что Марк даже отдал мне документы на дом прошлой ночью? — О, боже, — сочувственно произнесла Гермиона. — Как будто хочет убедиться, что с тобой и детьми все будет в порядке… — …когда он устанет от нас и вернется к своей настоящей жене и семье, — закончила Кэти. — Я не хочу хорошенький домик, обернутый бантиком и преподнесенный мне на блюдечке. Лучше бы мы поженились и немного пострадали, выплачивая ипотеку, как почти каждая пара, которую мы знаем. — Ты считаешь, что я несправедлива по отношению к Малкольму, когда требую больше времени на раздумья, выходить ли за него замуж? — спросила Гермиона. — Пожалуйста, скажи мне, что ты на самом деле думаешь. Ты самый разумный человек, которого я знаю. — Это не так уж много значит, — Кэти закатила глаза в сторону Панси и Джастина, которые наконец решили купить оба платья после почти истерического спора о достоинствах желтых и фиолетовых цветов. — И нет, я не думаю, что ты несправедлива. У тебя, в отличие от моего тупого партнера, есть хоть какие-то веские причины для колебаний. Вы познакомились с Малкольмом только в сентябре, и кто знает, куда могли бы зайти ваши отношения, если бы ты не забеременела. — И, исходя из чисто практических соображений, я хочу, чтобы мои крестные были на свадьбе, — заметила Гермиона. — Почему бы не подождать до сентября, когда они уже будут в Англии, чтобы увидеть ребенка? — Действительно, почему бы и нет? — Кэти согласно пожала плечами. — Только не жди слишком долго, — предупредила она. — А то обнаружишь, что Малкольм, как и Марк, традиционалист во всем, кроме брака.* * *
Долорес Амбридж сидела за огромным столом в своем кабинете в Министерстве и смотрела в пустоту, пока несколько межведомственных меморандумов летали вокруг ее головы, пытаясь привлечь внимание. Она все еще была в шоке и не верила, что Рита Скитер обыграла ее, но доказательство лежало прямо перед ней: написанное черным по белому на первой полосе вечернего издания «Ежедневного пророка». «Высокопоставленный чиновник Министерства пытается подорвать справедливость, — кричал заголовок крупным шрифтом. — Заместитель министра Долорес Амбридж нарушает закон о тайне, чтобы помочь насильникам — Пожирателям Смерти». На случай, если малограмотные читатели «Пророка» не знают, кто она такая, статья сопровождалась ее фотографией в мантии Визенгамота, с маленькой розовой шляпкой на голове и очень хитрым выражением лица. Кингсли Шеклболт, не потрудившись даже постучать, вошел в ее кабинет и прервал мысли о том, как она будет устранять последствия и мстить этой суке репортерше. — Долорес, разве вы не получили напоминание о запланированной встрече в моем кабинете в пять вечера? — Прошу прощения, министр, — простонала она. — Как видите, сегодня я получила целую кучу сообщений! — Действительно, я так и подумал, — Шеклболт сардонически улыбнулся. — Ну, у вас вскоре будет достаточно времени, чтобы разобраться с корреспонденцией, поскольку я здесь, чтобы любезно принять ваше заявление об отставке. — Ч-что? — запнулась Долорес, застигнутая врасплох. — Моя администрация очень терпимо относится к политическому разнообразию, — благочестиво заявил Кингсли. Это была ложь — ему приходилось мириться с Пожирателями Смерти на ключевых должностях в правительстве ради сохранения мира. — Однако я не буду терпеть преступные действия и откровенное лицемерие от высокопоставленных чиновников Министерства. В конце концов, я аврор, а основа любого цивилизованного общества — верховенство права. Долорес прищурилась, уверенная, что Кингсли сам нарушил несколько законов на своем пути к власти. Однако он хорошо замел следы — как бы она ни ломала себе голову, но не могла придумать ничего существенного, чтобы шантажировать его и сохранить свою должность. Поэтому попробовала использовать другую тактику. — Политическое разнообразие было отличительной чертой вашей администрации, Кингсли, — согласилась она. — Если я уйду в отставку, вы потеряете ключевой голос в правительстве, ратующий за традиционные магические ценности. Осмелюсь предположить, что это сделает некоторых наших самых видных граждан менее благосклонными к нынешнему правительству. — Невозможно нравиться всем и всегда, — отмахнулся от ее угрозы Кингсли. — И ваши сторонники уже не те, что были раньше. Многие из них обвиняются в сексуальном насилии, и я точно знаю, что несколько месяцев назад вы потеряли поддержку семьи Нотт. — Малфои… — начала Долорес. — …сосредоточены на том, чтобы избежать Азкабана для Люциуса. И их стратегия, как я был достоверно информирован, состоит в том, чтобы подчеркнуть: все действия Люциуса были направлены на то, чтобы убедить других Пожирателей Смерти отпустить Чо Чанг, а не убивать ее. И поскольку Малфои хотят представить Люциуса в своем роде заблудшим спасителем, они не разделяют вашего желания выставить мадам Чанг-Нотт неразборчивой или неуравновешенной женщиной. Судя по неумолимому тону министра, Долорес могла сказать, что его решения уже ничто не изменит. — Не ждите, что я признаю, будто ухожу в отставку из-за дотошности Скитер! Какую причину я должна выбрать для своего временного отпуска? — спросила она, торгуясь. — Ну, вы всегда можете заявить, что хотите проводить больше времени со своей семьей, — предложил Кингсли. — Это классическое оправдание для политика, не так ли? Долорес поджала губы. — Требования Министерства к моему пребыванию на этой должности включают то, что я никогда не выйду замуж, Кингсли. Вы же знаете об этом, ведь и сами не женаты. — Я искренне надеюсь, что это не предложение, — пробормотал Шеклболт. — Как бы то ни было, ваш отец, может, и умер, но у вас все еще есть брат и мать, не так ли? — спросил он со зловещей значительностью. — Я была единственным ребенком в семье, — автоматически возразила Долорес. — А моя мать умерла, когда я еще училась в Хогвартсе. Хоть Кингсли и был хитрым и опытным сыщиком, она надеялась, что он блефует. Она давно похоронила свои секреты. Не осталось в живых никого, кто осмелился бы рассказать о ее маггловской матери или брате-сквибе. Долорес похоронила бы и их тоже, если бы они не исчезли в маггловском мире и не спрятались как следует. Даже на упоминание о ее отце, Орфорде, было наложено табу. По крайней мере, никто никогда не говорил о его черной работе в Министерстве, где он десятилетиями мыл полы, пока Долорес не прекратила это унижение, отправив его в досрочную отставку. — Тогда, возможно, я ошибаюсь, — вежливо сказал Шеклболт. — Но примерно месяц назад я замечательно пообедал с человеком, который утверждал, что он ваш младший брат Брайан. У него было немало воспоминаний, не говоря уже о фотографиях. Вы очень похожи на свою мать, Эллен, когда она была моложе. Долорес сглотнула. — Семейные узы связывают, но и натирают, не так ли? — с преувеличенным сочувствием спросил Кингсли. — И я не соглашусь на меньшее, чем ваша окончательная отставка со всех постов, которые вы занимаете в Министерстве, — добавил он, его глаза буквально блестели знанием. — Не понимаю, о чем вы, — слабо запротестовала Долорес. — У меня нет семьи кроме моих дорогих кузенов Селвинов. — Ну, что ж, — сказал Шеклболт, удовлетворенно принимая ее ложь. — Если вы не хотите проводить больше времени с семьей, то всегда можете посвятить себя садоводству. — Садоводству? — с усмешкой повторила Долорес. Она ненавидела природу, особенно с тех пор, как эта стерва Грейнджер заманила ее в Запретный лес, чтобы там до нее домогались кентавры. По крайней мере, грязнокровка получит по заслугам, если верить Люциусу Малфою. — Это не просто копание в грязи. Вы могли бы попытаться вырастить идеально розовый баклажан, — с веселым сарказмом предложил Кингсли. — Великолепно, — отрезала Долорес, потянувшись за пером. Она была недовольна, но у нее не оставалось выбора. Отставка защитит ее от Азкабана, и она использует время вынужденного простоя, чтобы перестроиться и скорректировать свою стратегию захвата Министерства магии. Как и некий маггловский генерал, Долорес поклялась, что вернется.* * *
Чо чувствовала себя странно, вернувшись в Хогвартс после стольких лет. Мадам Помфри окружила ее заботой, профессора были неизменно добры к ней, но Чо казалось, что она попала в странную ловушку. Не студентка, но и не учитель. И, если быть откровенной, не маггла, но и не ведьма. Когда Тео удалил блок в ее разуме, который сам же и поставил, все воспоминания вернулись, но Чо так долго жила без магии, что чувствовала себя как-то неестественно, когда тянулась за палочкой, чтобы выполнить заклинание. Что еще хуже, каждый раз она думала о Тео, потому что палочка, которой она пользовалась, принадлежала ему. Профессор Флитвик считал, что ей слишком опасно идти в Косой переулок за новой. Палочка Тео слушалась ее, но постоянно напоминала о муже. Чо любила его раньше и, возможно, любила до сих пор, но он предавал ее доверие в течение пяти долгих лет, наблюдая за борьбой с подавленными воспоминаниями, которые мог бы в любой момент восстановить взмахом палочки, теперь находящейся в ее кармане. Тео писал ей из тюрьмы каждый день, спрашивал, как дела у нее и их ребенка. Чо читала его письма, но не могла заставить себя ответить. Гермиона и Кэти были ее единственными друзьями по переписке. Но после того, как Тео восстановил ее воспоминания, и Чо укрылась в Хогвартсе, она могла связаться с ними только при помощи громоздкого сочетания совиной и британской почты. Ее мобильный телефон не работал в древнем замке, и, конечно, здесь не было доступа в интернет, но она написала им обеим, пытаясь объяснить как можно больше. Между Статутом о секретности и ее собственными уязвленными чувствами по поводу предательства Тео была тонкая грань. Тем не менее обе они ответили, выражая озабоченность и поддержку. Чо решила, что отправит ответы на их письма сегодня вечером, особенно после того, как профессор Флитвик сообщил, что он, директриса и еще несколько человек не будут ужинать из-за встречи. Возможно, общение с двумя другими женщинами, находящимися в той же лодке, что и она, — даже если они этого не осознают, — поможет ей не чувствовать себя так угнетенно. Однако Чо беспокоилась, что они откажутся от общения с ней после того, как услышат какой-нибудь извращенный рассказ от своих партнеров. По дороге в совятню Чо услышала два мужских голоса, которые показались ей до боли знакомыми. Она быстро спряталась в женском туалете, надеясь избежать столкновения с Драко Малфоем и Маркусом Флинтом. Но удача была не на ее стороне. Из кабинки выплыла призрачная фигура, приветствуя ее с удручающей громкостью и четкостью. — Привет, Чо. Как у тебя дела? — угрюмо спросила Плакса Миртл. — Привет, хорошо, — рассеянно ответила Чо, жестом показывая призраку замолчать. — Не пытайся заткнуть мне рот! — возмущенно вскрикнула Миртл. — То, что я мертва, не значит, что мне нельзя говорить, Чо Чанг! Дверь распахнулась, и Маркус Флинт ворвался в туалет, как слон в посудную лавку, его крики эхом отразились от плитки. Ступерфай Чо срикошетил от его щитов. Слишком поздно она осознала, что он просто отвлекал ее. — Экспеллиармус! Палочка Чо оказалась в руке Малфоя, и он сунул ее в карман. Чо прижалась к стене, понимая, что снова беспомощна перед Пожирателями Смерти. Теперь она вспомнила, что означают эти уродливые татуировки на их руках. — Помогите! Помогите! — закричала она. Малфой наложил Муффлиато на дверь, а Флинт поднял мясистые руки в примирительном жесте. — Чо! Успокойся, мать твою! А то родишь раньше времени. — Миртл, иди и предупреди преподавателей… Пивза… кого угодно! — взмолилась Чо. — Скажи им, что в Хогвартсе Пожиратели Смерти! Но та проигнорировала ее, слишком занятая перебиранием светлых волос Малфоя своими прозрачными руками. — Мы не ворвались в замок незаконно, — Флинт выглядел раздраженным. — Я регулярно навещаю старину Слэгги, приношу ему консервированные ананасы и какой-нибудь хороший ликер, чтобы он покупал у меня зелья. Мы просто хотим поговорить с тобой. — И ты всегда берешь его с собой? — подозрительно спросила Чо, глядя на Малфоя. Судя по тому, как обрадовалась ему Миртл, эти подозрения были вполне обоснованными. — Драко, — жалобно проворковал призрак, — я не видела тебя целую вечность. Почему ты больше не заходишь в мой туалет? Мы были такими хорошими друзьями! — Я не возвращался в Хогвартс после окончания школы, Миртл, — на удивление миролюбивым тоном сказал Малфой. — Как поживаешь? — Все еще мертва, — простонала та. — Как твои родители? Ты рассказывал мне, как сильно беспокоился о них, когда твой отец был в Азкабане, а твоя бедная мать осталась совсем одна. — Это и привело меня сюда, — Малфой скосил холодные серые глаза в сторону Чо. — Моему отцу снова грозит тюрьма. — Вполне заслуженно, — огрызнулась Чо, выпрямившись и внезапно чувствуя себя больше рассерженной, чем испуганной. — Может быть. А может, и нет, — с раздражающей беспечностью сказал Малфой. — Если бы не вмешательство моего отца, ты была бы уже мертва. И ты не хуже меня знаешь, что Люциус ни к чему тебя не принуждал. Чо покраснела от унижения и гнева, услышав правду в последнем заявлении. Это был Тео. Ее милый, любящий, постоянно поддерживающий и извиняющийся муж. Другие Пожиратели Смерти жестоко использовали ее, но Тео контролировал ее с помощью проклятия, заставляя послушно прислуживать Люциусу. — Учитывая пассивную роль моего отца, сомневаюсь, что ему грозит больше года в Азкабане, — продолжил Малфой с той же ужасающей беспечностью, с какой упомянул самый унизительный опыт в ее жизни. — Тео, с другой стороны… Флинт перебил его, искренне играя роль хорошего аврора на фоне плохого Малфоя: — Тео был еще ребенком. Ты же знаешь, что он не насильник. Он сделал все что мог, чтобы вытащить тебя, но… — …он все же использовал против тебя непростительное заклятие, и мой отец это знает, — продолжил Драко. — Люциус не станет лгать ради Тео, если его заставят давать показания. И самоуверенным старым козлам из Визенгамота будет все равно, почему Тео наложил на тебя Империус. Это автоматический пожизненный срок для твоего мужа и отца твоего будущего ребенка. — Это несправедливо, и ты это знаешь, — добавил Флинт. Чо все еще стояла с каменным лицом, несмотря на согласие со словами Флинта, а Малфой безжалостно продолжал: — Разница между твоими показаниями и показаниями моего отца, если до этого дойдет, поставит под сомнение все твои слова. Это может привести к тому, что по-настоящему жестокие ублюдки, такие как Роули и Макнейр, останутся на свободе. — Никто из нас не хочет, чтобы это случилось, — опасно прорычал Флинт. — Для Кэти и любой магглорожденной ведьмы будет чертовски безопаснее, если эти ублюдки останутся в тюрьме, пока не станут слишком старыми для того, чтобы у них что-то вставало. — Люциус ужасно сожалеет, что не сумел быстрее добиться твоего освобождения из Нотт-Корта, — с серьезным лицом заявил Драко. — Он готов признать себя виновным в том, что не сообщил о преступлении в Аврорат, и за это получит испытательный срок. Наша семья также хотела бы сделать щедрое пожертвование в благотворительный фонд, который ты выберешь. Согласна? — Драко пристально посмотрел на нее, его серые глаза едва не сияли искренностью. «Может, именно так он и держит Гермиону в своей власти?» — цинично подумала Чо. — Проваливай, Малфой, — сказала она. — Я не собираюсь брать у тебя взятку. Он пожал плечами. — Большинство людей предпочитают, чтобы шантаж был подслащен подкупом, но это твой выбор. — Выбор? — она истерически рассмеялась. — Ты знаешь, что не оставил мне выбора. — Да, но нам очень жаль, — сказал Флинт, почесывая затылок и выглядя пристыженным. — Я просто рад, что мы смогли объяснить тебе ситуацию. У тебя нет выбора, — улыбка Малфоя была кошачьей. — Адвокат моего отца свяжется с тобой завтра, чтобы оформить документы. Двое мужчин вежливо удалились, демонстрируя чистокровные манеры после того, как добились своего. Флинт даже настоял на том, чтобы взять два письма, все еще зажатые в руке Чо, и доставить их адресатам, чтобы избавить ее от прогулки в совятню. Когда они ушли, Чо прислонилась к кафельной стене и заплакала, снова чувствуя себя изнасилованной.* * *
— Анжелина, Дин, Флер, спасибо за убедительные и краткие отчеты, — похвалил Кингсли Шеклболт. Про себя он подумал, что наблюдение за магглорожденными ведьмами и волшебниками стало намного эффективнее, когда им занялись те члены Ордена, которые были глубоко связаны с маггловским миром. Или, в случае Флер, имели врожденную способность очаровывать мужчин и заставлять их оправдывать любые культурные упущения, что в большей степени было следствием ее французской национальности, а не магического наследия. — Простите, Кингсли, — вмешалась Джинни Уизли. — А как же Гермиона? Вместо того, чтобы свирепо посмотреть на напористую рыжеволосую женщину, Кингсли одарил ее своей самой изысканной улыбкой. — Я сам навещал Гермиону, — нараспев произнес он. — Она неплохо справляется — планирует осенью поступить в Оксфорд. Его заявление было встречено легким интересом, пока Джинни не выдала сенсацию: — А как она собирается учиться в Оксфорде с сентября, если в конце июля родит ребенка? Удивленное бормотание, перемежающееся вздохами и восклицаниями, пронеслось по комнате. Рон Уизли выкрикнул какое-то непристойное слово и ударил кулаком по стене, утихнув только тогда, когда министр посмотрел на него. — Тише! Тишина! — рявкнул Кингсли. — Министр Шеклболт, почему нам не сообщили о беременности мисс Грейнджер раньше? — в наступившей тишине строго спросила Минерва Макгонагалл. — Очевидно, никто из ее прежних посетителей, кроме Джинервы, не заметил, что она беременна, — заявил Кингсли. — Джиневра, почему вы не упомянули в своем декабрьском докладе, что Гермиона беременна? — спросил он, аккуратно переводя стрелки. — Тогда даже она не знала, что беременна, — осторожно ответила Джинни. — Я узнала об этом совсем недавно, когда случайно столкнулась с ней. — Какая удача! — воскликнул Кингсли, мысленно делая пометку предупредить младшего Малфоя, чтобы тот остерегался Уизли. — Это ответ на ваш вопрос, Минерва, — продолжил он. — У нас есть возможность только время от времени проверять наших магглорожденных друзей, и я думаю, что наши наблюдатели зимой просто не понимали, что Гермиона беременна. Мистер Уизли воистину потрясен. — Да, я не знал, что она носит под курткой ублюдка от этого ублюдка, иначе сам бы ее проклял, — прорычал Рон. Его лицо было таким же красным, как и его волосы. — Рон, пожалуйста! — Лаванда пыталась урезонить мужа, отчаянно шепча ему что-то на ухо. Он оттолкнул ее и выбежал из комнаты. После его ухода Кингсли продолжил умиротворяющим тоном: — Теперь, когда мисс Грейнджер уже на таком сроке, я подумал, что о ее беременности упоминалось на какой-то из предыдущих наших встреч. Прошу прощения за свою оплошность, — сказал он, надеясь, что это будет воспринято как обезоруживающая искренность. Большую часть присутствующих, казалось, удовлетворило это объяснение, хотя Кингсли заметил, что директриса Макгонагалл и Джинни Уизли смотрят на него с подозрением. Тем не менее они молчали. Министр с облегчением выдохнул — его планы все еще идут своим чередом. Он блеснул белозубой улыбкой, меняя тему: — У меня есть интересные новости, касающиеся бывшего заместителя министра Амбридж…* * *
Гермиона снова заснула на диване, положив ноги на колени Драко и откинув голову на подлокотник. С легкой улыбкой на лице он смотрел, как она спит. Время от времени она слегка посапывала, что делало ее еще очаровательнее и заставляло его улыбку становиться шире. Это было идеальное противоядие от напряженного дня в Хогвартсе. Драко не понравилось запугивать Чо, чтобы она сняла обвинения с его отца, но семья есть семья, какой бы неблагополучной она ни была. — Проснись, соня, — тихо позвал он. В последнее время это была его любимая часть ночи: когда он будил свою беременную девушку ровно для того, чтобы перенести ее с дивана на кровать. В частности, Драко любил момент, когда ее карие глаза распахивались и она узнавала его. Когда Гермиона спала, он знал, что ее воспоминания все ближе всплывают на поверхность сознания. Каждый раз, когда она просыпалась, он видел в ее взгляде смущение или даже настороженность, после чего они растворялись в теплом чувстве привязанности. А потом ее руки обвивались вокруг его шеи, она доверчиво прижималась к его груди, и Драко был уверен, что в его мире все хорошо. Со Дня всех усопших, когда он принес Гермионе извинения за все, что сделал, охватывающие годы фанатизма и плохих поступков с его стороны, Драко больше никогда не видел той ненависти и злобы, которые были в глазах его девушки в Хэллоуинскую ночь. Он надеялся, что заключил мир с Грейнджер — вспыльчивой, острой на язык ведьмой, которая ненавидела его так же сильно, как он презирал ее. И от всего сердца надеялся, что их перемирие будет соблюдено, учитывая, как все пошло к чертям у Тео и Чо. Не то чтобы Драко был настолько глуп, чтобы вернуть Гермионе ее воспоминания. Не тогда, когда они оба были так довольны сложившимся статусом-кво. Гермиона открыла глаза и сонно посмотрела на него. Драко не смог сдержать улыбки, когда слабое выражение недоверия в ее глазах исчезло. — Я не хочу просыпаться, — сонно пожаловалась она. — Тебе будет удобнее в постели, — убедительно сказал Драко. — И я хочу тебе кое-что показать. Он поднял ее на ноги и повел к французским дверям, выходящим в сад. Одной рукой он открыл их, другой обнимая Гермиону за талию. Драко искренне надеялся, что она оценит это.* * *
— Телескоп? — зевнула Гермиона, глядя на своего парня, когда они вышли в сад. — Это то, что ты хотел мне показать? — Тебе нужно посмотреть в него, — объяснил он, улыбаясь в предвкушении. — В Лондоне плохо видны звезды, но ты все равно должна увидеть это. Гермиона подошла к телескопу и на автомате настроила фокус, внезапно осознав, что очень часто делала это до потери памяти. Ночное небо было ясным, и она обнаружила, что различает знакомые созвездия. — Что мне искать? — спросила она. — Драко, — ответил ее парень. Даже в темноте Гермиона видела, что он ухмыляется. — Тебя довольно трудно не заметить, — поддразнила она в ответ. Он стоял позади нее, проверяя, направлен ли телескоп в нужном направлении. — Когда моя мама была беременна мной, родители не могли договориться насчет имени. Она хотела дать мне астрономическое имя в честь своего отца — Сигнус. Отец же хотел назвать меня Северусом, в честь римского императора, — рассказывал он, пока его дыхание согревало ухо Гермионы в прохладном ночном воздухе. — Драко стал компромиссом. Это имя уникально тем, что является названием созвездия, но также и именем государственного деятеля и законодателя. — Конечно, драконовские законы, — кивнула Гермиона. — Точно. Драко был греком, а не римлянином, но мой отец решил, что этого достаточно, особенно если это сделает маму счастливой. Гермиона затаила дыхание, надеясь, что разговор пойдет туда, куда она бы хотела. — Мне нравится Адриан в качестве имени для нашего сына, и я ценю, что ты пытаешься идти навстречу мне и традициям моей семьи, — сказал Малкольм. — За исключением того, что Адриан не созвездие и даже не звезда, — повторила Гермиона его прежние аргументы против имени. — Верно, — согласился он, — но теперь это комета. Посмотри примерно на три часа от Тубана. Видишь? Гермиона сориентировалась и прищурилась, глядя сквозь телескоп на медленно движущийся объект. — Вижу. — Ее обнаружили совсем недавно, в этом году. И открывший ее астроном на прошлой неделе решил назвать ее в честь императора. — Какое совпадение, — сказала Гермиона, отрываясь от телескопа и поднимая брови. — Еще он, возможно, искал спонсоров для покупки нового телескопа в обсерваторию, — ухмыльнулся Драко. — Ты неисправим! — рассмеялась Гермиона. — Итак, Адриан Гарри? Драко скорчил гримасу. — Да, но не жди, что я когда-нибудь воспользуюсь этим вторым именем кроме тех случаев, когда потребуется его отругать. — Договорились, — согласилась она, запечатывая договор поцелуем. — Значит, остается выбрать только фамилию, — пробормотал Драко. — Я бы хотел, чтобы вы оба взяли мою фамилию, — грациозно опустившись на колени, он поднял на нее серебристые глаза. — Гермиона, ты мой свет во тьме, моя вера среди всего цинизма и сила моей слабости. Я полюбил тебя больше всех на свете. Ты моя Полярная звезда. У Гермионы перехватило дыхание от глубины эмоций, отражающихся в его глазах, и она протянула правую руку, чтобы провести ею по его залитым лунным светом волосам. Драко нежно перехватил ее руку, и Гермиона почувствовала, как он провел пальцем по рубиновому кольцу, которое подарил ей. — Ты самая храбрая женщина, которую я знаю, но я понимаю, почему даже ты колеблешься перед решением стать женой такого аморального и ущербного человека, — признался он с шокирующим смирением. — И все же я прошу тебя передумать. Ответь мне «Да», любовь моя. Было что-то ужасное в том, что такой гордый мужчина униженно стоял перед ней на коленях, и мысли Гермионы вернулись к злобному замечанию Панси. — Драко, встань. Пожалуйста. Он так и сделал, тщательно контролируя выражение лица. Тем не менее она знала его достаточно хорошо, чтобы прочесть боль и разочарование в линиях его тела. — Я хочу когда-нибудь выйти за тебя замуж. Мы поженимся, когда ребенок родится, — пообещала она. — Так значит, мы помолвлены? — с намеком на свое обычное высокомерие спросил он. — Если бы мы были официально помолвлены, то для меня это было бы больше, чем целый мир с луной и звездами. Гермиона не смогла сдержать улыбки от его старомодной терминологии в сочетании со все еще уязвимым выражением лица. Она не могла отказать ему, когда одно ее слово имело над ним такую власть. — Да. Он снял кольцо с рубином с ее правой руки и надел на левую, после чего глубоко поцеловал ее, одной рукой обняв за шею, а другую положив на живот. — Ты никогда не пожалеешь об этом, — поклялся он, и нежная улыбка на его губах противоречила чистому торжеству в его глазах. 1) прим. пер. — в английском варианте Hadrian