* * *
Гермиона завтракала в ресторане отеля, когда Джинни связалась с ней через волшебное зеркало-пудреницу. Так они общались последние одиннадцать лет, пока Гермиона жила в Австралии и считалась мертвой для всего волшебного мира. — Тук-тук! Гермиона, ты здесь? Мне очень нужно поговорить с тобой! Миона? Миона! — донесся из сумочки голос ее подруги. Сын Гермионы посмотрел на говорящую сумочку с понимающей ухмылкой. — Это новый рингтон, мам? — спросил он с усмешкой, прекрасно зная, что это не так, но она не может демонстрировать магию в присутствии магглов, особенно в присутствии Энди Маклеода. — Не дерзи мне, молодой человек! — шутливо отругала она его. — Я отойду на минутку, поговорю с Джинни. — Не волнуйся, Гермиона. Я присмотрю за Гарри, пока тебя нет, — любезно предложил Энди. Прошло одиннадцать лет с тех пор, как она появилась у него на пороге с новорожденным ребенком, нуждаясь в укрытии пока не поправится настолько, чтобы перенести долгий перелет в Австралию, найти родителей и восстановить их воспоминания. Все это время он был ей хорошим другом, а иногда и больше, несколько раз просил ее выйти за него замуж, но Гермиона всегда отказывала. Несмотря на то, что ее кровная связь с Малфоем не помешала бы ей снова выйти замуж в маггловском мире, Гермиона подозревала, что клятва делала ее эмоционально не склонной к такому. Еще она убеждала себя, что есть веские немагические причины, по которым они с Энди никогда официально не возобновляли свои романтические отношения. Отчасти это было потому, что жили они на разных континентах. Энди жил и работал в Лондоне, в то время как Гермиона после получения докторской степени в университете Квинсленда решила поселиться со своими родителями в Брисбене, пожертвовав возможностью учиться в Оксфорде, только бы держаться подальше от Соединенного Королевства. Она была профессором и старшим научным сотрудником в институте молекулярной биологии, ее должность предполагала достаточно гибкий график, подходящий матери-одиночке. По прибытии в Австралию она официально сменила их с сыном фамилии на девичью фамилию матери. «Г. Джин Уилкинс» была уважаемым биохимиком, автором статей в различных научных журналах, занимала должность в университете и имела несколько патентов, в то время как ее сын, Гарри Уилкинс, был общительным мальчиком, получал высшие оценки в своей элитной начальной школе и играл на левом фланге местного клуба регби. Еще он любил варить зелья со своей матерью по выходным — это было одно из немногих магических занятий, которым Гермиона все еще занималась. — Мне одиннадцать, — возмутился Гарри. — И мне не нужна нянька. Особенно, если это он. Это было главной причиной, почему их с Энди отношения на расстоянии не развивались. Гарри невзлюбил Энди. С самого начала. Даже будучи ребенком, он злился, когда Энди пытался утешить его, и презрение к рыжеволосому мужчине становилось все более очевидным по мере того, как рос его словарный запас. — Он похож на рыжего лабрадора, мам, — пожаловался Гарри во время последнего визита Энди в Брисбен. — Безграничный энтузиазм и отсутствие мозгов. И манеры за столом отвратительные! Гермиона вздохнула. — Почему бы тебе не остаться здесь с Энди и не поговорить пару минут о футболе, регби или еще о чем-нибудь, пока я общаюсь с твоей тетей Джинни? — Хорошо, мам, — угрюмо согласился ее сын, жутко похожий на своего отца, когда Гермиона впервые встретила того много лет назад. Гарри был прекрасным ребенком, пусть иногда его врожденные качества брали верх над воспитанием. У него был острый ум и вспыльчивый характер, как у обоих родителей, но вдобавок к этому он унаследовал Малфоевское высокомерие, а не подростковую неуверенность Гермионы. Однако, выросший в Австралии, где большая часть магического сообщества происходила от магглорожденных, изгнанных сюда за преступления вроде «кражи» палочки, Гарри считал — и озвучивал это любому, кто готов был слушать, — что чистота крови это полная чушь. Каждый, кто использовал термин «грязнокровка» в его присутствии, рисковал тут же получить по носу. Качая головой из-за этих странностей генетики, Гермиона направилась в дамский туалет, заперлась в кабинке, достала из сумки пудреницу и открыла ее. — Джин? Ты там? Что случилось? — спросила она зеркало. Ярко-карие глаза, не ее собственные и широко распахнутые от волнения, уставились на нее в ответ. — Гермиона! — воскликнула Джинни. — Слава Мерлину, мне удалось связаться с тобой! — Что случилось? — с тревогой спросила Гермиона. — Вы с Дином все еще можете отвезти Гарри на платформу девять и три четверти? Как бы ни было трудно смириться с тем, что ее маленький мальчик отправится в школу-интернат, еще хуже было то, что она не сможет посадить его на поезд. Но таковы были законы волшебной Британии. Гермиона знала, что если ее увидят на вокзале Кингс-Кросс, то тут же арестуют, сотрут память и отправят под опеку Малфоя. Чтобы полностью вернуть магию, воспоминания и спастись от семьи Малфоев, она не нашла иного выхода, кроме как инсценировать собственную смерть. Это оказалось на удивление просто. Она лишила Малфоя последних воспоминаний, аккуратно заменив их новыми, показывающими ее и Адриана смерть. Это было больно, но не шло ни в какое сравнение с тем, чтобы заставить родителей забыть о существовании собственной дочери. Затем осталось только связать заклинанием Доверия горстку людей и одного домового эльфа с Гермионой в качестве Хранителя. «Гермиона Грейнджер и Адриан Фой живы», — гласила записка, которую получили Джинни и Дин Томас, Деннис Криви, Джастин Финч-Флетчли, Кэти Белл, гриффиндорская девушка, за которой увивался Пьюси, и Мипси. Когда ее сын подрос, ему тоже доверили эту тайну. В прошлом месяце, когда профессор Флитвик появился в Квинсленде с письмом из Хогвартса для Адриана Фоя, его тоже включили в круг посвященных. Директриса Макгонагалл появилась у них меньше чем через час после взволнованного, но загадочного звонка по каминной сети от ее заместителя. Ей пришлось подергать за ниточки в Министерстве, чтобы получить экстренный портключ. С полными слез глазами пожилая ведьма с готовностью присоединилась к посвященным в тайну и согласилась на просьбу Гермионы зачислить ее сына в Хогвартс под именем Гарри Уилкинс. — Конечно, мы все еще можем отвезти Гарри, — сказала Джинни, отмахиваясь от беспокойства Гермионы и прерывая ход ее мыслей. — Заберем его из отеля около десяти. Но ты никогда не догадаешься, что я только что прочитала в «Ежедневном пророке»! — Скорее всего, нет, — сухо согласилась Гермиона. — Я уже несколько лет не кормлю Скитер. Прошло почти четыре года с тех пор, как она в последний раз анонимно отправила репортерше пачку материалов с фото, разоблачающих покровительство Люциуса Малфоя несовершеннолетним маггловским проституткам. Эти фотографии, любезно предоставленные Деннисом Криви, в подробностях показывали, что Пожиратель Смерти подвергал несчастных девушек различным заклинаниям, чтобы сделать их похожими на членов Отряда Дамблдора, включая Чо Чанг и саму Гермиону, а также магическому и физическому насилию. От Джинни Гермиона узнала, что Люциусу осталось отбыть в Азкабане еще три года. Как и следовало ожидать, волшебники были безразличны к развратным сексуальным практикам Люциуса Малфоя, но его действия жестоко попирали Статут о секретности. — Комиссию по репатриации магглорожденных распустили прошлой ночью! — выпалила Джинни, стирая вызванную воспоминаниями ухмылку с губ Гермионы. Ее месть Люциусу действительно была сладкой. — Что это значит? — шокировано спросила она. — Это значит, что ты и все остальные магглорожденные сможете вернуть свои воспоминания, использовать магию, и это не будет противозаконно, — взволнованно сказала Джинни. — Но в первую очередь это значит, что ты едешь с нами на Кингс-Кросс, чтобы проводить сына в школу.* * *
Однако Гермиону не так просто было убедить. Как гриффиндорка она обладала врожденной осторожностью, которая только усилилась после сурового опыта в волшебном мире и года жизни с Малфоем в маггловском. Поэтому она попросила Джинни и Дина привезти в ее лондонский отель не только выпуск «Пророка», но и Перси Уизли. Может, он и был все тем же напыщенным болваном, но еще он был адвокатом, которому она могла доверять. — Да, Гермиона, — важно ответил он. — Это правда. Я поговорил с отделом магического правопорядка, они подтвердили каждую деталь. Хотя бы раз «Пророк» подал все правильно, — Перси протянул ей газету и понизил голос: — И поскольку Визенгамот отменил прежние постановления, в которых были перечислены имена, все это в полной мере относится и к тебе, хотя почти все, включая меня, думали, что ты мертва, — он был оскорблен тем, что она не открыла ему секрет. — Спасибо, Перси. Это чрезвычайно полезная информация, — улыбнулась Гермиона. Ее брови поползли вверх, когда она просмотрела статью, тщательно закрывая движущиеся картинки рукой. Гарри читал через ее плечо, пока Дин — да благословит его Бог за любовь к «Вест Хэму» — отвлекал Энди разговором о футбольных трансферах. «Вчера поздним вечером Визенгамот с небольшим перевесом голосов "за" отменил закон о репатриации магглорожденных и все связанные с ним постановления. Закон, вступивший в силу в январе 1999 года после Второй волшебной войны, предусматривал Обливиэйт для каждого из сорока одного магглорожденного волшебника или ведьмы, проживавших в то время в волшебной Британии, а также их переселение в маггловский мир. К каждому магглорожденному прикреплялся бывший Пожиратель Смерти, чтобы обеспечить соблюдение магглорожденными закона, а также их защиту во время жизни без магии среди магглов». — Защиту? Так это теперь называется? — фыркнула Джинни. Гермиона рассеянно кивнула и продолжила читать, нахмурившись. Как бы она ни осуждала любовь Риты Скитер к громким сенсациям, это пресное описание позорного закона и его последствий было еще хуже. «Мандрейк Броклхерст, нынешний глава комиссии, сообщил «Пророку», что его последними действиями на этой должности будет организация сбора всех выживших магглорожденных в Министерстве магии для восстановления памяти. Поскольку Обливиэйт может быть отменен только заклинателем или под пытками, комиссия предложит интенсивные курсы по использованию магии для тех магглорожденных, чьи заклинатели ушли за завесу». — Джастину и Кэти это понравится, — саркастически сказала Гермиона. — А Деннису и Элизе, похоже, придется притвориться, что они ничего не помнят. Знаешь, это такое типичное для волшебного мира высокомерие — затаскивать магглорожденных в Министерство, не удосужившись даже спросить их согласия. А как насчет магглорожденных вроде Кэти, которые не хотят вспоминать? — Эй, мам, про нас тоже пишут в статье! — сказал Гарри, который продолжил читать, пока она возмущалась. Гермиона вернулась к газете, и ее брови поднялись еще выше. «Это относится также и к нескольким ведьмам и волшебникам, которым стерла память героиня войны Гермиона Грейнджер, которая умерла при родах в возрасте двадцати четырех лет вместе со своим новорожденным сыном. Эти трагические смерти, которых, вероятно, можно было бы избежать, если бы мисс Грейнджер, магглорожденная ведьма, и ее сын получили лечение в больнице Св. Мунго в отделении магических болезней и травм, а не в маггловском учреждении, дали толчок реформированию законов, касающихся лечения магглорожденных». — Сообщения о нашей смерти сильно преувеличены, — усмехнулся Гарри. — Особенно если учесть, что лечение в маггловской больнице спасло мне жизнь, — добавила Гермиона. «Бывший министр Магии Кингсли Шеклболт, отстраненный от должности в 2006 году после того, как "Пророк" раскрыл его тайную связь с репатриированной магглорожденной Мэри Макдональд Каттермоул, поддержал решение Визенгамота из своего дома в Бостоне, штат Массачусетс, где он живет с миссис Каттермоул и двумя сыновьями, студентами Салемского института. — Я рад, что комиссию наконец распустили. Эти ошибочные законы выставили волшебную Британию посмешищем, жестоко разлучили магглорожденных волшебников и ведьм с их семьями и друзьями, лишили наше общество некоторых лучших и самых ярких граждан, — сказал бывший министр. После ухода с должности министра мистер Шеклболт стал активистом в области защиты прав магглорожденных. Он застенчиво уклонился от вопросов о будущих планах в политической сфере». — Лицемерный придурок, — заметила Джинни. — Ему потребовалось немало времени, — пробормотала Гермиона. — Но лучше поздно, чем никогда. — Если бы Шеклболт с самого начала проявил такое политическое мужество, ничего подобного не случилось бы, — напыщенно заметил Перси. — Это он? — тихо спросил Гарри, не обращая внимания на грубый комментарий Перси. В конце концов, само существование Гарри было связано с политикой репатриации. Но палец ее сына указывал не на фотографию Шеклболта, посылающего со страниц газеты бойкую улыбку политика, а на другое фото, где высокий светловолосый мужчина все время пытался отойти в сторону. Глаза Гермионы расширились, когда она прочитала последнее предложение в статье. «Затворник и филантроп Драко Малфой, чьи галлеоны и закулисные политические маневры, по сообщениям, оказали решающее влияние на решение Визенгамота, отказался от комментариев». — Да, это он, — подтвердила она мягким, но потрясенным голосом. — Это твой отец.* * *
Маркус, Кэти и двое из их троих детей ждали Драко на вокзале Кингс-Кросс, между платформами девять и десять. — Наконец-то! Ты здесь! — воскликнула Кэти, обнимая его и целуя в щеку. — Еще уйма времени, Кэти, — сказал Драко. — Поезд отправится только через тридцать минут, — он взъерошил волосы Люси, а Питера поприветствовал уважительным рукопожатием. С годами Кэти стала для него кем-то вроде властной, но любимой старшей сестры, которой у него никогда не было. Когда он был убит горем после смерти Гермионы и Адриана, именно она занялась организацией их кремации и похорон. Когда он все еще пребывал в глубокой депрессии больше года спустя, именно Кэти дала ему метафорический пинок под зад, обеспечив мотивацию делать то, что Малфои умели лучше всего — дергать за ниточки своих политических марионеток, чтобы добиться желаемых целей. Окончательную победу он одержал накануне вечером, когда Визенгамот принял «закон Грейнджер». — Итак, что ты думаешь о голосовании Визенгамота? — спросил он ее. Уже много лет прошло с тех пор, как Изабелла получила письмо из Хогвартса. Кэти была в курсе того, что происходит в магическом мире. — По правде говоря, мне все равно, — она ухмыльнулась и пожала плечами. — На случай, если ты не догадался, Марк вернул мне палочку много лет назад. Мы летаем каждые выходные. Так что это вряд ли сильно изменит мою жизнь. Драко подозревал об этом. — Ты рад, что идешь в школу, Питер? — спросил он своего крестника. Темноволосый мальчик, очень похожий на отца, но с более ровными зубами, кивнул. — Не могу дождаться! Если бы только я мог взять с собой метлу! — В следующем году, — ответил Маркус. — Ты сможешь присоединиться к своей сестре в качестве охотника. — Где Изабелла? — с любопытством спросил Драко. — Уже прошла через барьер, — сказала Кэти. — В этом году она стала старостой и сказала, что хочет помочь младшим ученикам. Это значит, что она флиртует с Джейми Поттером. Флинт прищурился. — Этому коротышке лучше держать себя в узде, иначе я руки ему поотрываю. А мне бы не хотелось, он же чертовски хороший ловец в команде Слизерина. — Лучше Поттер, чем Уизли, — утешил его Драко. — Фредди Уизли — настоящая катастрофа. И этот маленький засранец Тедди Люпин тоже нуждается в постоянном присмотре. — Может, мы уже пойдем? — дипломатично спросила Кэти, пресекая дальнейшие угрозы Драко и ее чрезмерно заботливого мужа в адрес волшебников Хогвартса. По другую сторону барьера царил хаос с совиным уханьем, кошачьим воем и родителями, выкрикивающими прощания, пока их дети садились в Хогвартс-экспресс. — Берегись сундука! — Пришли нам сову сразу после распределения! — Мы будем скучать по тебе! — Запомни, юная леди, что твои оценки по Зельям должны улучшиться в этом году, иначе получишь от меня вопиллер! Драко заметил смущенную семью из трех человек, явно ошеломленную происходящим вокруг. Его отец вздернул бы свой аристократический нос при виде родителей-магглов и усмехнулся, но Люциус больше не был членом Попечительского совета. Макгонагалл вынудила его уйти в отставку после скандала с проституцией, о котором с таким удовольствием раструбила Рита Скитер. Директриса совершенно справедливо заявила, что «распутное поведение Люциуса делает недопустимым его пребывание рядом с молодыми ведьмами. И вообще с любыми женщинами, если уж на то пошло!» — Доброе утро. Я Драко Малфой, один из попечителей школы, — приветствовал он маггловскую семью, протягивая руку. Драко относился к своим обязанностям попечителя гораздо серьезнее, чем Люциус. Его отец окрестил бы его магглолюбом и предателем крови, но Драко не разговаривал с ним уже одиннадцать лет после смерти Гермионы. С матерью он виделся три раза в год: на Йоль и в их с отцом дни рождения, но отношения были, мягко говоря, натянутыми. — Как тебя зовут, парень? — спросил он мальчика, обменявшись рукопожатием с родителями. — Уильям, сэр, но я предпочитаю Уилл, — нервно сказал тот. — Ты фанат футбола? — спросил Драко, разглядывая его рубашку. — Д-да, сэр. В Хогвартсе есть футбольный клуб? — Боюсь, что нет, Уилл, — Драко покачал головой. — Но у нас есть квиддич, это почти как футбол, только играют в него на гоночных метлах. — Звучит круто! — глаза Уилла расширились от восторга. — Если хочешь, могу познакомить тебя со своим крестником Питером, — предложил Драко. — Он одинаково без ума и от футбола, и от квиддича. Уилл нетерпеливо кивнул, а его встревоженные родители выглядели благодарными. Представившись им, Драко огляделся в поисках других магглов, нуждающихся в его помощи. Но вместо этого увидел Тео Нотта и Чо Чанг-Нотт, прилетевших из Канады, чтобы проводить старшую дочь в школу. Тео улыбнулся и помахал рукой, а Чо холодно кивнула. Драко старался не обращать внимания на зависть, вонзившуюся в его сердце, когда он увидел маленького мальчика на руках Тео. Слева от него пронеслась толпа рыжеволосых, в спешке расталкивая всех на платформе. Драко подавил усмешку. Армия Уизли прибыла. Его серые глаза задумчиво сузились. Обычно рыжий клан был шумным и энергичным, обменивался со всеми громкими приветствиями. Но сегодня они двигались почти военным строем, держа руки на палочках. Он мельком увидел светлые волосы среди рыжего моря и женщину в легком маггловском дождевике с накинутым капюшоном, что в целом подходило сегодняшнему дождливому дню, но не крытой платформе вокзала. Джинни Томас поймала на себе его взгляд и угрожающе подняла палочку, ее муж-аврор и Джордж Уизли повторили за ней. Драко поднял руки в универсальном жесте мира и отвернулся. По слухам, у семьи Уизли был двоюродный родственник-сквиб. Вероятно, это и была женщина с поднятым капюшоном, если ее ребенок проявил достаточно магии, чтобы попасть в Хогвартс. Драко решил, что его обязанности приветствовать родителей, не являющихся магами, ее не касаются. Уизли могут сами о себе позаботиться, так было всегда.* * *
Гарри нетерпеливо переминался с ноги на ногу в длинной очереди первокурсников на распределение. Его желудок урчал, и, бросив быстрый взгляд на преподавательский стол, чтобы убедиться, что его никто не видит, он порылся в кармане, надеясь найти забытую шоколадную лягушку. Вместо этого его пальцы нащупали сложенный листок бумаги, который мама вложила ему в руку на вокзале Кингс-Кросс сразу после того, как обняла и поцеловала на прощание. Еще раз проверив, не смотрит ли кто-нибудь, он развернул его, ожидая увидеть короткую записку о том, что она его любит, или, может, напоминание послать сову по приезду. Но это было нечто совершенно иное. «Дорогой Гарри, Как Хранитель я освобождаю тебя от любых обязательств хранить тайну о том, что Гермиона Грейнджер и Адриан Фой живы. Со всей своей любовью, мама» Гарри дважды моргнул от удивления. Его мать была самым упрямым человеком, которого он знал, а еще самым умным, и хранила их тайну с упрямством мула и хитростью лисы. Стоя в очереди, он размышлял, что бы это могло значить, вполуха прислушиваясь к тому, как других первокурсников перед ним более или менее быстро распределяют на один из четырех факультетов. Гарри было четыре года, когда он впервые спросил маму, есть ли у него папа. Она сказала, что у него, конечно же, есть отец, но он живет далеко, в Соединенном Королевстве, стране, которую ей пришлось покинуть, чтобы сохранить свою магию. В четыре года Гарри уже знал, что его мама ведьма, а он волшебник, и не мог представить себе чего-то худшего, чем потеря магии. Ее ответ на первый вопрос прозвучал нейтральным тоном, как простая констатация факта. Ее ответы на каждый вопрос, который Гарри задавал об отце, были одинаковыми. Он знал, что его отец был волшебником, единственным ребенком в семье из Уилтшира. Знал, что у отца светлые волосы, как и у него, и что его любимым предметом в школе были Зелья. Знал, что родители учились на одном курсе в Хогвартсе, но на разных факультетах. Что его отец играл за слизеринскую команду по квиддичу. И что его звали Драко Малфой. Но каждый раз, когда Гарри спрашивал, почему его отец не с ними в Австралии, мама давала ему совершенно неудовлетворительный ответ о том, почему она не может жить в Соединенном Королевстве. Это не объясняло того, почему отец не может приехать в Австралию, пусть даже в гости. И всякий раз, когда он спрашивал, каким был его отец, мама говорила, что когда-нибудь законы в волшебной Британии изменятся, и тогда он сможет встретиться с отцом и сам все решить. Потом, когда ему было восемь, он прочитал мамину книгу «История Хогвартса», валяясь дома с острой ангиной. В общих чертах он уже знал о роли своей мамы в войне и о том, как она помогла Гарри Поттеру победить темного волшебника Волдеморта, но все равно было захватывающе читать об этом в напечатанной книге. До тех пор, пока он не добрался до раздела, в котором рассказывалось о роли его отца, из-за чего он почувствовал боль, не имеющую ничего общего с воспаленным горлом. В тот день мать открыла ему семейную тайну. Питера Стоуна распределили в Слизерин, а Минни и Миона Томас отправились в Гриффиндор, прежде чем Гарри понял, что означает мамина записка. В конечном счете это означало, что она дает ему возможность встретиться с отцом и сложить о нем собственное мнение. Основываясь на том, что Гарри знал до сих пор, и на том, как отец смотрел на него и маму на вокзале даже сквозь мощное заклинание скрытности, Гарри не думал, что это мнение будет хорошим. Наконец, после того, как Доминика Уизли присоединилась к своим кузинам в Гриффиндоре, настала его очередь. — Уилкинс, Гарри, — воскликнул профессор Флитвик своим скрипучим голосом. Гарри уверенно подошел к табурету и натянул на белокурую голову потрепанную старую шляпу. Мама сказала ему, чего ожидать, а еще он знал, что она будет любить его безоговорочно, независимо от того, на каком факультете он будет учиться. — Так-так-так. Гарри Уилкинс, да? — поприветствовала его своим ржавым голосом Распределяющая шляпа. — Или Адриан Фой? Или Малфой, если точнее? Как мне тебя называть? — Честно говоря, я всегда предпочитал Адриана, а не Гарри, — признался он. — Хороший выбор, особенно учитывая, что у нас в Хогвартсе и так уже множество студентов по имени Гарри или Гарриет, — согласилась Шляпа. — Хотя твоя мать имела больше прав назвать тебя в честь Гарри Поттера, чем кто-либо другой. Ты ведь знаешь, что они были лучшими друзьями? — Она говорила мне, — сказал Адриан, чувствуя себя немного виноватым. — Но Гарри звучит так по-плебейски! Распределяющая шляпа усмехнулась. — О, это так похоже на твоего отца. — Ты его знаешь? — с любопытством спросил Адриан. — Я знаю и помню всех учеников Хогвартса, которых распределяла за все эти годы, но некоторые выделяются среди других. Как, например, твои родители. Говорят, противоположности притягиваются, но это не совсем так, — прокомментировала Шляпа. — Они очень похожи. Оба умны и так сообразительны, что первым моим решением был Когтевран для обоих. Как и для тебя. — Да? — спросил Адриан, стараясь не выдать своего разочарования. «Когти» казались ему группой скучных болванов. Шляпа снова усмехнулась. — Твои родители тоже не проявили энтузиазма. Твоя мать хотела, чтобы ее знали не просто как всезнайку, в то время как в семье твоего отца все традиционно учились в Слизерине. У него, конечно, были безжалостные амбиции и хитрость, чтобы преуспеть в этой змеиной яме, так что туда я его и отправила. Твоя мать, к слову, такая же безжалостная, амбициозная и хитрая, как и твой отец, но Слизерин в те годы еще не был готов принять магглорожденную ведьму, — продолжила Шляпа. — Однако она готова была попробовать, что проявило в ней большую храбрость, поэтому я отправила ее в Гриффиндор. Адриан кивнул. Звучало логично. — С тобой непросто определиться, потому что я вижу, как ты мог бы преуспеть на факультетах своих родителей. Поэтому я спрашиваю тебя, Адриан, хочешь ли ты встряхнуть волшебный мир так, как сделала это твоя мать? — Да, конечно, — согласился он. — Значит, ты отправишь меня в Гриффиндор? — О, нет, парень. Несмотря на некоторые улучшения, в нашем обществе все еще остались приверженцы чистоты крови, и они воспитывают своих детей такими же. Магглорожденный волшебник вроде тебя, с таким уникальным наследием, будет иметь гораздо большее влияние в... — Слизерин! — закричала Распределяющая шляпа.* * *
Спустя несколько часов после того, как Хогвартс-экспресс покинул вокзал Кингс-Кросс, Драко наконец сумел вырваться из благонамеренных когтей Кэти. Он знал, что она боится, как бы он не пошел в какой-нибудь сомнительный паб и не напился до одури, пытаясь забыть, что его собственный сын должен был сесть на поезд, а Гермиона должна была стоять рядом и махать на прощание студентам, пока алый паровоз отъезжает от станции. Вместо паба Драко отправился туда, где всегда оплакивал свою потерю. Он аппарировал в лес Дин, в круг друидических деревьев, где они с Гермионой провели чудесное время, где она вспомнила магию, пусть всего на несколько часов. Здесь Драко развеял ее прах и половину праха Адриана. Оставшийся был заключен в драгоценную урну в склепе Малфоев рядом с останками маленького Скорпиуса. Без Гермионы пребывание в кругу деревьев не вызывало вожделения. И все же именно сюда Драко приходил, когда хотел почувствовать близость с ней, вспомнить свою потерянную любовь. Он сел на мох и начал говорить с Гермионой и Адрианом, рассказывая о своем дне и толпе на платформе девять и три четверти, о том, как сильно скучает по ним и как хочет, чтобы они были рядом. А потом, когда луна поднялась над деревьями, он закрыл лицо руками и заплакал, сожалея обо всем, что сделал и чего уже сделать не мог. Даже сквозь рыдания Драко услышал треск за спиной. Встал и развернулся, держа палочку в руке, готовый напасть на посмевшего нарушить его траур. Но почувствовал, будто маленькая теплая рука обхватила его запястье, и резко втянул воздух. — Гермиона? Адриан? — спросил он, всматриваясь между деревьев на освещенной луной поляне и не смея надеяться. Возможно, сочетание его магии и искупления сможет вызвать в воображении его потерянных любимых, и он увидит кучерявую ведьму, идущую к нему с их новорожденным сыном на руках. — Вы здесь? Ответом ему была тишина, за деревьями ничего не двигалось. Плечи Драко опустились. Искупление было невыполнимой задачей. Прощение, однако, было возможно. Но не совсем. Не только.