Love Will Set You Free

«Я никогда не думал, Что смогу пустить кого-то в свой мир».

Через несколько дней Зейн находит Ливию, всё ещё уставшую, когда та молится, но он покорно ждёт, не прерывая и ожидая окончания. Когда она замечает его, то не пугается. — Куда мы отправимся сегодня? — Есть особые пожелания? — ангел приподнимает бровь; он чувствует себя не в порядке сегодня, но старается быть хорошим хотя бы с этой девушкой, даже если не должен. Она заслуживает этого. — Я даже не совсем понимаю некоторое происходящее, так что… — Ливия качает головой, вздыхая. Ей бы так хотелось осознать все свои ошибки полностью и в один миг, но пока она узнаёт их шаг за шагов, возможно, принимая удар постепенно, но не менее болезненно. — Нам пора, — Малик отстранённо напоминает, и девушка уже, словно проделывая это множество раз, хватается за его крылья. Она до сих пор слаба после прошлого странствия, но они оба понимают, что ей станет хуже, она легко погибнет окончательно, если скоро не выберется отсюда. Несмотря на это, она не была единственной, кто чувствовал себя плохо. Зейн начал сгорать не только снаружи, но и изнутри. Именно она разожгла в нём этот огонь, будучи сама в нём, однако понятия не имея об этом. Снова одно и то же. Эти взмахи крыльями и стихийный ветер, вот-вот готовый задушить любого и без помощи нити. Ливия ощущала странное предчувствие, что, скорее всего, сегодняшнее перемещение не пройдёт так же гладко и покорно, как прошлые. Приоткрыв глаза, девушка крутит головой по сторонам, мгновенно хмурясь. Вместе с сильной болью по телу и ожогами приходит внутреннее беспокойство. Она прекрасно знает место, в котором находится, и не слишком хочет, чтобы её предположения оказались правдой. Вместе с глубоким вздохом ангела, она отпускает его, отдаляясь на несколько шагов. — Я знаю, что ты уже догадалась, почему мы здесь, — он прикусывает губу, показавшись сейчас сероглазой намного мрачнее, чем при первом знакомстве в аду. — Я не собираюсь отрицать и раскаиваться, — Ливия складывает руки на груди; они по-прежнему находятся на пороге милого и очень уютного со стороны небольшого домика. — Но ты хотела выбраться из ада и прекрасно знаешь, что… — В любом случае, сомневаюсь, что это раскаивание будет искренним, — она перебивает его быстрее, не желая услышать страшные для неё слова. — Ты противоречишь сама себе, — Зейн качает головой, уже касаясь дверной ручки. — Как и вы. Вы все кричите, что мы должны любить себя и окружающих, но при этом выбирать, кого именно. — Ливия, — он повышает голос. — Однополые пары запрещены в этой религии, и ты никогда не выберешься из ада из-за своих убеждений. — Мои убеждения вполне рациональны и свободны, и они, в отличие от многих чужих, искренние. Я не собираюсь отказываться от своих слов, — Зейн молчит в ответ, хоть и кипит внутри, качая головой, заходя в дом. Эта девушка серьёзно диктует правила ему, ангелу преисподней? — Любовь — это любовь. Нельзя запрещать людям любить того, кого они хотят, — девушка начинает снова, когда они проходят в гостиную, замечая в ней двух обнимающихся парней и недалеко сидящую Ливию из прошлого, что-то бурно обсуждающих. — Нет никакой свободы и выбора, если нет любви. — Всё сказала? — Малик грубит, из-за чего по её телу проходят мурашки. Она совершенно забыла, что он может быть таким. — Я не буду врать, — девушка шепчет, отворачиваясь обратно. Двое парней, сидящих на диване, были чуть ли не её единственными друзьями, которым она действительно могла доверять. Только сейчас она понимает, насколько скучала по ним. Так или иначе, но они были теми людьми, которые делали её собой. — Одна из причин, почему я отказалась от религии, было именно это, — Ливия начинает. — Ты должна раскаиваться, — Зейн, кажется, говорит это в миллионный раз. — Не буду, — темноволосая пожимает плечами, — они мои друзья, и я не собираюсь отказываться от них, — она смотрит, как в прошлом смеётся над какой-то шуткой. — Я не собираюсь отказываться от самой себя. — Тебе придётся сделать выбор. — Не будет никакой любви к себе, если её не будет вокруг. Я люблю их и не собираюсь говорить обратное, — она пожимает плечами под строгий взгляд Малика. — Лёгкий способ сдаться и замаскировать всё это под любовь к себе, — кареглазый вздыхает, впервые желая закончить с этим здесь и сейчас. — Не нужно говорить мне о лёгких способах сдаться, — она грубит, приподнимая бровь, прекрасно зная, что ангел понимает, о чём она. — Хорошо, тогда пошли, — он небрежно бросает, грубо схватив её за кисть, ведя в сторону выхода. — Малик! — она восклицает, чувствуя боль от его прикосновений. — Мне больно, — она хнычет, пока ангел не обращает на неё внимания, а рука горит всё сильнее. — Зейн! — она находит в себе силы вскрикнуть, и парень резко останавливается, отпуская её руку, замечая от своих прикосновений сильные ожоги и стоящие на глазах девушки слёзы. Всё складывается воедино. Он не приносил ей боли только когда был готов к ответным шагам, чего не происходит сейчас. Сильная злость мгновенно проходит, и он с сожалением смотрит на девушку. Его адское пламя внутри словно потушили, заменив на то, что разожгла в нём сероглазая — Ливия, — он вздыхает, желая снова прикоснуться к ней, но та лишь отскакивает на несколько шагов назад. — Не глупи, пожалуйста, — он просит, быстрее приближаясь к девушке, чем та снова сможет отскочить. — Посмотри на меня, — он ласково просит, слегка касаясь её подбородка подушечками пальцев, приподнимая голову, но на этот раз она не чувствует боли, которой так боялась, лишь лёгкое приятное покалывание. — Мне жаль, — он шепчет, — прикусывая губу, и серые глаза смотрят прямо в карие. — Ты придурок, — она вздыхает, и в глазах Малика, именно Малика, появляется снова тот огонёк, созданный ею. — Из ада, — большие руки обхватывают её тельце, прижимая в себе, к счастью, оба не чувствуют никаких ожогов, когда он слышит её всхлип. Ангел отстраняется, чтобы осмотреть руку, но девушка лишь отворачивается. — Ливия, — он просит, и этот бархатный голос действует на неё; она разворачивается обратно, всё ещё пряча руку. — Не бойся, — он мягко достаёт её руку, пока девушка всё сильнее начинает плакать. — Чёрт, — он шепчет, когда в ужасе видит перед собой кисть с ожогами на месте его прикосновений. На этот раз Ливия позволяет ему прикоснуться к себе, и он мягко проводит подушечками пальцев по краям каждого ожога. — Ангел ада умеет причинять не только боль? — она грустно усмехается, всё ещё всхлипывая, пока Зейн продолжает своё действие. Раны ожогов медленно исчезают, оставляя после себя шрамы, совсем похожие на те, что есть на телах других ангелов. — Нам пора двигаться дальше — Я не хочу туда, — Ливия по-детски хнычет, вытирая глаза ладонями. — Не хочу вспоминать это. — Прости, — Малик лишь вздыхает, мягко подталкивая девушку в сторону знакомого ей пути. Неожиданно для обоих, она берёт его за руку, проводя пальцами по шрамам на ладони. И он снова умирает изнутри из-за неё. — Почему у тебя и других ангелов так много шрамов? — она тихо спрашивает, всё быстрее и быстрее приближаясь к бывшему дому девушки, пока на улице смеркается. — Они появляются за наши грехи прошлого, но большинство моих ты не способна увидеть, — он мягко отвечает, не убирая её руку из своей, а мягко поглаживая большим пальцем. Всю дальнейшую дорогу они идут молча, но перед самым подъездом, уже знакомым Зейну, Ливия останавливается. — Ангелы ада способны чувствовать нечто большее, чем ненависть? — она боится этого вопроса, но всё же задаёт его. Несмотря на свою уязвимость сейчас, ей нужны ответы. — Если бы я сам знал ответ на этот вопрос, — мужчина вздыхает, вместе с девушкой молча заходя в подъезд и поднимаясь на нужный этаж. — Готова? — он спрашивает, прежде чем открыть входную дверь в квартиру. — Даже если я скажу «нет», это ничего не изменит, — она вздыхает, самая зная, куда идти, ведя за собой парня, направляясь прямо в спальню. Был вечер, но стемнело ещё не сильно, благодаря чему свет только включившихся на улице фонарей проникал в комнату, освещая её вместе с торшером. — Ты знаешь, что делать, — Зейн шепчет, понимая, что каждое слово может сейчас причинить девушке боль. Ливия из прошлого сидит в глубоком кресле, забравшись в него с ногами, нервно смотря на свои как старые порезы на руках, ставшие шрамами, так теперь и свежие. — Это время моего своеобразного становления на путь любви к самой себе, — Ливия грустно усмехается, машинально дотрагиваясь до шрамов на руке, спрятанных под длинными рукавами кожаной куртки. — Я каждый день говорила себе, что в порядке, но всё было не так, — она вздыхает. — Я жалела саму себя, но не могла уйти оттуда. — Ты можешь не продолжать, если не хочешь. — Что ты там говорил о раскаянии? — она грустно ухмыляется, пока слёзы возвращаются. — Я хотела измениться и сбежать от самой себя, не более. Так или иначе, те времена уже прошли, и я не горжусь ими. — Ты бы пошла по другому пути, если бы могла всё изменить? — он тихо интересуется, скорее из любопытства. — Да, но я не знаю, кем стала бы сейчас, повернув тогда. Возможно, да, всё началось, когда мне было просто любопытно узнать, какого это, причинять боль самой себе, но потом… в один миг моя жизнь не стала лучше, а продолжала рушится. Это пришло само по себе. — Ливия, — Зейн вдыхает. — Я просто не могла найти верного выхода, — она сглатывает. — Даже после, когда всё закончилось, я так много раз хотела умереть, но что-то останавливало меня, — она вздыхает, вспоминая, что даже несмотря на то, что была счастлива, она чувствовала что-то другое. Горький привкус в приторном счастье. — И в итоге я умерла после аварии. — Всё хорошо, — он видит эти слёзы и не может не обнять её, забывая о всех правилах. В итоге он будет гореть вместе с ней. — Всё будет хорошо, — он обещает, зная, что добьётся места в раю для неё.