***
Джек занес Элизабет в свою каюту незадолго до рассвета. Она спала спокойно до следующего дня. Она проснулась, увидев, как мистер Гиббс наблюдает за ней, а Джек, очевидно, в это время спал. Он не спал после шторма и продолжал управлять кораблем. И только недавно Гиббсу, наконец, удалось уговорить его поспать, обещая разбудить его, когда Элизабет проснется. — Нет, пожалуйста, не будите его. Он должен выспаться, — решительно сказала Элизабет. — Это именно то, о чем я думал, — кивнул Гиббс с улыбкой. К удивлению Элизабет, ей приготовили металлическую ванну. Она заметила, что все еще была в вчерашней одежде, и ее волосы выглядели довольно ужасно. Она скользнула в металлическую ванну, которая была поставлена в ее каюте. Воспоминания о прошлой ночи омывали ее вместе с горячей водой. — Ты море… Она вздохнула. Это правда. Вчера она чувствовала себя как море. Ей казалось, что она все… Как будто она может быть тем, кем она хочет быть. Возможности были непрекращающимися, мир был бесконечен, море было безграничным… И она могла защищаться, защищать корабль… Она могла делать все. Чувство было неописуемо. Элизабет закрыла глаза. Она чувствовала этот ветер и дождь, а также запах моря, воздух. Она могла видеть оттенки той ночи, бледные звезды, темные волны, серебряные капли дождя, золотые молнии, черные паруса Жемчужины… — Черная Жемчужина твоя, Лиззи. Да, она это помнила… Его успокаивающий голос… Его губы, покрытые дождем… Его сильные руки… Его пальцы… Его. Элизабет скользнула глубже в ванну. Вода остывала. С того дня, как в гостинице, когда она впервые взглянула ему в глаза, она почувствовала, что между ними существует какая-то таинственная связь. Практически безвременная связь. Как будто она его узнала. Как будто она всегда его знала. Как будто она всегда… любила его. — Он так заботился… Он заботился обо мне… Он заботится обо мне. Он делает все для меня. Она задумчиво улыбнулась. Но… что он чувствует… Она вздохнула и немного прикусила нижнюю губу. Она устала от интенсивного мышления. Ей нужно было знать. Она хотела знать. Элизабет вылезла из ванной, одевалась так быстро, как могла, и выскочила из своей каюты. У нее много раз создавалось впечатление, что он действовал так, будто что-то преследовало его, как будто у него не хватало времени. Как ни странно, она чувствовала то же самое. И ей нужно было хотя бы сказать ему, что она чувствует, прежде чем ее храбрость испарится.***
Джек не мог уснуть. Как ни странно, он даже не устал. Он физически не устал. Но его разум был исчерпан, его ум разваливался. Он морально устал. Он повернулся на бок, и не мог перестать думать. Как бы он ни старался, он не мог избежать мысли, которые преследовали его, побеждая каждую ментальную границу, которую он пытался создать и удержать. Эти мысли были такими же, как раньше… Обеспокоен правдой… убегая от истины… со стиранием правды… с чувством вины… И на самом деле… чувство вины оставалось. Но это не могло победить любовь. Чувство вины сдавалось. Чувство вины… Джек положил руку на голову и смотрел в потолок. Мечтать о ней было легче, когда она была вне досягаемости. Тогда он знал, что это был только сон, ничего больше. Мечта. Мечта. Его единственный истинный сон. Настоящий сон. Если бы он имел право использовать слово «истина». Он любил ее. И он хотел, чтобы она была счастлива. И связь между этими двумя понятиями не существовала. Или это было…? Она выглядела такой счастливой в ту ночь, против мучительного океана, против черного неба, в бледном свете звезд, под дождем, в… его руках. Но, возможно, это была только буря, которая сделала ее счастливой… Он хотел пойти к ней и поцеловать, поцеловать, поцеловать… Просто поцеловать ее. Просто держать ее. Просто быть с ней. Он сел на кровать. Но он не мог быть с ней. Что он делает? Она никогда не простит его. За то, что он лжет ей, обманывает ее, за то, что он воспользовался ее состоянием… За потерю ключа, за кольцо. У нее будет слишком много причин ненавидеть его. Он должен был сказать ей сразу, прямо в первый же день, когда она очнулась. А теперь было слишком поздно… Так поздно… Очень поздно… Джек поднялся на ноги. Нет, еще не поздно. Он не должен думать, что было уже слишком поздно. Никогда не поздно. Хватит этого. Он сделал достаточно. И настало время положить конец этому. И он это закончит. Он закончит это сейчас. Он схватил ручку двери.***
Элизабет с изумлением ахнула. Она постучала в дверь, но никто не ответил, поэтому она дернула за ручку, и дверь оказалась открытой. Итак, она вошла и, увидев, что в каюте пусто, тихонько постучала в дверь с правой стороны, и дверь распахнулась. — Элизабет, — Джек моргнул. — Я… я сожалею, Джек, я просто хотела посмотреть, не спишь ли ты, я хотела, я хотела тебе кое-что сказать, — нерешительно начала она, внезапно чувствуя себя очень нервной. Он посмотрел на нее, и это озадачило ее. — Джек, — она начала осторожно, но он прервал ее. — Лиззи, я тоже хочу тебе кое-что сказать, — он смотрел на нее со смесью отчаяния и беспокойства. Она слегка улыбнулась ему, довольно заинтригованная, но все же она больше сосредоточилась на том, что должна сказать ему. Он взял ее за руку и сел на кровать. — Лиззи… — Джек, нет, позволь мне рассказать тебе первой… — Нет, позволь мне… — Нет, нет, я действительно должна сказать тебе это сейчас, если я не скажу тебе… — Нет, извини, но если я не скажу тебе сейчас… — Джек… — Лиззи… Он собирался ей сказать. Он действительно собирался ей сказать. И он сказал бы ей. Он действительно сказал бы ей, если бы она не прервала его еще раз и прошептала то, о чем он никогда не мечтал услышать: — Я люблю тебя. Он моргнул. Она взяла его за руку. — Я люблю тебя, Джек, — повторила она с нерешительной улыбкой, пытаясь расшифровать его реакцию. Он молча смотрел на нее, и она почувствовала холодную дрожь, пробегающие по ее спине. Поэтому она ошиблась. Значит, он ее не… Ее улыбка пропала. — Извини, — пробормотала она, быстро поднявшись на ноги, прежде чем слезы смогли покатиться по щекам. Почему, почему, почему ты сказала это? Элизабет, Лиззи, цыпа, почему, почему, почему ты это сказала? Она потянулась за дверной ручкой, но потом он внезапно схватил ее и развернул, обхватив руками. Она с недоумением уставилась на него. Она боялась улыбаться, но она не хотела плакать. Она ждала. Он посмотрел на нее, прекрасно зная, что он должен сказать. Несмотря на все, или, может быть, даже именно из-за того, что она сказала, он должен сказать ей. — Скажи ей. Скажи ей. К черту все. Скажи ей! Джек взял лицо Элизабет и наклонился к ней. Ей казалось, что весь мир… — … весь океан… … как будто весь мир остановился. Она выжидающе посмотрела на него. Любопытная, испуганная, обнадеживающая, сбитая с толку. Она чувствовала, как ее сердце бьется в груди. Он посмотрел на нее, его глаза были темными, гипнотизирующими, пылающими. — Скажи ей! — Лиззи… — его голос был низким, хриплым, прерывистым. Она молча смотрела на него. — Лиззи… — Я тоже тебя люблю, — прошептал он и замолчал, его сердце билось. — Не это!!! Элизабет моргнула, ее лицо просветлело, запылало. Она улыбнулась самой красивой улыбкой, которую он когда-либо видел, она обняла его за шею и поцеловала. — Джек, я… — начала она с улыбкой. Он отчаянно поцеловал ее в губы, взяв на руки, потянул ее ближе, прикладывая на ее лицо, ее шею, пылающие поцелуи, прошептав несколько слов, которые она едва ли могла понять. Простить его. Затем он сказал, что любит ее. Потом что-то о сожалении. Потом что-то о том, чтобы любить ее слишком сильно. Она слушала, впитывая слова и поцелуи, сгорая под прикосновение его рук. Он приблизил ее лицо к себе и что-то прошептал, его дыхание было ветром прошлой ночи, но более теплым, более опьяняющим. — Лиз… Лиззи… Ты… ты уверена… — сказал он и провел руками по волосам, изо всех сил пытаясь открыть глаза и взглянуть на нее, желая, услышать, что она не… что она… что она не… — Я люблю тебя, Джек, — прошептала она с улыбкой, наклоняясь к нему, прижимая губы к его губам, к его шее, его плечам. — Обещай мне, — пробормотал он между мягкими поцелуями. — Что? — выдохнула она. — Обещай мне… что ты не забудешь… не забудешь, что я люблю тебя… — сказал Джек едва слышно, но странно торжественным, почти умоляющим шепотом. Элизабет улыбнулась. — Я обещаю, — сказала она очень тихо. Они опустились на кровать. Она закрыла глаза, ее руки искали его в тускло освещенной темноте. — И ты дай мне обещание, — выдохнула она с милой улыбкой. — Я обещаю, — прошептал он, небрежно вздохнув, его улыбка удручала смысл всего остального, кроме этого момента. Он слушал ее мягкий голос, шепчущий его имя снова и снова, ее руки скользили по его телу. Она открыла свои туманные глаза и посмотрела на него, он рядом с ней, он улыбается. Он нежно откинул ее волосы от лица и поцеловал ее со страстью, которая медленно заполняла каждый дюйм ее тела, каждый уголок ее сердца, каждую мысль. Он целовал ее, она не слышала ничего другого, кроме его увлекательного голоса, воспевающего ее имя. Пока она не забыла обо всем, что помнила и не могла вспомнить… Пока мир не исчез, оставив ее запутанной в эмоциях, испускаемых его сердцем и душой. Пока его близость не стала тем, что имело значение. Все, чего она хотела раньше — не имело значение. Все, что она могла понять — это бесконечность любви, которая была почти осязаема, любовь, которую она чувствовала под его кончиками пальцев, запоминая его тело, отслеживая возникающие воспоминания, которые она решила не терять, изучая тон его голоса во всех его разновидностях. Его прикосновение было нежным, робким, любящим, он нежно ласкал ее, пытаясь поверить, что это действительно происходит с ним… на этот раз — оттолкнуть все лишние мысли… И на этот раз… управлять ими успешно. И в ту ночь истина уже не имела значения. В ту ночь правда умерла… …только тайно ожидая воскрешения…