Мы раньше встречались?

Элизабет поднялась на верхнюю палубу. Она попыталась убедить себя, что ее сердцебиение ускорилось только потому, что она бежала по лестнице. Она прислонилась к фальшборту, прекрасно понимая, что это не так. Она закрыла лицо руками. Она не хотела, чтобы отец Уилла видел ее. Она не хотела, чтобы он начал что-то подозревать. Она решила, что порочный круг, в котором она всегда была ключевым звеном, снова захватил ее, и именно тогда, когда она думала, что освободилась от необходимости заботиться о чужом мнении. И теперь она была вынуждена снова притворяться… Притворяться? Лгать… снова. Если это можно было назвать ложью… Но она не могла просто сказать Уиллу, что чувствовала на самом деле. Она не могла сказать ему, что она чувствовала себя потерянной… Какая идея! Хотя… она подумала, что если бы Уилл был Джеком, он действительно смог бы понять… Если Уилл был бы Джеком?! От злости она топнула ногой. Она открыла глаза, и солнечный свет со всей силой ударил ей в лицо. Настолько яркий. Такой красивый. Такой идеальный день. Так много дней… И она провела столько дней, просто сидя, думая и считая… Считая дни… Но она не должна думать об этом сейчас. Теперь есть шанс, что проклятие будет разрушено, и она не должна думать о своем одиночестве. На самом деле, кто бы смог доказать, что она была одна все это время? Она без сожаления покинула Порт-Ройал. Не осталось ни одного человека, с которым она хотела бы поговорить. Элизабет фыркнула. Не то, чтобы кто-то хотел поговорить с ней… У нее не осталось ни семьи, ни друзей, только какая-то странная аура вокруг нее, так как люди отказывались считать ее частью общества с ее довольно запятнанной репутацией, преувеличенной сплетнями про ее пиратские приключения, загадочный брак, в который мало кто верил. И, конечно, ей было все равно. Ей было все равно… Элизабет подперла подбородок рукой и посмотрела на море. За эти пять месяцев она могла бы подвести итог: одиночество, отчаяние, унижение и… — Должен сказать, что я не заслужил такого отношения. … тоска… Элизабет обернулась. Джек стоял рядом с ней. Возможно, ему не следовало бы идти за ней. Но это была одна из ошибок, которые он совершил в прошлом. Он никогда не следовал за ней… Так что теперь он собирался избежать этой ошибки. — Ну что ж… снова… Я имею в виду, что ты это сделал, но… — она замолчала, отводя глаза. — Ты в порядке, Лиззи? — спросил он внезапно серьезным тоном, заметив что-то в ее глазах, что казалось ему неправильным. — Да, — ответила она, не задумываясь. Ей показался этот вопрос странным, ведь он никогда не интересовался тем, что она чувствовала. — Да? — Джек поднял брови, сделав еще один шаг к ней. Он наклонил голову в сторону. — Так что тогда в твоих глазах? Она посмотрела на него, он стоял слишком близко к ней, и это почти испугало ее… Но она не отошла. — В моих глазах нет ничего, Джек, — задумчиво сказала она, созерцая глубину его темных глаз, которые, как ни странно, всегда зажигали какую-то искру в ее сердце. — Они слишком многое видели, — сказала она прерывистым шепотом, на мгновение взглянув на него. Он перестал ухмыляться. — Или, может быть, они видели недостаточно, — тихо сказал он, а его глаза все еще сверкали на солнце. Она никогда не знала, что его глаза могут так блестеть. — И что еще предстоит увидеть? — спросила она, понимая, что не может оторвать от него глаз. — Отчаяние? Обман? Жестокость? Предательство? Кровь? Смерть? — она хотела продолжить, но замолчала, когда он приложил палец к ее губам. — Ты смотришь не на те звезды, Элизабет, — прошептал он с небольшой улыбкой, его рука пробежала по ее волосам, он ухмыльнулся, вспоминая, о чем он думал на Тортуге. И ему показалось, что она просто изучала его лицо, как будто что-то искала… Он прижал губы к ее губам и обнял ее за талию. Она дрогнула, подсознательно прислонившись к нему. — Почему ты хочешь, чтобы я поверила в это? — спросила она, закрыв глаза. — Во что? — рассеянно пробормотал он и поцеловал ее в губы. — В то, что я чувствую что-то к тебе, — тихо сказала она. Джек и Элизабет открыли глаза. Она была серьезной. Он ослабил объятия, и ей показалось, что она упадет без него. Но ей удалось устоять. — Ты уже догадалась, — сказал он с насмешливым выражением на лице. Она с недоумением посмотрела на него. — Конечно же это из-за мести, из-за чего же еще? — он ухмыльнулся, но его взгляд остался холодными. Он повернулся и начал уходить, начиная злиться на себя больше, чем на нее. Он не должен был думать, что она… Элизабет стояла в оцепенении, но быстро опомнилась. — Джек! — она догнала его и схватила за плечо. — Я мог бы задать тебе тот же вопрос, — резко сказал он, поворачиваясь к ней. Элизабет отпустила его руку. — Я не… я не знаю, что я сделала, но… — Когда? — Джек с интересом посмотрел в глаза. — Когда ты это узнала? Элизабет нерешительно посмотрела на него. — Сейчас? Несколько минут назад? Утром? Она ахнула от его серьезности, сдерживая слезы и отводя глаза. — Или тогда? — добавил он и сразу же пожалел о сказанном. Но сказанное было сказано. Она посмотрела на него. — Я хорошо помню то, что сделала, — твердо сказала она, сжимая кулаки и пытаясь не задрожать. — Но я не знаю, что ты со мной сделал! — Вот в чем дело, — его губы дрогнули в полуулыбке. — Итак, теперь мы вернулись к презренному я, — он сузил глаза. — Очень хорошо. Позволь мне сказать, — тебе понравилось все, что я делал с тобой. Элизабет уставилась на него, ошеломленная его ядовитым тоном голоса. — Конечно, ты не можешь винить себя в том, чего не помнишь, как заменила единственную любовь на грязного мерзавца? Но и ты не можешь обвинить грязного пирата в том, что он воспользовался красивой девушкой. Море — место одиночества, Элизабет. Она так сильно ударила его по лицу, что он покачнулся. — Как ты смеешь, — выплюнула она. — Я тебе не верю, — добавила она тихо, после паузы, словно внезапно почувствовав что-то. — Ты… ты блефуешь, я бы никогда… Он повернулся к ней, схватил ее за плечи и резко потянул к себе. — Плохие новости, дорогая, ты это сделала. Ты была моей, и мы были вместе, нравится тебе это или нет, — она корчилась в его объятиях. — И я догадываюсь, что это не последнее, — он ухмыльнулся, глаза его блуждали по ее лицу с хорошо скрытой грустью, которая озадачила ее. — Но это вряд ли утешает, не так ли? — спросил он хриплым шепотом, глядя ей в глаза. — Чувство вины, то есть раскаяние, сожаление и надежда на искупление. Она застыла в его хватке, просто изумленно глядя на него, пытаясь вспомнить чувство гнева, но единственное, что она могла найти, это печаль. Скорбь и… — На самом деле, все проще. Дорогой Уильям даже не заметит. Ты вернешься к нему… О, извини, ты же его никогда не покидала? Он сузил глаза. Его руки скользили по ее шее. Он наклонился к ней, и она затаила дыхание, не понимая, хочет ли он задушить или поцеловать ее. Но он просто продолжал говорить. — Значит, ты просто должна забыть, что мои грязные руки когда-либо касались тебя, — он отпустил ее, делая шаг назад. Она почти потеряла равновесие. — Что ж, смешно, на самом деле, не так ли? — спросил он с улыбкой. — Ты уже забыла об этом, да? Как повезло… Как это неизбежно. Интересно, но мне это приходило в голову… — Что? — спросила она сердитым тоном. Элизабет сжала кулаки, ожидая ответа. Но он не собирался отвечать. Это была гордость? Нет. Не было никакой гордости, если он мог легко напасть на нее, выкрикивая все эти бессмысленные обвинения, что могло означать только одно, что так легко можно было понять. Тогда это был гнев? Была ли это наконец ревность? И речь шла не только об этом поцелуе, не только о прошлом, не только обо всех тех моментах, которые были наполнены и испорчены ее мыслями, вращающимися вокруг него и его местонахождением; но он был естественной, очевидной, бесспорной, неотъемлемой частью ее жизни. Часть, которая не требовала объяснений, оправданий или каких-либо других усилий. — Ты была права, — сказал он вместо ответа. — Это была месть. И приятная месть. Она хотела снова ударить его, но он схватил ее за запястье. — Хватит, — прошептал он. Она поморщилась, пытаясь освободить руку. — Теперь не получится сбежать, да? Она посмотрела на него с презрением и холодом. Его фальшивая ухмылка исчезла, он видел слезы, текущие по ее лицу. Она казалась такой спокойной, что слезы выглядели почти нереальными, как будто она не плакала. Он пристально посмотрел на нее. Какого черта?! — Извини, — прошептала она почти неслышно, и он подумал, что он ее неправильно понял. — Извини! — закричала она, высвободив свою руку. Он с беспокойством посмотрел на нее, внезапно сожалея о каждом произнесенном слове. — Ты теперь счастлив?! — крикнула она, всхлипывая. — Мне очень жаль! Я все время жалею об этом! Я жалею каждую минуту с тех самых пор! Я ненавидела себя! Я хотела убить себя! Этого достаточно?! Это хорошее извинение?! Он невозмутимо уставился на нее. Она схватилась руками за голову, слезы текли по ее щекам, и он просто хотел взять ее на руки, просто хотел попросить у нее прощения, но почему-то он чувствовал, что этого будет недостаточно. Она нервно смахнула слезы с лица и приблизилась к нему. — Не думай, что сможешь уничтожить меня, я не позволю тебе этого, — сказала она прерывистым шепотом сквозь зубы, пытаясь не плакать. Она посмотрела на него, и выражение его лица испугало ее. Он выглядел сломанным, он выглядел виноватым, и она не хотела этого видеть. Она хотела ненавидеть его. Она хотела, чтобы он ненавидел ее. Она хотела убить его и забыть, забыть, забыть. Хотя она и не помнила. Но она знала. Она чувствовала это. И это было бессмысленно, это было неправильно, не только из-за Уилла, она не верила в то, что он ее простил. Как он мог простить ее за то, что она убила его для того, чтобы спасти Уилла? И он дал понять ей, что ненавидит ее. За его каждым словом скрывалась ненависть. И она это понимала. Она привыкла. Вот почему она не могла сказать ему… — Я люблю Уилла, — сказала она осторожно, хотя она хотела, чтобы это звучало решительно, но ее голос предательски задрожал, поэтому она обернулась и хотела убежать, прежде чем он задаст вопрос о честности ее высказывания. Но он не позволил ей убежать от него. Он поймал ее и развернул, держа ее за запястья. Она была измотана. Слишком истощена, чтобы даже сопротивляться. Она задавалась вопросом, что он скажет ей сейчас. Но ей все равно. Она хотела, чтобы он рассказал ей, как сильно он презирал ее, и… — Я хотел сказать, что имел в виду совсем другое, — сказал он, очевидно, игнорируя ее последний комментарий. Она подняла свой взгляд на него. Он выглядел таким злым, и его глаза сияли, и она не была уверена, что этот блеск был только из-за солнечного света. — Что бы я ни сказал… если тебе было больно, прости… я не хотел, — сказал он резким тоном, что едва ли соответствовало его выражению лица. Он посмотрел на нее, нахмурившись, его руки все еще сжимали ее запястья, хотя она решила, что это не проявление гнева, а попытка остановить ее. Ее испугало то, что она не возражала. Она не возражала против этого, пока она чувствовала его прикосновение. — Мне не нужно, чтобы ты сожалела, Лиззи, — сказал он с неожиданной нежностью, и она внезапно поняла, что она никогда не обращала внимания на это имя, на его голос. — Я не хочу, чтобы ты жалела. Она вздрогнула, когда он отпустил ее запястья и поднес руки к ней, взяв ее лицо руками. — И я был рад, когда ты ничего не помнила, потому что это не имело значения, — сказал он почти раздраженно, резко сменив тон голоса. Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. — Это действительно не имеет значения, — повторил он шепотом. — Но, конечно, это очень хороший аргумент, — на его губах промелькнула улыбка. Или, по крайней мере, ей так показалось. Он сделал паузу, а затем посмотрел на нее, его темный взгляд окутал ее, как туман, и она взглянула на него. — Давай забудем об этом, — выдохнул он, пристально глядя на нее, как будто он действительно просил ее забыть, как будто он имел в виду это буквальном смысле. Она была очарована его взглядом, его прикосновением, его ароматом, звуком его голоса… — Давай забудем об этом навсегда, — повторил он, обняв ее. — Хорошо, — пробормотала она, неловко обняв его за шею. — Давай двигаться дальше, давай выберемся из этого Тайника, — сказал он, закрыв глаза. Она посмотрела в его лицо, на его черные веки, на губы. — Можешь ли ты действительно простить меня? — прошептала она, ожидая, когда его глаза откроются. — Мы не можем говорить о том, чего мы не помним, не так ли? — почти спросил он, наклонив голову назад. Элизабет слабо улыбнулась. — Только один вопрос, — сказала она, наклонившись к нему. — При одном условии, — сказал он с легкой ухмылкой, проводя кончиками пальцев по ее щеке. — Какое условие? — Ты скажешь мне, почему ты приехала на Тортугу, цыпа, — сказал он, пристально глядя на нее. Элизабет закатила глаза. — Хорошо, — сказала она наконец, и на ее лице мелькнула улыбка. Джек торжествующе улыбнулся и с интересом сузил глаза. Элизабет захлопала ресницами и выжидающе посмотрела на него. — Но ты первый, — сказала она сдержанно. Джек вздохнул. — Хорошо, — сказал он, притянув ее к себе. Она улыбнулась ему той улыбкой, которую он так хорошо помнил; та самая улыбка после их совместной первой ночи. — Я заявляю, что Вы были полностью, неопровержимо и без разбора деталей происшествия прощены за каждое действие, приключение, которое Вы когда-либо совершили и совершите в будущем — произнес Джек торжественным тоном. Элизабет усмехнулась. — Это устроит Вас, Ваше величество? — Да, — быстро ответила она, все еще улыбаясь. — Хорошо, теперь ты, — усмехнулся Джек. Элизабет подняла бровь. — Лиззи. Элизабет засмеялась. — Капитан Воробей, мне очень жаль сообщить Вам, что Вы не указали время, когда захотите выслушать мой ответ, — решительно сказала она, выскользнув из его объятий. Джек моргнул, а затем побежал за ней. — Нет, нет, это нечестно, цыпа, — раздраженно сказал он, обнимая ее. Она улыбнулась, и ее улыбка изменила ход его мыслей, и он вдруг почувствовал, что это был то самый момент, чтобы сказать ей… — Лиззи… — Вот ты где, — послышался голос Билла Тернера. Элизабет вырвалась из объятий Джека. — Я подумал, ты мог бы показать нам эту карту, Джек, и мы могли бы рассмотреть ее вместе, да? — он приблизился к ним, глядя на Джека с небольшой улыбкой, а при виде Элизабет выражение его лица, казалось, стало пустым. — Да, это отличная идея! — с энтузиазмом воскликнула Элизабет. — Я собирался сказать то же самое, — Джек сузил глаза, задаваясь вопросом, как долго Билл Тернер стоял на той лестнице…