I will be

— Что случилось? — Реджина вбежала в палату триста пять и сразу подошла к кровати, снимая стетоскоп с шеи и прикладывая к груди Эммы. — Все было нормально, она ни на что не жаловалась, но когда я стала выходить, вдруг захрипела и потеряла сознание. Давление было в норме, — рассказывала прикрепленная к Эмме медсестра. — Видимо, удалили не все осколки ребер, один из них пробил легкое. Срочно заказывайте операционную и зовите кого-нибудь из травмы или общей. — Хорошо, доктор Миллс. — Эмма, что же ты меня так пугаешь? — Реджина погладила Эмму по голове. — Ничего, это не так страшно, как можно было бы подумать. Сейчас вынут осколок и зашьют тебе легкое. Реджине было плевать, что Эмма без сознания. Хоть она и врач, она верила, что пациенты без сознания или в коме все слышат и чувствуют, поэтому Миллс держала Эмму за руку вплоть до операционной. Там она оставила ее на попечение хирургов, а сама отправилась в кафетерий, ждать окончания операции. Ее пейджер запищал через полтора часа и она быстро направилась в палату триста пять. Эмма лежала там так же, как и вчера, вся в проводах и с бледным лицом. Единственным исключением стало то, что она спала. Сейчас Реджина успела вовремя. Она проверила показатели и побеседовала с хирургом, проводившим операцию. Миллс оказалась права. Предыдущий хирург не заметил осколок, который находился за пятым ребром. Когда Эмма попыталась сменить положение, он впился в легкое, пробивая его, что и вызвало хрипы. Но сейчас он удален, и жизни Свон ничего не угрожает. — Эмма, девочка моя, с тобой уже все хорошо. Теперь все будет в порядке, ты окрепнешь, встанешь на ноги. Я буду тебя навещать в твоем магазине. Жаль, конечно, что я не знаю твой адрес, но это ничего. Тем более, это выглядело бы странно, если бы я наведывалась к тебе домой. Реджина долго просидела в палате Эммы. Вызовов не было, и она просто сидела там до конца смены. Она сидела там еще два часа после смены, и только на третий час Эмма открыла глаза. — Доктор Миллс, — голос был хриплый после долгого молчания. — Долго вы здесь сидите? — Нет, что ты. Я только пришла. Мне нужно было проверить показатели. Ты помнишь, что случилось? — Да, сначала как будто что-то воткнули между ребер, а потом ужасная боль и мне стало трудно дышать, потом темнота… — Хирург, который занимался твоими переломами не заметил осколок, это не его вина, не волнуйся. Если бы он не воткнулся в легкое, мы о нем бы и не узнали. Сейчас все в полном порядке. — Спасибо за объяснения, — Эмма слабо улыбнулась и прикрыла глаза. — У меня теперь еще один шрам? — Да, куда же без него. Да ты не волнуйся, он не такой большой, как предыдущий. Раза в три меньше. И заживет быстрее. Мужчин не отпугнешь, не переживай. — Да мне как-то не до мужчин, вроде. А девушек шрамы только привлекают, — Эмма слабо улыбнулась. — Правда, проверить мне этого еще не удавалось. — Ну, ладно, мне пора. Ты лежи только пока, не вставай. И не пытайся сесть. Я к тебе завтра зайду. — До свидания, доктор Миллс. — Пока, Эмма. Эмма, после ухода Реджины, долго не могла заснуть. Она очнулась задолго до того, как открыла глаза и четко ощущала присутствие и прикосновения чей-то руки. Вернее, она знала, чьей именно. Поэтому она очень удивилась, когда открыв глаза, Реджина ей сказала, что зашла пять минут назад. Эмма была в замешательстве. Зачем Реджине это делать. Она стеснялась показать свою слабость? Или, наоборот, боялась, как на это отреагирует сама Эмма? Реджина же, выйдя из палаты, направилась в свой кабинет и легла на диван. Она тоже думала. Думала о том, зачем соврала. Думала о том, что сказала Эмма по поводу девушек. Ее бы точно привлекла Эмма. И с шрамами и без. Но, наверное, в них было бы что-то такое загадочное, даже брутальное, если можно так сказать. Ей бы они понравились. Реджина проснулась рано. От неудобного положения на диване у нее затекла спина и шея. Она со стоном встала с него и потянулась под характерный хруст позвонков. Она быстро сходила к автоматам и купила себе стаканчик кофе с какой-то неизвестной ей конфетой. За завтраком протекло около получаса, и Реджине почему-то очень захотелось увидеть Эмму. Время было шесть утра, и Миллс была уверена, что Свон спит. Пройдя мимо стойки медсестер, она оказалась напротив нужной палаты. Эмма Свон спала. В ее позе не было ничего необычного для больного с ее травмами. Она спала на спине. Ее руки были сложены на груди. Эмма смешно морщила нос, видимо, от лучика света, проникающего сквозь не занавешенное окно. Ее грудная клетка поднималась в такт писка аппарата, показывающего стабильные показатели. Реджина была счастлива. Она все больше привязывалась к этому прекрасному, как она думала, созданию. Блондинка была ее идеалом. Она не гналась за карьерой и деньгами, хотя и нуждалось в последнем. Она не питала иллюзий про красоту жизни, не строила грандиозных планов на будущее. Откуда Реджина это знала? Она и сама задавалась этим вопросом. Она просто чувствовала. Просто знала, что Эмма, возможно, самый порядочный человек в этом ужасном мире. Поэтому Реджине хотелось подарить ей хоть чуть-чуть красоты. С такими намерениями она покинула больницу. Когда Эмма проснулась, первое, что она увидела, был прекрасный букет полевых цветов. Ни роз, ни лилий или других пафосных растений. А обыкновенные полевые цветы. Именно те, которые она любила. Которыми наслаждалась. И почему-то она точно знала, кто их подарил. И она точно знала, что безмерно благодарна этому человеку.