Осколки стереотипов

Аннабет.

Я немного опешила, когда Талия обняла меня в знак благодарности. Стоит ли говорить, что от этого на душе стало ещё более гадко, чем было до? Гадко просто смотреть в глаза этой девушке, отвечать на их со Сьюзен искренние улыбки и пытаться поддерживать непринуждённую беседу этим вечером, при этом зная, что не далее как утром я целовала её будущего мужа. Я была настолько зла на себя, что чувствовала острую необходимость что-нибудь разбить. Сначала я пыталась злиться и на Перси, ведь он, как мне казалось, должен был остановить это безумие, но успела одёрнуть себя. В конце концов, я сама несу ответственность за свои поступки, и никто мне ничего не должен. Особенно, наследный принц. Пусть и от одной мысли о нем меня продолжало бросать в жар, а губы буквально горели огнём. Я проводила по ним кончиками пальцев, глубоко и шумно выдохнув, понимая, что ещё немного и я сойду с ума от навязчивых мыслей. В голове то и дело всплывали и губы Перси, растянутые в улыбке, и его лицо, когда мы, кажется, по истечение целой вечности, отстранились друг от друга. Я чувствовала себя размазнёй, улыбаясь в ответ, но не могла этого контролировать, хотя и привыкла всегда держать эмоции в узде. Он помог мне дойти до комнаты, и никто из нас не произнёс при этом ни единого слова. Слова просто были бы не к месту, и мы это понимали. Да и сомневаюсь, что в этой ситуации вообще хоть что-нибудь было бы к месту. Думаю, Перси понял, что совершил ошибку, практически сразу же. В то время как мне, чтобы отогнать это сладостное наваждение и небольшое помутнение, вызванное алкоголем в крови, понадобились два часа неспокойного сна и жалкие попытки сдерживать сначала бушующие эмоции, а потом улыбку. — Спасибо ещё раз, — говорит Грейс, теперь уже обращаясь к Сьюзен, которая, кажется, была в восторге от неё. Поначалу женщина сомневалась в правильности своего решения, ведь всегда придерживалась мнения о королевских семьях, выставляющего их не в самом лучшем свете. Поэтому этим вечером, как, собственно, и я сама, не прекращала удивляться. На моё удивление, принцесса Первого королевства сегодня практически не прекращала улыбаться и шутить, и я не до конца понимала, к этому как-то относятся небольшие изменения в имидже или нечто другое. Но у меня хватило благоразумия не спрашивать. — Тебе очень идёт, — надеюсь, что достаточно спокойно, говорю я. И говорю чистую правду. Всё-таки они со Сьюзен не зря провели около двух часов в моей ванной комнате. Мало того, что прядь насыщенного синего цвета гармонично выделялась на фоне волос девушки цвета вороньего крыла, она ещё и выгодно оттеняла ее глаза. Раньше я бы сказала, что на такое могут и должны решаться лишь подростки с присущим большинству из них желанием выделяться, но сейчас лишь в очередной раз убедилась в том, насколько стереотипно порой мыслю. На мгновение мне захотелось, чтобы мы с Талией остались в этой комнате одни, и я смогла бы рассказать ей о том, что произошло этим утром. Абсолютно честно, ничего не утаивая. Ведь лучше знать горькую правду, чем оставаться в сладостном неведении, разве нет? Или я всё-таки не имею права ошарашить её такой новостью, не посоветовавшись перед этим с Перси? Но я сомневаюсь, что смогу даже банально находиться с ним в одной комнате или же смотреть ему в глаза, не краснея при этом до самых корней волос. И как это будет выглядеть? Я поймаю его за руку в коридоре и спрошу о подобном напрямую так, как будто это что-то обычное? Я не знала, что Персей Джексон и Талия Грейс чувствуют друг к другу, поэтому не имела права разрушать те отношения, что есть между ними на данный момент, даже если разрушать было, в сущности, и нечего. И уж тем более, я понятия не имела, что чувствую к принцу, который открылся для меня с новой стороны за эту неделю. Но это было определённо не то, о чём можно поговорить с кем-либо. Сомневаюсь, что кто-нибудь из моего окружения спокойно воспримет тот факт, что мне симпатизирует принц Второго королевства, дата свадьбы которого уже назначена. Да и можно ли назвать это симпатией? — Кстати, Аннабет, я хотела спросить, — поправляя свои прямые, достающие до плеч, и сейчас красиво уложенные волосы, говорит Талия, заметно замявшись и опустив глаза, когда Сьюзен уходит, чтобы прибраться в ванной. — О чём? — спрашиваю я, понимая, что девушка почему-то не может решиться задать интересующий её вопрос.  — Ты не знаешь, когда вернётся Ди Анджело? — выпаливает она, а потом, словно опомнившись, поправляется: — Я имела ввиду Нико. Да, Нико. — Обещал завтра, — я почему-то расплываюсь в улыбке, хотя и не до конца понимаю её интереса. Неужели они вновь общаются? Признаюсь, я не знала, как на это реагировать: радоваться или порицать, ведь совсем недавно Нико даже слышать не хотел своего отца, когда тот говорил о налаживании отношений с другими принцами и принцессами. Я поймала себя на мысли, что, возможно, стоит узнать это у самого парня, когда тот вернётся. Но, даже не смотря на то, сколько лет мы друг друга знаем, в этой ситуации лезть ему в голову и в душу — не самая лучшая идея. Особенно, зная, что со всей своей проницательностью, он тоже может задать вопрос, на который мне не захочется отвечать. Пусть Ди Анджело никогда не полезет в чужие дела, если его об этом предварительно не попросят. — Поняла, — кратко отвечает Талия и, быстро попрощавшись, выходит из комнаты, оставляя меня наедине с мыслями и Сьюзен, которая, кажется, поняла, что у меня не всё в порядке, но решила не спрашивать об этом при принцессе. Надеюсь, она не будет спрашивать и сейчас, потому что врать ей мне очень не хочется. Или стоит сказать ей правду? Я уверена, что Сьюзен никогда бы не стала меня осуждать, ведь она знает, что я вполне могу сделать это самостоятельно. И что я не тот тип людей, для которых поцелуй мало что значит. И что в последний раз я целовала парня чертовски давно, ведь всегда ставила в приоритет учёбу, а остальное само собой отодвигалось на второй план. Но она может дать совет, попытаться разобраться или помочь. Направить, в конце концов. Взгляд со стороны мне, определённо, не помешает. Но, чёрт возьми, я не уверена, что готова просить совета или выслушивать чьё-то мнение об этом, даже не смотря на то, что в подобных вопросах, как бы смешно это ни звучало, я, Аннабет Чейз, полный профан. В первую очередь, я боялась, что Сьюзен может озвучить мои мысли. Придать им материальную форму, подтвердить их. То есть, ясно дать мне понять, что это, чем бы это ни было, обречено. Но сможет ли она объяснить, какого чёрта я боюсь признать это вслух? — Представляешь, Талия хотела заплатить мне за работу, — убирая  волосы в хвост, говорит Сьюзен, выходя из ванной, не переставая улыбаться. — Очень настойчивая девушка, оказывается. Когда я, ничего не ответив на это, лишь молча киваю, женщина садится на кровать рядом со мной и кладет руку мне на плечо, заглядывая в глаза. — Аннабет, у тебя всё в порядке? — спрашивает она таким тоном, будто бы заведомо знает, что нет. — Я не знаю, — отвечаю я, мысленно ударяя себя рукой по лбу. — Хочешь поговорить об этом? Смотрю на мачеху в упор, не зная, как объяснить, что сама не до конца уверена нужен ли мне этот разговор. И главное: что именно я должна говорить. Что я по глупости поддалась неожиданному порыву, вызванному каким-то зародышем чувств к принцу Второго королевства? Чувств, которые должны быть лишь дружескими. Что теперь я чувствую себя глупо? Что мне хочется ущипнуть себя и, открыв глаза, с облегчением понять, что все это лишь глупый сон? Что мне чертовски страшно теперь даже смотреть ему в глаза? Что на долю секунды мне захотелось ещё? Сомневаюсь, что всеми этими вопросами одновременно может задаваться адекватный человек. И что тогда, чёрт возьми, со мной происходит? — В любом случае, знай, что можешь в любой момент ко мне обратиться, — проговаривает Сьюзен, кажется, уже поняв, что сейчас не добьётся от меня внятного ответа. Это было именно то, что мне нужно было услышать. И я не знала, когда настанет этот момент, но уверенность в том, что у меня будет человек, способный выслушать, заставила приятное тепло разлиться где-то в районе груди. Я запуталась. И это единственное, что я была готова сказать вслух.  *** В это время Южное крыло пустовало. Все его жители, гости Третьего королевства, стекались на ужин в Большой зал, одну из множества комнат в Восточном крыле, спроектированных моим отцом. Рейчел всерьез занялась организацией дня рождения Нико, поэтому вход в Западное крыло был заставлен разнообразными коробками с украшениями, которые нанятые Дэр люди перенесут лишь завтра, когда привезут оставшиеся декоративные элементы, и попасть туда можно было лишь через спортивный зал, где тренировалась охрана, в Восточном. Кажется, девушка планировала что-то действительно грандиозное, так как не желала рассказывать, какая будет тематика у вечера. Мы с Эндрю были больше чем уверены, что по масштабам и организации это мероприятие будет уступать, разве что, свадьбе самой Рейчел. Я пыталась уговорить её подойти с просьбой о помощи к мистеру Ла Ру и охране, но девушка упёрлась, настаивая, что не собирается платить людям, которые привезли это, деньги просто так. С одной стороны это было правильно и логично, а с другой — глупо и непрактично. Нико пошутил, что упёртость Рейчел когда-нибудь сыграет с ней злую шутку. Но он ошибся. Потому что её упертость сыграла злую шутку со мной. — Это Южное крыло, — говорю я, когда Рейна распахивает и придерживает для меня одну из двух створок двери. — Самое большое крыло дворца. Сейчас здесь живут члены королевских семей, но, тем не менее, некоторые комнаты на первом этаже свободны. Твоя дальше по коридору. — Здесь очень красиво, — отвечает она, задрав голову, рассматривая высокие потолки, огромные люстры, длинные ковровые дорожки с замысловатым рисунком, винтовую деревянную лестницу в середине коридора и занавешенные сейчас окна. — Дизайнеры не просто так получили свой гонорар, — словами Рейчел отвечаю я и улыбаюсь. Я вызывалась сопровождать эту девушку, появление которой стало для всех нас огромной неожиданностью, чтобы показать ей отведённую для неё комнату, только потому, что не хотела идти через Восточное крыло сейчас, чтобы столкнуться там с кем-либо, идущим на ужин. А если конкретнее, то с Перси. Я не видела его больше суток, рассчитывая и дальше избегать любой встречи с ним. Под словом «дальше» подразумевается «до конца приёма». Я боялась, и ни в коем случае не отрицала этого. — Нам сюда, — говорю я, указывая костылём в сторону белой двери с позолоченной ручкой, расположенной прямо напротив окна в конце коридора. — Ого, — на выдохе произносит Рейна, дважды повернув ключ в замке и замерев на пороге комнаты. — Я точно буду жить тут одна? — Абсолютно точно, — смеюсь я, даже где-то начиная сомневаться, что эта девушка, приехавшая в королевский дворец в обычных джинсах и свитере, с распахнутыми глазами оглядывающая комнату, из богатой семьи. Зато теперь мне более-менее понятно, почему Нико ей заинтересовался, пусть и только по-дружески. Её карие глаза располагали к себе, а улыбка была искренней, чего не скажешь о большинстве девушек, с которыми встречался парень. — Если честно, я понятия не имею, что здесь делаю, — вдруг уставшим голосом произносит она, облокотившись о дверной косяк. — Король Аид хотел, чтобы ты приехала, — пожимаю плечами я, хотя тоже даже не представляю, зачем ему этот спектакль, ведь Нико объяснил ему ситуацию. Насколько я поняла из пары фраз, сказанных Ди Анджело шокированной мне по приезду, отец Рейны занимается строительством в пределах и за пределами Третьего королевства. Он уже идёт на поправку, поэтому обещал быть на дне рождения принца. Наверное, король Аид, воодушевлённый неожиданным интересом сына, настоял на приезде сюда Рейны, потому что, насколько я знаю, ни она, ни сам Нико не очень-то этого и хотели. Но какой бизнесмен откажется от возможности наладить отношения с королевской семьёй? Особенно, когда она сама на этом настаивает. — Может быть, ты хочешь сесть? — глядя на гипс на моей ноге, спрашивает Рейна и, когда я лишь отрицательно качаю головой, выходит обратно в коридор и прикрывает за собой дверь, видимо, вспомнив, что я ещё должна показать ей, где находится Большой зал. — Кажется, я… Она не успевает договорить, потому что её прерывают громкие звуки, доносящиеся откуда-то справа. Мы практически одновременно поворачиваем головы к источнику шума и удивлённо замираем. По лестнице, громко топая, стремительно спускалась женщина, лицо которой я не могла разглядеть в тусклом свете. Её походка была довольно смутно, но знакомой. Я напрягаю зрение, чтобы рассмотреть её, когда та выйдет на свет, но вместо этого она лишь громко всхлипывает и, вдруг покачнувшись, с грохотом опускается на одну из ступенек, притянув к себе колени. Женщина сидит к нам спиной, поэтому я вижу, как ее плечи вздрагивают. Она плачет. Не говоря друг другу ни слова, мы двигаемся в её сторону. Я едва поспеваю за Рейной, которая уже взбегает по лестнице и опускается на корточки рядом с женщиной. Стоит ли говорить о том, как сильно у меня колотилось сердце в этот момент? — Вы видели её?! — срывающимся голосом спрашивает она, когда я уже нахожусь достаточно близко, чтобы слышать это. — Они сейчас вместе. Предатель! — О чём вы говорите? — глядя прямо в бегающие из стороны в сторону карие глаза женщины, в которой мне, наконец, удается узнать королеву Седьмого королевства, недоуменно спрашивает Рейна. — Ваше Величество! — до ужаса знакомый голос слышится где-то сверху на втором этаже, и я пугаюсь ещё больше. — Где вы? Мэй Кастеллан обхватывает руками колени и, тяжело дыша, начинает раскачиваться из стороны в сторону. Её душат слёзы, струями стекающие по лицу, и я боюсь представить, что могло вызвать столь бурную реакцию у этой женщины. Внутри всё стягивается в тугой узел, и я бросаю взгляд на ненавистные костыли, из-за которых все, что я сейчас могу, — стоять под лестницей, глупо задрав голову вверх, не в силах хоть как-то помочь. — Ваше Величество! — Перси в два шага преодолевает почти все ступени на лестнице, оказавшись рядом с растерянной Рейной и королевой. Благо, он не замечает меня, иначе я бы окончательно сгорела от стыда, потому что, стоило мне увидеть его, как все неожиданно отошло на задний план. Словно полная идиотка, я стояла не в силах оторвать взгляда от его спины и перестать краснеть. Волоски на руках встали дыбом, а губы вновь словно загорелись огнем, и я мечтала, чтобы кто-нибудь сейчас очень сильно ударил меня костылем по голове.  — Поднимайтесь, — мягким, почти бархатным, голосом говорит Перси, аккуратно беря её за плечи, — я помогу вам дойти до комнаты. — Нет! Ты не понимаешь! — восклицает она, резким движением скидывая его руки со своих плеч. Слезы не останавливаются, и я поджимаю губы. — Он там с ней! Чёртов подлец! Мерзавец! — Кто он? — аккуратно спрашивает Рейна, переключая её внимание на себя. — Мой муж! — всплескивает руками она, жадно глотая ртом воздух. — Г-г-г… Женщина задыхается, ворот её белой рубашки сбивается в сторону, а ногтями она силой впивается в свои ладони. Абсолютно ясно, что у неё начинается паническая атака, и я впервые за столько лет жалею, что в средней школе слушала лишь вполуха на лекциях по оказанию первой медицинской помощи, проводившихся всего раз в несколько месяцев. Перси, чертыхнувшись, опускается на колени, видимо, чтобы подхватить королеву Мэй на руки, когда с другого конца коридора раздается истошный крик: — Мама! — Люк пробегает мимо меня, хватаясь одной рукой за перила, а другой — за шею принца Джексона. — Отойди, придурок! Он отталкивает Перси назад с такой силой, что тот едва не теряет равновесие, перепрыгнув через несколько ступенек, оказывается в какой-то паре метров от меня, и лишь то, что он успевает в последний момент ухватиться за выступ на стене, спасает его от перелома позвоночника. В первый раз за эти полторы недели я вижу настоящую эмоцию на лице Люка Кастеллана, помимо уже привычной насмешки или кривой ухмылки. И смесь шока, злости и боли, на несколько секунд проступившая на его лице, словно сквозь трещину в маске, приводит меня в ужас. Что, чёрт побери, происходит с его матерью? Парень с лёгкостью подхватывает, все ещё тяжело дышащую и содрогающуюся в истерике, мать на руки, словно она не более чем пушинка, и, обойдя шокированную не меньше моего Рейну, скрывается в полумраке второго этажа, что-то тихо говоря ей. И в эту секунду, уже во второй раз за два дня, эмоции берут надо мной верх. Напрочь позабыв о том, что нас связывает с этим человеком; о том, что я зареклась ещё когда-нибудь с ним говорить или вообще видеться; о том, какие противоречивые эмоции он вызывает во мне; да и вообще о том, что он, в конце концов, принц, я, глядя на то, как Рейна поднимается со ступеньки, прикрывая рот ладонью, поворачиваюсь в его сторону и, чуть ли не багровея от смущения и злобы, спрашиваю нарочито спокойным голосом: — Какого чёрта, Перси?