***
Уилл начал думать, что они никогда не остановятся; что мистер и миссис Роггсон вместе с мистером Грантом никогда не перестанут его поздравлять, дружеские подшучивая над тем, как сильно он встревожен беременностью жены. Они предлагали ему свою помощь, давали советы по поводу питания Элизабет, но Уилл не слушал их. К огромному облегчению Уилла, они ушли. Он закрыл за ними дверь и уперся лбом в стену, искусственная улыбка исчезла с лица. Он вздохнул и решил подняться к Элизабет, но остановился у лестницы. Он знал, что должен пойти к ней. Мистер Грант сказал, что она пришла в себя и что он сообщил ей эту новость. Только он не сказал, как она отреагировала на известие. В глубине души Уилл хотел, чтобы она сильно не радовалась. Не то чтобы это что-то изменило. Или как-то помогло ему. Он неохотно поднялся по лестнице и, открыв дверь в спальню Элизабет, медленно вошел… и вздохнул с облегчением, увидев, что она спит. Он схватил лист бумаги и написал записку, положив ее на столик возле кровати. Он посмотрел на Элизабет еще раз и вышел из комнаты. Когда дверь закрылась, она открыла глаза и взяла записку. Дорогая Элизабет, Мне нужно пойти в мастерскую. Вернусь поздно. Я очень рад. Уилл. Элизабет подняла бровь, легла на кровать, все еще держа записку в руках. Она думала, что он будет радоваться больше, чем она. Но, видимо, она ошибалась. Она убрала записку, повернулась на бок и уставилась в окно. Единственное, что она могла видеть — это небо, голубое небо, голубое, как… Океан, как море. Она глубоко вздохнула. Доктор Грант сказал, что ей нужен свежий воздух, и он посоветовал ей как можно чаще выходить из дома и гулять, а также ей не помешало бы сходить на побережье, которое было недалеко. И она сама очень сильно хотела сходить туда. Она была взволнована самой мыслью о море. Море. Море. Она прокручивала это слово в своей голове много раз и с каждым разом все больше убеждалась, что «море» действительно вызвало в ней сильные эмоции. В прошлом месяце она собрала целый набор слов, которые вызывали в ней дрожь, которые просто делали ее счастливой: ром, муж, Элизабет, черный, костер, треуголка, ванна, море и так далее. Милая. Да, «милая». Она улыбнулась, уткнулась лицом в подушку и медленно погрузилась в сон, делая мысленную пометку: записать «ребенок» в свой список слов.***
— Капитан! Билл Тернер отвернулся от нескольких человек, которых доставили на борт «Летучего Голландца» с горящего торгового корабля. Сейчас бедолаги пытались принять тот факт, что они умерли. Прихлоп никогда еще не встречал человека, который бы сразу поверил в свою смерть. — Что? — спросил Билл, вопросительно глядя на своего первого помощника. — Корабль по правому борту, Капитан. Они сигнализируют, что хотят подняться на борт, — слегка удивленно пожал плечами моряк, указав на нелепость того, что кто-то хочет добровольно подняться на «Голландец». Билл Тернер повернулся к правому борту и прищурился, но затем выражение его лица смягчилось. — Это «Черная Жемчужина», — сказал он с улыбкой. — Разрешите им подняться на борт.***
Уилл заглянул в «Храбрую Браваду» и заметил, что в таверне почти никого не было, за исключением нескольких человек, сидящих в углу. Он вошел и направился к самому дальнему столику, сел и со вздохом положил голову на руки. Сначала он действительно хотел пойти в свою мастерскую, но потом передумал. Мастерская была слишком далеко, а «Храбрая Бравада» была ближайшим местом к их дому. Уилл надеялся, что в таверне не будет многолюдно. И он был прав. — Добрый вечер, Уилл. Чем я могу Вам помочь? Он медленно поднял глаза. Жизель улыбнулась, взяв пустой поднос со стола. Теперь она видела его почти каждый день. Он приходил обедать в «Храбрую Браваду», и по какой-то необъяснимой причине она с нетерпением ждала встречи с ним. — Все ужасные люди пьют, — устало сказал Уилл и положил голову на руку. Жизель вопросительно подняла брови. — А может быть люди пьют, чтобы перестать быть ужасными? — спросила она с оттенком веселья в голосе. Уилл перевел на нее взгляд. — Я в это не верю. Принесите мне лучше… воды, — мрачно ответил Уилл. — Вода, — повторила Жизель с легкой улыбкой, подавляя смех. — Если бы каждый, кто чувствовал себя паршиво, пил воду, мир действительно был бы чудесным местом, — решительно заявила она, а затем ушла. Уилл проследил за ней взглядом, но образы, которые возникали у него в голове, отвлекали его. Он был воспитан матерью, и все свое детство он мечтал, чтобы с ними жил отец… и теперь он собирался отобрать у ребенка отца или наоборот… Это не имело значения… Это было ужасно… И все же, это было не так ужасно, как его разрушенная мечта. Его жизнь разваливалась на кусочки, надежды таяли на глазах. И воспоминания, те воспоминания, которые совсем недавно прекратили преследовать его, теперь нахлынули на него с двойной силой. Те воспоминания, которые он считал давно забытыми или просто неважными, возвращались к нему, его сознание воспроизводило все те поцелуи, которые он случайно увидел, тот день на «Черной Жемчужине», когда он узнал, что она была там, с ним, еще не вспомнив его. Но она вспомнила Джека. Ну, почти. Но она узнала его и побежала к нему за помощью. Как же он был глуп!.. Иглоукалывание, конечно. Уилл фыркнул. Как он мог вообще в это поверить? Даже на секунду? Он должен был понять все с самого начала и немедленно забрать ее. Но он бы не позволил забрать ее. Да, он, вероятно, не… Он… любил ее, любил ее… Даже после ее выдуманной смерти? Уилл внутренне содрогнулся и стиснул зубы. Два года назад такая порочная идея даже не пришла бы ему в голову, и если бы кто-то сказал ему, что он совершит такой поступок… что он будет лгать… И как же хорошо он все провернул, а? Они жили в Малдриме уже месяц. Месяц! Четыре недели. Тридцать долгих дней она просто терпела его. И сколько времени она провела с Джеком на Тортуге? Семь дней? Пять? А сколько дней они провели вместе на «Черной Жемчужине»? Неделю? Меньше? Вероятно, меньше. Итого, они провели вместе всего лишь две недели, и она отдалась кому-то, кого считала незнакомцем. В то время как сейчас, зная, что она миссис Элизабет Тернер, она просто пять раз поцеловала его в щеку и только сегодня позволила ему поцеловать себя в губы. Уилл положил голову на стол. Он должен прекратить думать об этом. — Мне просто интересно… сколько времени понадобилось незнакомцу, чтобы затащить тебя в постель? Его собственный вопрос прозвучал в голове, и он закрыл глаза, чувствуя приступ боли от ее ответа… — Ты хочешь знать, сколько времени ему понадобилось? Намного дольше, если бы я помнила его! Он закрыл глаза, холодная волна вины пронеслась по телу, когда он вспомнил, что последовало за этим ответом. Он все еще не мог простить себя за то, что сделал, за то, что ударил ее… Он бы никогда не сделал этого… была бы у него возможность повернуть время вспять… Но этот ответ так обескуражил его… настолько сильно, что он потерял контроль над собой. Он вспомнил, как попросил своего отца присмотреть за ней… Он вернулся утром и нашел ее спящей с ним в одной постели… была ли она пьяной в ту ночь или нет, это не имело значения… А потом, в другой раз, когда он он вошел в капитанскую каюту и увидел ее в его рубашке… а потом… — Вот Ваша вода. Уилл открыл глаза и поднял голову. Жизель улыбнулась и поставила стакан. — И Ваш чизкейк, — добавила она, поставив перед ним небольшую тарелку. Уилл моргнул и сморщил лоб. — Я не… — Мне он всегда помогает, — перебила Жизель. — Я ем чизкейк, когда мне грустно. Уилл улыбнулся — Боюсь, мне он не поможет. Мне очень грустно, — добавил он после паузы. Жизель наклонила голову в сторону и задумчиво посмотрела на него. Затем, оглядев помещение и увидев только двух мужчин в углу, она села напротив Уилла. — Я не хочу показаться грубой, — она положила руки на стол. — Но думаю, Вы преувеличиваете. Уилл взял стакан и пристально посмотрел на воду. — Откуда Вам знать, преувеличиваю ли я? — спросил он с оттенком раздражения в голосе. Жизель прищурилась. — Вы когда-нибудь работали в течение двенадцати часов только для того, чтобы позволить себе стакан воды и кусочек сухого мяса, настолько сухого, что Вы не можете его пережевать? — спросила она, грустно улыбаясь. — Или Вы когда-нибудь чувствовали себя настолько грязным, что умывались, терли свою кожу так сильно, что кровь стекала по телу вместе с водой? Уилл сморщил лоб, с беспокойством глядя на нее. — Только потому, что у Вас был плохой день, это еще не доказывает, что Вы знаете, что значит быть «очень грустным», — тихо сказала она и быстро поднялась на ноги. — Извините, — быстро сказал он, прежде чем она развернулась. — Нет, — Жизель покачала головой. — Это я должна извиниться. Я не должна… — она снова покачала головой, очень быстро отводя глаза в сторону, но не настолько быстро, чтобы Уилл не заметил слезы в ее глазах. — Нет, — сказал он. — Пожалуйста, садитесь. Я не должен был такое говорить, — он пристально посмотрел на нее. Она немного помедлила, но затем снова села. — Вы правы, — продолжал Уилл. — Вы правы. Но каждый судит о своих проблемах сам, основываясь на своей истории, — добавил он, отводя глаза и рассеянно глядя в сторону. — И моя только что закончилась. — Конец другой истории — начало новой, — сказала она, пытаясь хоть чуть-чуть улыбнуться. Уилл фыркнул и покачал головой. — Начало новой… Да. Когда-то я думал так же. Но кажется, что прошлое всегда следует за нами по пятам. — Не прошлое преследует людей, — сказала Жизель, положив голову на руки. — А вина. Уилл бросил на нее взгляд и некоторое время молча смотрел на нее. — Тогда это многое объясняет, — задумчиво сказал он. Жизель грустно улыбнулась. — Но иногда это не наша вина. — Да, иногда это так, — согласился Уилл. — Но в моем случае это моя вина. И уже слишком поздно что-либо менять. Слишком поздно, чтобы исправить все. — Никогда не поздно все исправить, — осторожно сказала Жизель с легкой улыбкой. — Если Вы, конечно, хотите, все исправить. Уилл медленно перевел взгляд на нее. Он хотел все исправить? Он хотел рассказать Элизабет правду? Он хотел найти Джека и сказать ему правду? Он хотел, чтобы его мечта никогда не исполнилась? Нет. Несмотря на все… Нет. Жизель улыбнулась и вздохнула. — Вот Ваш ответ, — сказала она после долгого молчания. — Зачем Вы переехали сюда? — спросил Уилл, желая сменить тему. — Почему Вы выбрали именно эту деревню? Почему Вы решили все изменить? Жизель скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. — Я не знаю. Это случилось само собой, — сказала она, задумчиво улыбаясь. — Ничего не случается просто так. — О да, все случается просто так, — ответила Жизель со смехом. — Ладно, — она заправила прядь волос за ухо. — По крайней мере, иногда. Я всегда хотела изменить все, но никогда не верила в свои силы, в себя; находила каждый день отговорки, мол, у меня недостаточно смелости или денег, чтобы переехать, — она слегка улыбнулась. — И однажды я заболела. Ничего серьезного. Просто небольшая температура и головная боль, но я чувствовала себя ужасно, — сказала она и рассмеялась. Уилл положил голову на руки и посмотрел на нее, пытаясь сосредоточиться исключительно на ее истории. — И ко мне в гости пришел друг. Я не хотела никого видеть в тот день, но почему-то позволила ему войти. Не знаю почему… я никогда раньше себя так не вела, но в тот день, возможно, из-за той лихорадки я начала кричать на него безо всякой на то причины, — Уилл поднял брови. Жизель хихикнула и кивнула. — Да, это было довольно нелепо. Я даже не знаю, почему он не ушел. Он просто сидел, а я кричала, плакала и кричала о том, как я ненавижу свою жизнь, что чувствую себя рабом, загнанным в этот грязный мир, и как я же хотела бы, чтобы у меня был маленький домик и… — она замолчала, спрятав лицо в руки, покачала головой и засмеялась. — В конце концов, — продолжала она, поднимая голову. — Я так устала от всех этих криков, что наконец-то заснула, — она отряхнула пыль со стола и постучала пальцами по деревянной поверхности. — И когда я проснулась, на столе лежала небольшая сумка и записка: собирайся и немедленно уходи. Хорошие идеи иногда слишком быстро забываются. Поэтому я собрала вещи, взяла сумку, пальто, закрыла дверь, сказала своей подруге, что ухожу, а в ответ услышала, что я сумасшедшая, — она взглянула на Уилла и рассмеялась. — И я ушла. — Просто… взяла и ушла? — нерешительно улыбнулся Уилл. — Да, — Жизель кивнула и серьезно посмотрела на него. — В этой маленькой сумке было ужасно много денег. Уилл улыбнулся. — Ну, это… — Поздравляю, мистер Тернер! Уилл чуть не упал со стула, когда кто-то сильно ударил его по плечу. Жизель быстро встала, бросая на Уилла вопросительный взгляд, но он даже не заметил этого, поскольку вновь погрузился в пучину мрачных мыслей при слове «поздравляю». — Спасибо, мистер Стивенсон, — сказал Уилл и, заставляя себя улыбнуться, поднялся на ноги, чтобы пожать руку мистеру Стивенсону. Жизель хотела узнать причину, по которой звучали поздравления, но заметила нескольких мужчин, ожидавших, когда она примет заказ. Поэтому Жизель просто извинилась и ушла, оставив Уилла наедине с мистером Стивенсоном, заметив, что Уилл был очень подавлен и, возможно, ему действительно было очень грустно.***
— Рад вас видеть! — сказал Билл Тернер с широкой улыбкой, пожимая руку Гиббсу, который нерешительно улыбнулся ему. Пинтел сморщил лоб, в то время как Раджетти моргнул. Они не могли понять, как Прихлоп мог быть таким жизнерадостным, учитывая нынешние события… — Взаимно, — Гиббс кивнул и вздохнул. Билл смотрел на угрюмого Гиббса, слегка озадаченных и мрачных Пинтела и Раджетти, что было удивительно. — Что-то не так? — спросил Тернер, улыбаясь. У него действительно были все основания быть счастливым. Он стал капитаном «Летучего Голландца», он был бессмертным, его сын был свободен, и они могли видеться раз в десять лет. Глаза Гиббса расширились, и он с недоумением уставился на сияющее лицо Билла Тернера. Пинтел и Раджетти обменялись взглядами. — Что ж, — нерешительно начал Гиббс. — Мы просто искали тебя, — объяснил он тихим голосом. — Правда? — снова улыбнулся Билл. Пинтел наклонился к Раджетти. — Думаю, он немного… — прошептал он, крутя пальцем у виска, что не ускользнуло от внимания Билла, который наконец перестал улыбаться. — Я надеюсь, что ничего плохого не случилось, — осторожно сказал Прихлоп, прищурившись. — С Уиллом все хорошо? — быстро спросил он, внезапно испугавшись, что что-то могло случиться с его сыном и ему пришли сообщить ужасные новости. Гиббс моргнул. — Наверное, — ответил он после паузы. — Мы не видели его с тех пор, — Гиббс сглотнул. — Но я думаю, с ним все хорошо, — пробормотал он, посчитав, что со стороны Билла было неприлично беспокоиться о сыне (с которым все и так было отлично)… Билл Тернер с облегчением вздохнул. — Хорошо, — он улыбнулся. — Как Джек? Как он? — Гиббс вздохнул, уже собираясь ответить, когда Билл добавил. — Как Элизабет? Как они? Гиббс, Пинтел и Раджетти моргнули почти, уставившись на Билла Тернера. Прихлоп изумленно посмотрел на каждого, заметив, что никто не собирается ему отвечать. — Я надеюсь, что с ними все хорошо. И почему вы так смотрите на меня, — сказал он с небольшим удивлением.***
Уилл покинул «Храбрую Браваду» так быстро, как только мог, сказав мистеру Стивенсону, что ему нужно вернуться к Элизабет. Он вышел и побежал обратно домой, надеясь, что Элизабет все еще спит. Он не был готов. Ему нужно было чуть-чуть больше времени, чтобы все обдумать, разобраться со своими мыслями и привыкнуть к ситуации. Он не сомневался, что будет воспитывать этого ребенка как своего, стараясь (точнее пытаясь) не думать, что он… Но, это было трудно. И этот горький привкус во рту… эта горечь течет по его телу, унося с собой его мечту… Он был так близок к тому, чтобы жить своей сказкой… Все было так прекрасно… все шло так хорошо… Элизабет начала лучше относиться к нему… И теперь все это казалось жестокой шуткой. Его надежды были осмеяны, разрушены, и он был дураком, думая, что сможет купить свое счастье за такую низкую цену, как ложь. Цена награды. Он смутно помнил, как Дух Источника Молодости сказал что-то подобное… Действительно, цена. Низкая цена. Вечно преследующее чувство вины. Закрыв дверь, Уилл медленно поднялся по лестнице и тихо постучал в дверь спальни Элизабет. — Ты вернулся. Он замер, внезапно услышав ее голос позади себя. — Элизабет, — прошептал он, резко оборачиваясь. — Я была на кухне. Я не слышала, как ты вошел, — объяснила она, глядя на него слегка мерцающими глазами, и у него создалось впечатление, как будто она что-то знала… как будто она подозревала… — Я… я думал, ты спишь, я не хотел… Как ты? — спросил он, внезапно отказываясь от своих несвязных объяснений. В глазах Элизабет мелькнула настороженность, которая не ускользнула от его внимания. — Я в порядке, — ответила она с легкой улыбкой. Они стояли, молча глядя друг на друга. — Тогда спокойной ночи, — сказала Элизабет, нарушая тишину. Уилл моргнул, чувствуя, что он должен был что-то сказать. — Элизабет, — позвал он, когда она уже закрывала дверь в свою комнату. — Да? — спросила она вежливым тоном, вопросительно глядя на него. — Я… очень счастлив, — сказал он слишком сдержанно, стараясь улыбаться. — О, конечно, я заметила, — тихо проговорила Элизабет, закрыв дверь.***
Джек проснулся от ноющей головной боли. Каждая клеточка его тела болела, мысли приносили постоянные физические страдания. Он медленно подошел к своему столу и сел на стул, только сейчас заметив, что «Черная Жемчужина» остановилась. Однако прежде чем он успел обдумать причину их остановки, он услышал громкий шум, и через некоторое время дверь капитанской каюты открылась, и почти вся команда ввалилась к нему в каюту. Джек посмотрел на внезапно появившуюся толпу, сузив глаза. Он больше не был похож на себя. Его глаза утратили тот таинственный блеск, его небритое целыми неделями лицо стало похожим на неподвижную маску. — Что? — сказал он, даже не двигая лицевыми мышцами, и посмотрел на экипаж, который по какой-то причине только что «затопил» его каюту. Слово «мятеж» промелькнуло в голове, но затем он подумал, что мятеж вряд ли совершают с такими счастливыми лицами, верно? — Джек! — раздался где-то в толпе голос Гиббса. — Джек! — Что? — нахмурившись спросил Джек. — Джек! — Гиббсу наконец удалось встать прямо перед Джеком, его лицо сияло от радости. Гиббс кому-то махнул рукой в толпе. Джек увидел Билла Тернера, который направлялся к нему. Джек быстро встал, думая, что Гиббс попросил Билла Тернера дать ему возможность увидеть Элизабет в последний раз, и тот согласился… хотя было что-то поразительно странное в веселом выражении лица Гиббса… — Джек! — повторил Джошами странно торжественным тоном, когда Прихлоп, выглядевший довольно встревоженным, сумел встать рядом с Гиббсом и посмотреть на Джека. Джек бросил взгляд на Гиббса и Билла Тернера, его сердцебиение внезапно участилось, боль сменилась пылким нетерпением. — Джек, я не знаю, как тебе это объяснить, поэтому я просто скажу, — проговорил Гиббс, широко улыбаясь. — Я был бы признателен, — пробормотал Джек, глядя на первого помощника. Гиббс взглянул на Билла Тернера, затем на Джека, глубоко вздохнул, улыбнулся и наконец произнес самое прекрасное предложение, которое когда-либо слышал Капитан: — Элизабет жива. Раздались громкий шум и веселые крики команды. Джек неподвижно стоял, упершись руками в стол, смотря на Гиббса. Джошами подумал, что ему стоит повторить объявление, поскольку, казалось, Джек не понял… Джек перевел взгляд на Билла Тернера, который улыбнулся и кивнул, а затем снова посмотрел на Гиббса. Джошами открыл рот, чтобы повторить сказанное, но прежде чем он успел это сделать, Джек хрипло прошептал: — Почему… — после чего он сглотнул, прокашлялся, а затем снова начал, его голос был тихим, но очень чистым. — Почему этот чертов корабль стоит на месте? — Гиббс моргнул, неотрывно смотря на Джека, но затем он понял приказ Капитана и повернулся к команде: — Вернуться на свои места! Сейчас же! Отплыть! Все в каюте немедленно зашевелились, и все собрание хаотично, но быстро рассеялось. Все выбежали из капитанской каюты, оставив Джека, Гиббса и Билла Тернера. Джек обхватил руками голову, тяжело дыша, его глаза внезапно засияли, загорелись тем знакомым огоньком. Он просто стоял на месте, его мысли кружились, миллионы различных эмоций затопили его, он пытался сохранить равновесие и не упасть на пол в этом всепоглощающем водовороте полного шока и истерической радости. И когда Джек наконец взял себя в руки, он поднял взгляд и, сосредоточившись на Билле Тернере, спросил хриплым голосом: — Где она? Увидев огонь надежды в глазах Джека, Билл почувствовал холодный приступ мучительного раскаяния и сожаления при мысли, что единственное, что он мог сказать, было пустое: я не знаю.