Осколки стереотипов

Дрю.

Самая большая глупость, которую может совершить человек, — это опрометчиво обвинить кого-либо в том, чего он не делал. Знаю ли я об этом? Теперь, думаю, да. Если честно, глядя на два абсолютно одинаковых кольца на своей ладони, меньше, чем глупой девчонкой, я, признаться, никак себя назвать не могу. А сейчас, глупо оглядываясь по сторонам и чуть не стуча зубами от холода, выглядывая парня, у которого я самым наглым образом отобрала кольцо и который почему-то решил выйти на пробежку именно ночью, когда становилось жутко холодно, я с полной уверенностью могу классифицировать себя, как идиотку. Чёрт же меня дёрнул, лишь увидев как Эндрю стремительно нарезает круги вокруг немаленького дворца, всё-таки выйти на улицу. Совершенно естественно, что я не продумала ничего из предстоящего разговора, если он, конечно, состоится. Подойти и, отдав кольцо, заявить, что ошиблась? Обворожительно улыбнуться? Хотя, чёрт возьми, у меня точно не получится обворожительно улыбнуться этому парню. Он не слишком сильно мне не нравится, чтобы я могла спокойно и беспристрастно «меняться». Да и провинилась я слишком сильно, чтобы прикрываться выдуманной маской. Надеваю кольцо своей мамы себе на безымянный палец и, ещё раз поежившись, ближе подхожу к пруду, расположенному позади дворца. Небольшой, но завораживающий своей темно-синей гладью, в которой ночью, кажется, отражается свет звёзд. Вокруг него на приличном расстоянии стоят пара столиков со скамейками, впереди — дворец, а позади, за высоким забором, — заросли деревьев, больше напоминающие лес, чем рощу. Была во всем этом, наверное, какая-то непонятная мне романтика. Звёзды, вода и ночь, наверное, сопутствуют всем до жути романтичным натурам, любящим помечтать о принце на белом коне. Но мне, наверное, как лишь немногим, это кажется не только глупым, но и банальным. Помнится, однажды мне удосужилось стать частью всей этой романтики, и я даже успела на пару месяцев потерять голову, окружённая любимыми камелиями, которые он мне дарил, и воспоминаниями о днях, проведённых вместе. И больше я такого повторять не собираюсь. Камелии и чувство умиротворения в чьих-то руках — конечно, хорошо, но уверенность в том, что нож не прилетит тебе в спину мне дороже. — Что ты здесь делаешь? — голос Эндрю разрезал ночную тишину так неожиданно и быстро, что я, чувствуя, как сердце стремительно падает в пятки, вскрикнула. И, в неудачной попытке развернуться на каблуках, пусть и низких, спотыкаюсь о небольшой камешек, наверное, сравнимый по размеру с горошиной. И лечу вниз, раскинув руки в разные стороны, но успев всё-таки закрыть рот. А в последний момент вспомнив, что не умею плавать, издаю громкий звук, похожий чем-то на стон раненного зверя. Я барахтаюсь в этом пруду, чувствуя себя удивительно жалкой и недоумевая, почему обычный пруд может быть глубоким. Моя голова находится на поверхности, но я все равно ничего не вижу из-за брызгов воды, которая то и дело попадает в нос или рот. Мне страшно, холодно, и я не знаю поможет ли мне этот парень. Разве то, в чем я его нагло обвинило, не могло заставить Эндрю сейчас же развернуться и уйти, оставив меня наедине со своими проблемами? Почему-то я была больше уверена в этом, чем в обратном. Ровно до того момента, как услышала громкий всплеск воды рядом и почувствовала чьи-то руки на своей талии. *** — Пей, — коротко говорит Эндрю, поставив передо мной дымящуюся кружку и, заметив как я подозрительно принюхалась к напитку, с усмешкой добавляет: — Это всего лишь чай с медом и лимоном. — Спасибо, — сделав пару глотков, выдавливаю я из себя. Ведь не поблагодарить его было бы просто верхом невежества. В конце концов, он вытащил меня, мокрую и озябшую, из злосчастного пруда, к которому я больше никогда не подойду ближе, чем на три метра. Более того, не уверена, что теперь вот соглашусь выйти из дворца до того, как мы уедем. Эндрю, поняв, что я не могу в таком виде появится в своём крыле, любезно предложил мне принять душ, как я думаю, в его комнате, а потом даже принес чью-то женскую одежду. Но я, отказавшись её принять, решилась остаться в своей, которая успела немного высохнуть, пока я принимала душ. Холодно, конечно, ещё было, но, укутавшись в толстовку, которую всё-таки надел на меня этот неугомонный, я все же почувствовала себя намного лучше. — И что ты делала на улице в такое время? — проведя рукой по ещё мокрым волосам, он сел напротив меня. Я немного смутилась под его пристальным взглядом и, покрепче сжав в руках кружку, не смогла вымолвить ни слова. На самом деле, в голове до этого вопроса вертелась ещё целая куча своих, которые мне, на самом деле, очень не терпелось задать, пусть и было неловко. Например, где он сам успел принять душ, зачем бегает по ночам и почему пруд, который я сначала приняла за озеро, оказался таким глубоким. Но, вдруг вспомнив истинную цель своего выхода из дворца, я остолбенела. Кольцо. Где кольцо? Абсолютно пустым взглядом я оглядела свои пальцы, совершенно не ожидая увидеть на них что-то ещё, кроме кольца своей матери. И нервно сглотнула, до крови, наверное, зажевав нижнюю губу. Чёрт! Я не спешила поднять взгляд обратно на Эндрю, а он в свою очередь не спешил повторять свой вопрос. Если он, скорее всего, решил, что я сошла с ума, то в моей голове крутилось только одно — как я ему всё объясню? То, что была не права с самого начала, забрав его кольцо, а потом еще и громко ругалась с ним по этому поводу, уверенная в своей правоте. Я действительно считала, что в тот день, когда мы столкнулись в коридоре, надела на палец любимое кольцо мамы, в спешке покидая свою комнату, чтобы оставить Джейсона и Пайпер наедине. Была готова отдать свою собственную голову на отсечение, что кольцо, увиденное и поднятое мной во время нашей неожиданной встречи, — моё. Ведь оно было абсолютно идентичным моему, да и зачем парню женское дешёвое кольцо, не имеющее никакой ценности ни для кого, кроме моей семьи? И упорно игнорировала попытки Эндрю выловить меня где-то в коридоре или гуляющую около дворца эти пару дней. А если ему и удавалось, то в ответ парень слышал больше ехидства и наблюдал больше агрессии, чем, наверное, я сама к кому-либо и когда-либо проявляла. И несколько часов назад открыв свою, кажется, слишком большую шкатулку с украшениями, чтобы снять и положить туда надоевшие серёжки, я наткнулась на своё кольцо, лежащее там же, куда я его положила при упаковке украшений, которые привыкла складывать исключительно самостоятельно, тщательно выбирая и сортируя. Потом я глупо переводила взгляд с одного кольца на другое, тёрла глаза, стараясь свалить всё на усталость и оптическую иллюзию. Чёрт возьми, я ждала, пока оно исчезнет! Ещё полчаса я, расхаживая взад-вперед по комнате, старалась не ругаться слишком громко, чтобы не привлекать лишнего внимания. Мозг истерично соображал, что я могу сделать, как извиниться и стоит ли вообще. Я изводила себя ровно до того момента, как не увидела в окне Эндрю собственной персоной, бегающего в наушниках и спортивном костюме вокруг дворца. Наверное, я бы даже загляделась на него, как бывает в самых глупых любовных романах, не будь мне так стыдно и отвратительно от самой себя. Но потом, схватив первую попавшуюся кофту, я стремглав понеслась на улицу, словно, помедлив хоть немного, могла передумать. И теперь, сидя напротив первого чужого человека, перед кем мне за столько лет стало стыдно, я осознала, что его снисхождение и урегулирование нашего конфликта, в котором я почему-то неожиданно остро нуждалась, осталось там же, где и дорогое Эндрю кольцо, — на дне пруда, в который я в одиночестве ни за что не полезу. — Может, тебе выпить чего-нибудь покрепче, если история не тянет на чай? — неожиданное предложение заставляет меня опомниться и даже поперхнуться. Оглядываюсь по сторонам, словно не понимая, кому он это предложил, и откуда на кухне в Восточном крыле дворца Ди Анджело имеется «что-нибудь покрепче». Не пьют же они на работе, в самом деле? — Я не пью, — выдавливаю из себя и делаю ещё один глоток чая, чувствуя, насколько стремительно краснею. На самом деле, не думала, что до сих пор умею краснеть. Последние лет пять не было повода, если честно. Да и не мог никто смутить меня настолько, что щеки самопроизвольно начали покрываться румянцем. — Не ожидал, — старательно, но безуспешно скрывая свое удивление, говорит Эндрю. — Что я не пью? — действительно, как может богатая и, как ему видимо показалось, распущенная принцесса не пить. Чего я ещё могла ожидать? Мне впервые стало стыдно за свой стиль и за впечатление, которое я произвожу на парней, не выросших в таком же окружении, как и я сама. Воспринимая этих парней, как потенциальных идиотов, пудрить мозги и им, и себе казалось легче. — Именно, — на этот раз нисколько не смутившись, отвечает он. — Как я понимаю, ты не хочешь отвечать на мой вопрос? — Хочу, — наверное, я слишком быстро это говорю, потому что глаза парня округляются. И я снова потупляю взгляд. — Но не знаю, как ты отреагируешь. — Чтобы узнать — надо сказать, разве нет? — изгибает бровь и, заметно напрягшись, складывает руки на груди и откидывается на спинку высокого стула на одной ножке. — Я слушаю. — В общем, мне, правда, очень стыдно, — нервно сглатываю и, вздохнув, поднимаю руку, чтобы он мог видеть кольцо на ней. — Но я была не права, когда отобрала твое кольцо в коридоре. А потом ещё и не хотела тебе его возвращать. Пару часов назад я нашла свое и очень долго думала, как тебе правильнее все объяснить. — Ты смешная, — вдруг Эндрю хмыкает и, сложив руки на стол, даже улыбается. Он словно просиял, поняв, что упёртая девчонка наконец признала свою неправоту и стыдится. — Зачем себя изводить и думать? Можно просто вернуть, а потом успокоиться. Я какой угодно, но не злопамятный. — Подожди! Это ещё не всё, — перебиваю, видя, что он хочет что-то добавить. — Я упала в воду с кольцом в руке. И… И теперь у меня его нет. Внимательно слежу за его реакцией, приготовившись к всплеску эмоций и гнева, направленного исключительно в мою сторону. Вижу, как он, сдвинув брови на переносице, оттягивает воротник толстовки в сторону. Как прикрывает глаза и шумно выдыхает, словно пытается так успокоиться. — Что значит «нет»? — не поднимая на меня взгляда, спрашивает Эндрю, пока я подавляю желание съежиться и лишь сглатываю. — Ты понимаешь, я не буду больше повторять, — быстро проговариваю я, сжав кружку ещё сильнее. Так, что побелели костяшки. Но, собрав остатки сил в кулак, начинаю ещё быстрее тараторить: — Но я могу нанять лучших ювелиров и сделать точно такое же. Если хочешь, это будет уже не обычная бижутерия, а… — Мне не нужно то, что сделают твои ювелиры, — обманчиво спокойно произносит Эндрю, а я начинаю злиться. — Мне нужно то самое кольцо, но здесь ты уже ничем не поможешь. Лучше больше не пытайся. — По крайней мере, я хотя бы пытаюсь исправить то, что испортила! — поджимаю губы и смотрю прямо в его карие глаза. — Я сожалею, что так вышло и готова возместить ущерб. Если он не собирается идти на контакт, а лишь строить из себя обиженную жертву обстоятельств, то почему я должна унижаться и извиняться бессчётное количество раз? Во мне говорит высокомерная выскочка, амплуа которой сейчас приходится примерять намного чаще, чем раньше, но я не могу и не хочу снова сталкиваться с этим отвратительным чувством, что испытала, рассказывая ему все это. — Думаешь, мне нужны деньги? Хочешь откупиться? — презрительно произносит парень, скрипнув зубами. А потом вдруг странно и горько усмехается: — Я ожидал немного большего. Надеялся, что хотя бы кто-то из вас не окажется настолько меркантильным. — Я не… Не успеваю сказать хоть что-то, когда в кухню врывается весёлая принцесса Ди Анджело и, тяжело дыша, оглядывает нас горящими то ли от возбуждения, то ли от какого-то непонятного мне счастья глазами. Признаться, я надеялась, что все уже давно уснули, и никто не увидит меня в таком виде. Но, кажется, даже не обратив на мою до сих пор мокрую одежду внимания, Бьянка на вдохе проговаривает: — Боги, Эндрю! Как хорошо, что ты здесь! Мне звонил Крис, сказал, что они уже едут обратно и, кажется, что-то опять случилось! — всплеснув руками так, что фотоаппарат, висящий у нее на шее, подпрыгивает, она вновь глубоко вдыхает. — Какая-то драка, какая-то пьянка и злая Бет! Ты представляешь! Пока я с этими скучными репетиторами дни провожу, с учебниками разве что в душ не хожу, у них такое! А я ведь хотела поехать с ними, но решила, если Нико не едет, то выберу время на следующей неделе. Но он поехал! В общем, мне кажется, сейчас будет или скандал, или чудесное примирение Криса и Клариссы. Я даже камеру захватила на всякий случай! — выговорив это, Ди Анджело, словно в доказательство, показала Эндрю камеру и гордо потрясла ей. Но, кажется, ему было нужно намного больше времени, чтобы переключиться с одной неприятной темы на другую, как я успела понять, тоже не особо приятную, но хотя бы более забавную. По крайней мере, все, что я смогла понять из этого бессвязного монолога Бьянки — кто-то едет во дворец и что-то случилось. Наверное, это и было единственной действительно важной новостью, но, видимо, Эндрю было нужно больше времени, чтобы вычленить ее из контекста. — Ой, а что это вы тут делаете? — опомнившись и заметив меня, спрашивает принцесса, а потом, изменившись в лице так же, как меняются все, завидев Дрю Маклин или услышав мое имя, более спокойным тоном добавляет: — Здравствуй, Дрю. Какими судьбами? Я уже давно заметила подобную не особо веселую закономерность, но, зная, что это единственный для меня способ оттолкнуть всех, кого только можно, привыкла и смирилась. В конце концов, я выбрала этот образ. Или он — меня. Правда, это опять же не столь важно. Я воздерживаюсь от ответа на вопрос, заданный, уверена, исключительно из вежливости, не только потому, что не имею никакого желания все ей объяснять, а ещё и потому, что Эндрю делает это за меня: — Прекрати нервничать, Ди Анджело. Сделай пару глубоких вдохов, — усмехается, — и не утрируй. Как поругались — так и помирятся. Это же Нико, а твой брат не умеет долго ни на кого сердится, разве что, кроме того принца. — Я бы не была так уверена, — фыркнув, произносит Бьянка, пока я удивляюсь тому, как они общаются. Без лишних прелюдий, натянутой улыбки, красивых слов и лживого спокойствия. Наравне. — Сейчас и узнаем! — возбужденно восклицает она, услышав, как хлопнула входная дверь, видимо, с заднего двора. И мы снова остаёмся одни. Я жду чего-то. Слов, обвинений, хоть какого-то проявления эмоций. Но, наверное, напрасно. Потому что, даже не взглянув в мою сторону, Эндрю встаёт и идёт в сторону двери, о косяк которой облокачивается, сложив руки на груди и иронично глядя туда, куда убежала Бьянка. И молчит. Самое страшное, что молчу и я. Молчу, потому что не знаю, что могу сказать или сделать. Но знаю, что чертовски хочу всё исправить.